Обсидиановый нож - Александр Мирер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще двадцать, — сказал гасиендадо. Мальчишка молчал, прижавшись к деревянной кобыле.
— Он сдохнет, — сказал управляющий. — Он еще мальчишка. Он не выдержит. «Еще двадцать» — повторил гасиендадо.
Он это запомнил. Белые звали его Бембой, но он помнил. Он — Дождь в Лицо. Сын Большого Крылатого Муравья. Через год он убил гасиендадо и ушел, унося с собой ремингтоновский карабин и двуствольный лолланд-Холланд. Но патронов было мало. Тогда он и встретил Многоязыкого, угрюмого юнца в джутовой рубахе до колен. Многоязыким его стали звать потом, много лет спустя. «Ты и заряжать умеешь? — спросил человек в рубахе. Смотри. Так; так; щелкнуло. Заряжено». Человек в рубахе взял ружье: «Целиться я умею. Главное уметь заряжать». Дождь в Лицо покачал головой: «Главное патроны. Патронов мало».
Так он стал вождем. С тех пор он постоянно заботился о патронах. Побеждает тот, у кого много патронов и надежное убежище. Его деревня была надежным местом. Сюда никто не мог приблизиться со стороны большой протоки, где живут Огненные. А в малой протоке нужно знать дорогу среди тростников, извилистую и узкую, как ход термита в дереве.
Здесь он дома, и муравьи дают ему зрение. Под защитой Огненных брошенная деревня его отца разрослась как большой муравейник, и на столбе вождя теперь вырезан крылатый муравей.
Отца звали Большой Крылатый Муравей, он обладал зрением и научил сына видеть. Только отсюда, от столба вождя. Джунгли видны сверху, — плывут и качаются, проносятся ветви мимо. Все ближе откос берега, вода, и виден враг, и Огненные кидаются на врага, как воины из засады, и он убегает. Враг бежит быстро, но зрение летит за ним, и Огненные преследуют врага до поворота протоки. Четырежды солдаты пытались высадиться на острове Огненных и много раз пробовали проплыть по большой протоке, но Дождь в Лицо видел, как пароход поспешно разворачивался, убегал вниз, исчезал за поворотом. Только отсюда, от столба вождя, можно видеть через Огненных. Кому он передаст зрение? Его сыновья погибли в походах.
«Наступили новые времена, — думал Тот Чье Имя Нельзя Произносить. — Белые летают по воздуху, бросая на деревни огонь, а Муравьи бессильны против летающих машин. Теперь патроны нужны еще больше чем раньше. Крупнокалиберные патроны для пулеметов. Скоро большой поход. Но сначала Бегущие должны взять патроны».
Многоязыкий оглянулся. В дом вбежал старший воин из отряда Змей и сел на землю за спиной Многоязыкого.
— Белый ушел к Огненным, женщина осталась в доме.
Три месяца ему доносили о каждом шаге белых, о том, что они едят, в кого стреляют. Он знал, как они выглядят — светловолосые, светлоглазые люди, прилетевшие на военном вертолете. Очень большой мужчина, лицо белое и широкое, как пресная лепешка. Женщина — маленькая, быстрая, стреляет без промаха. Воины рисовали их лица на дощечках, обводя светлые глаза кружками.
Тот Чье Имя Нельзя Произносить поднял веки.
— Скажи старшине. Я поплыву в пироге.
Воин попятился к выходу, побежал. Выгоревшие солдатские штаны болтались вокруг тощих бедер. Карабин он держал в руке. «Я не люблю убивать, — думал вождь. — Только если нельзя по-другому».
Он лукавил сам с собой и знал, что лукавит. Ему было все равно.
…Большая пирога вождя невидимо кралась вдоль берега поляны под воздушными корнями. Весла бесшумно отталкивали воду, роняли капли, пирога ровно шла по воде, извиваясь длинным телом, как сороконожка.
Из сумрака, из-под завесы корней была видна поляна, белая и сверкающая от солнца, и бледно-оранжевая палатка с черным квадратом тени под столбами.
Днем джунгли разделены на два мира — солнечный и сумрачный. Живое прячется в сумрак как может, потому что солнце убивает тех, кто не спрячется. На солнце деревья пахнут смолой, густым белым соком, а животные — потной шерстью или мертвенной сухостью чешуи. Только от муравьев пахнет всегда одинаково сильно; кислой слюной, горьким ядом и пылью подземных хранилищ. Они не боятся солнца, не скрываются в черную тень.
«Мир сложен», — думал вождь. Из этой сложности он должен вылущить ясную цель и сплести вокруг свои планы, как резьбу вокруг древка копья.
Древко должно быть резным, а лезвие — гладким и острым.
…Поход! Ворваться в город, сжечь дома и склады каучука и серебряные шары бензохранилищ. Напомнить белым — кто здесь хозяин… Поход…
Пока Бегущие не возьмут патронов, светлоглазых нельзя трогать. У них есть радио. Если радио замолчит, на розыски прилетят солдаты, и придется убить солдат и уходить. Вместо похода придется драться в джунглях, далеко от городов, и гарнизоны успеют получить подкрепления.
Пирога подошла к запруде. Тот Чье Имя Нельзя Произносить жестом остановил гребцов, посмотрел вдоль запруды. В коричневой тени под бревнами проскользнул водяной удав. От высокого берега к пироге неторопливо поплыли крокодилы.
Вождь поднял руку, пирога вышла на солнце, чтобы развернуться и снова уйти в тень. Дождь в Лицо уже увидел и понял то, чего не заметил советник.
Многоязыкий умеет торговать, но он лишен мудрости. Даже он не понял, что сделает вода, если взорвать запруду. Она помчится как раненый ягуар и затопит Огненных. Мы отведём воду вбок. Выроем канал, как белые — решил вождь. Но сначала Бегущие должны принести патроны. Следующей ночью Многоязыкий убьет светлоглазых. Стрелой, из духовой трубки, двухжальной стрелой, с наконечником из змеиных зубов. Я не позволю трогать их вещи, даже ружья и патроны. А утром воины выроют канал и к ночи начнется поход. Через две ночи. Когда прилетят солдаты, мы будем уже далеко. Солдаты решат, что светлоглазых убила змея.
«Все-таки придется, — думал Тот Чье Имя Нельзя Произносить. — Как только вернутся Бегущие. Почему-то мне не хотелось их убивать».
Он неподвижно сидел в середине пироги, младший воин отстранял корни и лианы, чтобы они не задели вождя, а Дождь в Лицо сидел неподвижно, только зеленая фланелевая рубаха поднималась на выпуклой груди. Он был стар, а его советники — глупы. Ни один из них не понимал, что племя держится чудом и храбростью воинов, и его мудростью.
Он вышел на берег, медленно пошел к своему дому. Младшая жена сидела на корточках у порога и чистила старое боевое копье. Когда вождь входил в дом, с поляны опять донеслись выстрелы.
III
Андрей лежал в мешке и стучал зубами — три десятка укусов даром не проходят, несмотря на сыворотку. Аленка положила его голову себе на колени. Его трясло, но он был очень доволен и, как всегда, начал от удовольствия дерзить.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});