Творения - Максим Исповедник

Ипостасное соединение, по учению Отцов, есть схождение разносущных природ в одну ипостась, сохраняющее в себе без повреждения, изменения и разделения природную особенность каждой по сравнению с другой. А соположное соединение есть равное движение желания и полное тождество воли существующих самостоятельно и отдельно в своих личностных единичностях (εν μονάσι προσωπικαΐς). Значит, кто исповедует ипостасное соединение, хоть и утверждает существование после соединения двух природ во Христе, нераздельно соединившихся — ясно, что ипос- тасным соединением — ничуть не отклоняется от истины. Ведь он исповедует в согласии с Отцами, что природы, составляющие Христа, пребывают неслитно, так как между ними сохраняется различие, и никоим образом не может помыслить отдельно и вне ипостасного единства различные по отношению друг к другу природы. А вот кто защищает соположное соединение, хоть и тысячи раз скажет [275] о нераздельности, достоин порицания за то, что утверждает, будто — по смыслу его речи — нераздельное соединение происходит по некоему чувству любви, и никак не способен выразить единство ипостаси Бога — Слова в Его взятой от нас плоти с душой и умом. Невозможно ведь, чтобы из двух отдельных ипостасей, отделённых собственным логосом от однородных неделимых сущностей, сделалась одна ипостась. Так что святой отец наш Кирилл порицает и отвергает не утверждение двух природ, нераздельно соединённых после соединения, а мысль, которую теми же словами выражают злоупотребляющие речью.

Раз, стало быть, доказано — хоть и умеренно, но по — моему всё- таки в достаточной степени, насколько было возможно изъяснить в письме — и по святым Отцам, и по ходу общепринятой мысли, что ни малейшего разделения ни сделать, ни претерпеть, ни привнести число не может, а попросту изъявляет количество, не затрагивая взаимного расположения, каково бы оно ни было, то какое же осталось ещё подозрение в рассечении или разделении у тех, кто восстаёт против святой Церкви Божией и наобум отсекает себя от общего тела? Меньше они причиняют вреда, чем сами терпят, жалким образом умерщвляясь и губя себя этим отделением, и приуготовляют себе кару за непристойное поведение по отношению к телу Христову, ибо ради этого отринули правое исповедание благочестивой веры; разве что из опасения, как бы не показаться рассекающими соединение, примут слияние и<485>коварством исхитрятся не быть уличёнными в неблагочестивом исповедании!

О том, что во Христе существует различие вещей, или, скорее, сущностей, а не качеств. И о том, что всякое различие по необходимости непременно привносит с собой количество тех сущностей, к которым относится, а количество — выражающее его число, будь количество непрерывным или раздельным

