Изгнание беса (сборник) - Андрей Столяров

Кажется просто неправдоподобным, чтобы один-единственный человек, чем бы ни был он наделен, мог околдовать целый город. Но таково, по-видимому, главное свойство мессии: преображать верой других. Жанна здесь вовсе не является исключением. История человечества полна примеров, когда личность, слывшая в своем окружении заурядной, после преображения тем, что позже назовут «волей Божьей», объявляется сначала безумцем, требующим невозможного, далее – пророком для фанатичного круга учеников, вынуждена бежать, скрываться, странствовать, избегать тысяч опасностей, и вдруг во главе ликующих войск входит в Священный город. Раб становится повелителем, нищий – обладателем несметных богатств, сумасшедший – оракулом, чьим тихим речам внимают властители. Мессия – это жажда мессии. Мессия – это эпоха, забившаяся в человеке. И если огненная стихия не опаляет разум, а зажигает его, то нет, наверное, ничего такого, чего бы он не мог совершить. Именно эту способность впоследствии определяют как чудо. И потому вызывают доверие самые фантастические подробности «третьей Севастопольской обороны». Те же иностранные журналисты, правда, не все (слишком уж удивительным кажется это даже для прессы), сообщают, что ежеутренне на стоянке автомашин перед зданием горисполкома устанавливают чугунный высеребренный изнутри чан с водой, – появляется Жанна, погружает ладони в зеркально-чистое колыхание, держит так две-три секунды, молча, как будто молится, а потом распрямляется и стряхивает капли на мостовую. Сразу же оживают цистерны, полные не молоком, но водопроводной водой, в каждую емкость благоговейно льется одна кружка из чана, веснушчатый Зайчик машет рукой шоферу: «Давай!» – и, попыхивая дымком, молоковозы расползаются по районам.

Неизвестно, как зародилась эта полная средневековой мистики церемония, но считается, что стакан «светлой воды», выпитый натощак, заменяет не только завтрак, обед и ужин, но и святостью, перешедшей от Девы, изгоняет из тела болезни и дурные намерения. Можно скептически улыбаться, слыша подобные сообщения, можно пожать плечами и вспомнить экстрасенсов, знахарей, колдунов, блаженствующих в смутное время, но нельзя не считаться с фактами, задокументированными официально: так же, как милиция фиксирует необъяснимое исчезновение криминала – безо всяких особых мер с ее стороны, так и медики Севастополя регистрируют почти полное исчезновение болезней в городе. Нет ни простуд, ни ангин, характерных для смены сезонов, ни весеннего авитаминоза и связанного с ним букета заболеваний, ни вспышки гриппа, регулярно отмечаемой именно в это время, ни мучительных астм, ни аллергий, ни более серьезных диагнозов. Посещаемость поликлиник падает почти до нуля, а количество вызовов «скорой помощи» ограничено бытовыми травмами. Более того – и это тоже факт, зарегистрированный несколькими больницами, – на поправку идут, казалось бы, самые безнадежные пациенты. Первая городская клиника фиксирует сразу восемь ремиссий у тяжелых больных, а центральная служба севастопольской «скорой помощи» – целых четыре спасения после клинической смерти. Причем, все эти люди, естественно, употребляли «светлую воду». Трудно понять эти факты в рамках привычного нам материализма. Вероятно, сама ситуация, будучи экстремальной, могла способствовать скрытым резервам человеческого организма. На фронте, как известно, насморком не болеют. И хотя за две долгих недели «Севастопольской обороны», помимо «благословения Девы» и множества прочих смутных легенд, рождались и невнятные слухи о неких людях, сливающих эту воду в особые керамические сосуды, о какой-то странной машине, пробившей шлагбаум ГАИ и на безумной скорости вылетевшей из города, о таинственном самолете без опознавательных знаков, немедленно после этого стартовавшем с военного аэродрома, – куда он держал курс: на Москву, на Киев, на Вашингтон? – но поскольку никаких подтверждений, в том числе и научных, эти легенды не получили, можно все-таки полагать, что дело здесь заключалось не в «благословении», как таковом, а – что проще и гораздо понятнее – в самой Жанне. Чудо есть то, что признают чудом тысячи человек. И оно есть именно чудо, пока люди о нем свидетельствуют. Других аргументов у истории нет. Существует лишь то, во что искренне верят.

Даже в природе, по-видимому, происходит нечто загадочное. Весь период «Севастопольской обороны» над городом не появляется ни единого облачка, не спадает на размякший асфальт ни одной капли дождя. Сух купол неба, горек запах полыни, накатывающийся из степей, ослепительна желтизна громадных закатов над морем, в зыбком золоте темнеют корабли Черноморского флота, странная лиловая дымка рождается по утрам, к полудню она усиливается, мерцает, дрожит и тогда крепостные стены окутываются синью пороха. Севастополь колеблется и выглядит грозно-потусторонним. Он и сам, как корабль, плывет в новое будущее. И, наверное, нет в мире силы, способной удержать его у причала.

