Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Джеймс Купер

— Как же вам удалось избежать беды?

— Мои глаза редко бывают закрыты в минуту опасности, виконт. Ялик был замечен вовремя, за ним наблюдали. Ведь я знал, что моего доверенного нет на бригантине. Когда движения ялика стали подозрительны, мы нашли способ, не прибегая к насилию, припугнуть этого мистера Ладлоу и заставить его отказаться от своего плана.

— А я думал, он не такой человек, чтобы струсить при подобных обстоятельствах.

— И вы не ошиблись, — я сказал бы, что мы с вами оба не ошиблись в нем. Но, когда его шлюпка стала искать нас на том же Месте, птичка уже упорхнула.

— Вы успели вовремя вывести судно в море? — спросил Корнбери, как видно нисколько не сожалея, что бригантине удалось ускользнуть.

— Что мне было делать? Я не могу бросить своего человека, и у меня были еще кое-какие дела в городе. Мы прошли в залив.

— Ну и ну! Это смелый поступок, но он едва ли делает честь вашему благоразумию!

— Смелость города берет, виконт, — спокойно и, пожалуй, насмешливо возразил моряк. — Капитан крейсера закрыл все выходы, а моя маленькая бригантина тем временем спокойно проплыла под холмами Стэнтона. Еще до начала утренней вахты она миновала три пристани и теперь ждет своего капитана в просторной бухте вон за тем мысом.

— Но ведь это безрассудство! Штиль, перемена течения или какая-нибудь другая превратность, которых так много на море, и вы попадете в руки закона, а это поставит в весьма затруднительное положение тех, кто заинтересован в вашей безопасности.

— Благодарю вас, милорд, за вашу заботу о моей судьбе; но поверьте, постоянные опасности научили меня всему, что необходимо в подобных случаях. Мы пройдем через Адские Ворота и выйдем в открытое море через Коннектикутский пролив.

— Право, чтобы выслушивать ваши откровенные признания, нужно иметь железные нервы! Общественный порядок зиждется на взаимном доверии; без него нет ни гарантии для капиталов, ни прочной репутации. Это доверие, порой не высказанное, тем не менее подразумевается; и когда люди при некоторых обстоятельствах возлагают надежды на других людей, которые имеют причины соблюдать осторожность, то нужно уважать даже в мелочах условия договора. Сэр, я умываю руки, если окажется, что, подвергнув себя опасности адмиралтейского суда, вы тем самым дадите возможность собрать против нас улики.

— Очень жаль, что вы намерены так поступить, — сказал Бороздящий Океаны. — Сделанного не воротишь, но я все же надеюсь, что это можно поправить. Моя бригантина всего в одной лиге отсюда, и было бы нечестно с моей стороны скрыть это. Поскольку вы, милорд, считаете наш договор расторгнутым, нет смысла скреплять его деньгами, — надеюсь, они еще помогут мне выручить юношу.

— Вы все понимаете так же буквально, как школяр, который вызубрил наизусть Вергилия. В дипломатии, как и в языке, бывают идиомы [190], и тот, кто так мудро ведет переговоры, должен это понимать. Уверяю вас, сэр, предположение так же далеко от окончательной оценки, как обещание — от его исполнения. Предположительная мысль — это всего лишь орнамент в рассуждениях, тогда как ваше золото — довод куда более солидный. Считайте, что сделка состоялась.

Простодушный моряк с сомнением взглянул на благородного казуиста, не зная, согласиться ли с ним без спора или нет; но, прежде чем он решил, как быть, снаружи грянул пушечный выстрел, и окна в доме задребезжали.

— Сигнал, возвещающий восход! — воскликнул Корнбери, вздрогнув, как человек, захваченный за каким-нибудь недостойным делом. — Но как же так? Ведь солнце вот уже целый час как взошло!

Контрабандист не выказал ни малейшего страха, но лицо его стало сосредоточенным, а взгляд пристальным, — должно быть, он сразу понял, что опасность близка. Он взглянул на море и тотчас отошел от окна — видимо, ему все стало ясно с первого взгляда.

— Итак, наша сделка состоялась, — сказал он, быстрыми шагами подходя к виконту, и крепко сжал его руку, хотя лорд недвусмысленно дал понять, что ему неприятна такая фамильярность. — Сделка состоялась. Если вы честно поможете юноше, вам не придется раскаиваться, а если обманете, вам воздадут по заслугам.

Контрабандист еще мгновение не выпускал изнеженной руки Корнбери; потом, приподняв шляпу с учтивостью, которая, казалось, скорее относилась к нему самому, чем к лорду, он повернулся и твердыми, но быстрыми шагами вышел из дома.

Карнеби был тут как тут и увидел, что его гость обуреваем одновременно возмущением, удивлением и тревогой. Однако обычное легкомыслие вскоре взяло верх, и бывший губернатор, убедившись, что он избавился от присутствия моряка, который обращался с ним так бесцеремонно, только покачал головой, как человек, привыкший покоряться неизбежному злу, и снова напустил на себя беспечность, по обыкновению свысока поглядывая на подобострастного лавочника.

— Быть может, это коралл, или жемчуг, или еще какой-нибудь из даров океана, Карнеби, — сказал он, машинально вытирая платком руку, которую только что насильно пожал контрабандист, — но морская вода оставила на нем свою соль. Право, я хотел бы надеяться, что меня никогда больше не настигнет или, лучше сказать, в меня не вцепится такое чудовище, ибо фамильярность какого-то боцмана для меня еще ужасней, чем для левиафана [191]каверзы его собратьев — морских чудищ. Сколько пробили часы?

— Еще шести нет, милорд, у вашей милости довольно времени, чтобы вовремя вернуться домой. Миссис Карнеби осмелилась высказать надежду, что ваша милость соблаговолит выпить чашку чая под нашим скромным кровом.

— Как ты думаешь, мастер Карнеби, что означает этот пушечный выстрел? Он так встревожил контрабан-диста, словно это был вызов в полицию или стон призрака капитана Кидда.

— Я не осмеливаюсь думать, милорд. Должно быть, это развлекаются какие-нибудь офицеры из форта, а если так, то можно не сомневаться, что все делается благопристойно и в чисто английском духе, милорд.

— Черт побери, сэр, в английском духе или в голландском, а только выстрел вспугнул эту птичку, этого кроншнепа или альбатроса, и заставил его сняться с места!

— Ах, милорд, у вашей милости самый острый ум в королевстве ее величества! Но все благородные люди так умны, что слушать их — большая честь и несравненное удовольствие! Если угодно вашей милости, я посмотрю, не видать ли чего.

— Сделай это, Карнеби, — признаться, мне очень любопытно узнать, что встревожило моего морского льва… Ага! Кажется, я вижу мачты над крышами вон тех складов!