Белая субмарина: Белая субмарина. Днепровский вал. Северный гамбит - Владислав Олегович Савин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наша слабость, наша рознь в прошлом остается,
Путь раздоров и обид мы прошли сполна!
Упаси нас впредь, Господь, меж собой бороться,
Коли Родина одна нам навек дана.
Выстрелы из танковых пушек в голове колонны – одновременно с голосом по рации: «Я – Ольха, носороги слева, тысяча двести». И ответ комбрига: «Я Дуб. Понял, к бою». «Носороги» – это очень серьезно. Так отчего-то зовут фрицевские зенитки калибра сто двадцать восемь, которые на километре с небольшим опасны, как черт с вилами – и Т-54 пробивают! Передовая рота рассыпается «елочкой» взводов, во множестве отстреливая дымовухи. Из леса стреляют, но фрицевские снаряды рвутся в поле, первый залп не попал.
В эфире хаос, матюги, трудно различить команды. Приказываю полку развернуться побатарейно, уступом вправо, и выходить вперед; дым мешает немцам целиться, но и нам ничего не видать. Диспозиция, дорога идет на запад, чуть забирая к северу, вокруг открытое место, лишь кое-где мелкие кусты, но вот впереди и слева, в стороне от дороги, я видел островок леса. И как раз с той стороны стреляют – уже больше десятка пушек, и минометы. Выскакиваем из-за облака дыма и скорее разворачиваемся лобовой броней: «носорог» все равно пробьет, но, судя по разрывам, там их немного, остальное мелочь. Вижу пятьдесятчетверки дозора: один горит, второй вертится, как черт на сковородке, и стреляет в лес, а оттуда часто полыхают выстрелы – и судя по высоте от земли, не пушки, а танка. Но дозорный танк целит явно не в них, а правее, почти вдоль дороги. Кручу оптику – вижу! Угловатый силуэт с длинным стволом на самом краю леса – вот он, «носорог»!
– Кедры один, два, три, я Кедр, даю указание по моему разрыву. Рябко, целевой заряжай! Леха, короткая! Огонь!
Тоже новинка – снаряд как ОФ, но при взрыве дает хорошо заметную цветную вспышку, как от магния. Для целеуказания гораздо лучше трассера – своего места не выдает. Разрыв чуть левее, но зенитка не танк, расчету должно достаться. Прицел влево, вот еще один – короткая, огонь!
В общем, запинали мы их в минуту. «Носорогов» оказалось всего две штуки, ну а ОФ нашего калибра, из двадцати стволов – это страшно, там все смешало с землей. Теперь можно и теми, кто в лесу спрятался, заняться – и основательно, не спеша. Судя по огневой мощи, там десяток танков, и не «тигры» – что-то помельче, «пантеры» или «четверки». Эх, ребята, что в дозоре, сами сгорели, но нас всех спасли, успев заметить и предупредить – ведь диспозиция была такая, что «носороги» стреляли бы почти вдоль нашей колонны, а «пантеры» из леса в борта. С семисот-восьмисот метров это и для Т-54 опасно, так что если атакуем одних, то подставляем борт другим. Ну, а когда зенитки вынесли, лоб в лоб десяток «пантер» против полусотни Т-54 и двадцати самоходов никак не играет.
Немцы тоже дураками не были: оттянулись в лес, оставив девять костров, шесть танков и три бронетранспортера. Еще нам достался один полугусеничный тягач от зенитки, слегка побитый осколками, но на ходу, второй такой же раздолбали. А «носороги» – это страшные звери, гораздо опаснее «тигров», вот только зенитка брони не имеет и менять позицию в бою не может, если засекли, то все. И громоздки очень, маскировать трудно, оттого дозорные их и заметили. А что будет, когда у немцев танки с этим калибром появятся – нет, размеры прикинул, не встанет это даже на «тигр». Ну, если только из него самоходку сделать, вроде наших СУ-122. У нас один танк, это который в дозорном взводе был, сгорел вместе с экипажем, еще подбитых есть пять или шесть, но с надеждой восстановить. А на самоходах ни царапины, ну точно – небесный покровитель бережет!
Пусть поможет острый меч да скакун крылатый,
Не скорбите ни о чем в этот светлый час:
С нами Бог, за нами Русь, наше дело свято!
Кто останется в живых, тот помянет нас!
Что польское это поле, а не русское, и бой уже не у нашей последней черты – ведь, наверное, самому тупому фрицу уже ясно, что не видать ему поместья с русскими рабами как своих ушей? А плевать – по сути, война эта идет за то, кому жить в этом мире, не уживемся мы с фашистами никак – или мы, или они. И их людоедскому порядку, что есть высшая раса и прочие недочеловеки, мы свой, справедливый, противопоставим. Что мы, русские, всем народам, которые в СССР вошли, как старший брат. Вот отчего русской автономии быть не может, в отличие от какой-нибудь, например, эстонской? Потому что наш порядок, наш закон, наша правда по всему Союзу, а все прочие могут существовать лишь в той мере, в какой нашей не противоречат. И кто по-нашему живет – тот наш, русский, советский человек, будь он по крови хоть армянин, хоть таджик.
Так замполит наш сказал. А ему, получается, кто-то свыше, линия Партии такая. И нам, выходит, задача поставлена проведение ее обеспечить, на все земли и народы, которые товарищ Сталин решит в эту линию включить.
Мурманск, британская военная миссия.
20 августа 1943 года
– Итак, Дженкинс, что вышло из вашей очередной «гениальной» идеи? Не делайте оскорбленного лица, я отлично знаю, с чьей подачи кое-кто наверху решил форсировать события. Вот только вы забыли, что отвечать по итогам придется мне. Так что я должен написать в докладе?
– Но, сэр, согласитесь, что при прежней тактике мы могли бы