Им ведь нужно было, если это было бы в самом деле не так, не одними лишь пустыми словами, будто никем не установленное, обманно [276] поминать различие для обольщения тех, кто попроще, а говорить не обинуясь, что за вещи различаются и каким числом, между которыми они исповедуют различие. Ведь если они верят, что после соединения сохраняются соединившиеся природы, то непременно исповедовали бы, что сохраняются две. Ведь именно столько их сошлось в неразрывном соединении, не восприняв при соединении ни малейшей перемены, ни слияния, ни умаления, ни сокращения, ни превращения друг в друга. А теперь они так не считают, раз отрицают, что после соединения сохраняются две природы, и сами себя, хоть и не желая того, уличают, утверждая, что различие сохраняется только в качестве, а не в самих вещах — а так, совершенно ясно, люди поступают лишь, когда шутят, и справедливо оскорбляются, если над ними не смеются, и явным образом лишают силы Евангелие, и устанавливают закон, по которому качества могут существовать без соответствующих сущностей, и учат, что различие может познаваться без количества. Великим ведь этим мудрецам, похоже, неведомо, что любое качество непременно принадлежит соответствующей сущности, в отношении которой оно и созерцается, и называется, а самостоятельным бытием отнюдь не обладает, и что любое различие, обнаруживая несходство и разность одного с другим по образу бытия, по природе привносит с собой количество различающихся вещей, будь то сущности, качества или свойства. И вообще, короче говоря, они должны были бы сказать, что существует различие чего- либо иного в тех вещах, которые они полагают различными по отношению друг к другу, непременно рассматривая их по количеству и познавая различие либо чувствами, либо умом. Невозможно ведь согласиться, что различие может быть ясно доказано без количества. Поскольку вещи, которые не являются полностью тождественными, никоим образом не могут иметь один и тот же образ бытия. Ведь мы никогда не сможем утверждать, что один и тот же образ бытия у сущности, или природы, к примеру, с другой сущностью, или у качества с другим качеством, или у свойства со свойством, или у ещё чего‑либо с ещё чем‑либо, когда они относятся к не вполне тождественным вещам, [277] — а между полностью друг другу тождественными вещами и различия никакого быть не может. А тем, что невозможность во всём усматривать один и тот же логос по одному и тому же создаёт различие, справедливо доказывается, что не могут быть [чем‑то] одним и тождественным себе вещи, у которых различен образ бытия, и что не один и тот же у них логос. Когда мы говорим, что одно различно с другим, или одни вещи с другими, то указываем, что речь идёт о многих вещах, или, по крайней мере, о двух, а не об одной; хотя иным образом и с другим смыслом говорим, что они относятся к чему‑то одному и составляют одно:<488>как у одного огня — его качества и свойства, и у одного Христа — Его природы, в которых и состоящим из которых Он познаётся, и у одного человека — те вещи, из которых он составился и в которых познаётся сущим. Одно в отношении ипостаси во Христе и в подобном нам человеке, или в отношении целого, составленного из них как из частей, так как оно полнейшим образом принимает оба различных логоса бытия своих частей, но не одно в отношении природы и сущности, потому что части не принимают логос бытия друг друга и мы не можем в обеих познать один и тот же логос бытия. Ведь не один и тот же логос Божества и человечества, как и души и тела, что всем очевидно. Поэтому ни как единое по природе, ни как просто одну или составную природу никогда Христа не определял разум истины. Не изъясняет и имя 'Христос' сущность или природу как сущность или природу вида, который состоит из множества различных неделимых ипостасей (ταίς υποστάσεσι ατόμων), как говорит в схолиях блаженный Кирилл: «Что имя 'Христос' не имеет определительной силы и выражает не сущность чего‑либо, а ипостась Слова, мыслимую, конечно, с приятием наделённой умной душой плоти»[1567]. Но и 'человек' выражает не одну природу, составленную из души и тела, как если бы у души была одна и та же сущность с телом, а вид: природа по различию состава отделяется от других видов, а как вид в равной степени относится к подпадающим ей и содержащимся в ней индивидуумам. Но из‑за того, что душа и тело по сущностному логосу суть две вещи, как собственно душа и собственно тело, и разные сущности по логосу бытия, он не отрицал того, из чего, в чём и чем является человек.

О том, что неблагочестиво говорить, будто Христос — одна составная природа, [278] и противно истине

Ведь у любой составной природы, имеющей собственные части, которые по явлению в бытие современны ей самой и друг другу и из небытия ради восполнения всеобщего устроения приведены в бытие могуществом, всё создавшим и удерживающим существование всего, эти части, разумеется, необходимым образом содержат друг друга, как это имеет место и в человеке, и в других существах, которым в удел досталась составная природа. Душа ведь не по своей воле овладевает телом и подпадает под его владение, и без намерения доставляет ему жизнь по одному тому, что в нём находится, и по естеству становится соучастницей страдания и боли благодаря свойственной ей способности их воспринимать; и хотя есть в самом деле некоторые люди, отошедшие<489>от истинного учения Церкви о душе, которые рассказывают сказки, будто душа — на эллинский манер — начинает существовать раньше собственного тела, или — на еврейский манер — позже, и не полагают, что творению видимых вещей предшествовало благое Божественное начало, и расположены враждебно к приведённому рассуждению, но я, рассудив, что опровержение их пустых и бессильных доводов тут не ко времени и не к месту, возвращаюсь к обсуждаемому.

А раз в самом деле так обстоит дело со всякой составной природой, как было сказано выше, никто из научившихся благоговейно мыслить о Божественном никогда не осмелится утверждать, будто Христос — одна составная природа, чтобы, решив говорить такое, неким естественным сплетением и последовательностью рассуждений не выразить, что Он весь тварен и создан из ничего, ограничен и подвержен претерпеванию, и не единосущен Отцу, а Слово современно плоти, — ведь именно таков смысл всякой составной природы, — и не подпасть из‑за этого страшным обвинениям. Ведь то, что имеет составную природу, и само, очевидно, по природе является составным. А составное по природе никогда не будет единоприродно и единосущно тому, что по природе просто. Значит, не годится благочестивым людям говорить, что Христос — единая составная природа, не только из‑за нелепости, вносимой такими словами, но и потому, что [279] ни один из богоизбранных Отцов такого никогда не говорил, а следует исповедовать единую составную ипостась Христа и две природы, дабы Он и Отцу единосущным и единоприродным познавался по Божественности, и нам единосущным и единоприродным по плоти постигался, и по вере мыслился всё тем же в отношении к Отцу и к нам посредником между Богом и людьми.