Беспомощно наблюдает державный Киев, как один из городов его далекой провинции, казалось бы уже усмиренный и приведенный к покорности, неожиданно пробуждается и начинает говорить голосом, слышным по всей Европе. Какой удар по престижу только что образовавшегося государства! Какой опасный пример для раздраженного неловкой украинизацией населения! Не следует забывать, что почти половина всех граждан, живущих на Украине, русский язык вопреки «незалежности» рассматривают как родной, а Россию – как родину, отнятую у них в результате политического безумия. Спокойствие здесь – это спокойствие дремлющего вулкана. Слабый подземный гул чувствуется непрерывно. Правительство Украины явственно слышит ворчание раскаленной магмы. И его ярость и раздражение тем сильней, что оно ничего не может сделать в этой неприятной для себя ситуации. Формального повода для вмешательства нет. Можно и даже, наверное, должно отвергать результаты так называемого «референдума», можно и должно под предлогом наведения законности и порядка ввести в Севастополь подразделение спецчастей, можно в нарушение конституции даже сместить законного главу местной власти – пошумят в Совете Европы, однако целостность государства дороже, – но вот голодовку людей президентским указом не запретишь, спецчастями ее не подавишь, к ответственности в судебном порядке не привлечешь. Голодовка – это частное дело граждан, правительство не имеет права вмешиваться в нее. Не станешь же кормить целый город насильно, не получится, да и как это практически осуществить? Киевским политикам остается только одно – вести войну с Севастополем исключительно психологическими методами: объявлять все действия Комитета спасения незаконными, собирать компромат, формировать нужным образом мнение в обществе, выжидать, осторожно влиять на политическое сознание.

Именно так Киев первое время и поступает. Культ Севастопольской Девы, как с чьей-то легкой руки теперь именуют Жанну, объявлен тоталитарным, государственные газеты захлебываются «подробностями промывки мозгов жителям Севастополя», пишут о «психологическом шантаже» и «подавлении личности с помощью гипноза и психомиметиков», намекают, что Севастополь – это просто-напросто некий биологический полигон, где тайком испытывается новейшая психотронная техника, разработанная еще в особом отделе Комитета государственной безопасности СССР. В Киеве уже знают, кто является центральной фигурой противостояния, и уже установлено, что Жанна – подданная России. Послу Москвы в Киеве заявлен официальный протест, а посол Киева посещает российское Министерство иностранных дел и требует прекратить вмешательство во внутренние дела Украины. Он категоричен по всем международным критериям, однако нынешние отношения между двумя братскими республиками таковы, что одна всегда готова подложить другой порядочную свинью, и поэтому министр иностранных дел России, человек очень сдержанный и никогда, по слухам, не повышающий голос, в ответ пускается в долгие рассуждения о принципах демократии, о гражданском обществе, где религиозная и политическая деятельность ненаказуемы, объясняет, что МИД России не может контролировать поведение граждан за рубежом; да, вы знаете, это и не входит в задачи Министерства иностранных дел; если же гражданин или гражданка России нарушает законы какого-либо иностранного государства, то такое государство вправе само пресечь нарушения: например, выдворить нарушителя из страны или принять другие меры в соответствие с законодательством.

В его устах это звучит как вежливая издевка. Российский министр иностранных дел прекрасно осведомлен, что правительство Украины не контролирует ситуацию в Севастополе. Не так просто, даже имея в своем распоряжении вымуштрованный спецназ, задержать и выдворить из города человека, на котором сейчас сосредоточено такое внимание. И дело вовсе не в том, что Жанна с начала «осады» находится под непрерывной охраной: ни на шаг не отходят от нее братья Степано, появившиеся в городе, видимо, на второй-третий день, под спортивными куртками у них проглядывают ремни, вероятно, с оружием и любой, кто приближается к Жанне, попадает в прицел их темных зрачков; да и дядя Паша, возникший в Комитете спасения вслед за ними (вместе с Гошей и Зайчиком, разумеется), даром времени не теряет: по всему зданию горисполкома дежурят теперь некие накаченные ребята из местного клуба, крыша здания загромождена, чтобы на ее не могли приземлиться даже легкие вертолеты, подвалы закрыты, и ключи от них находятся лично у дяди Паши, а ближайшие входы в подземные коммуникации заперты и тоже тщательно охраняются; Киеву не удается наладить даже прослушивание Комитета: вся вживленная аппаратура изъята в первый же день, а еще через сутки двое неразговорчивых помощников дяди Паши, выглядящие, как электрики, чтобы не привлекать внимания, монтируют по всему зданию так называемую «свадьбу лягушек», в терминалах прослушивания теперь будет раздаваться лишь звонкое кваканье, – это все технические затруднения, их можно преодолеть; собственно, для того и существуют специальные подразделения. Главная трудность для Киева заключается даже не в том. Главная трудность – это, разумеется, сама Жанна. Вовсе не случайно, ее теперь называют Девой. Именно в Севастополе Жанна становится совсем другим человеком. Точно незримый круг ныне отделяет ее от самых близких сотрудников: от восторженного Зайчика, готового броситься за нее хоть в огонь, от страдающего горловыми спазмами тучного Гоши, даже от дяди Паши, молча, без каких-либо комментариев делающего свое дело. Отдельно стоит она и от фанатичных «иоанниток», «сестер Жанны», каково их официальное наименование, угрюмых, неприветливых девушек, чья бескровность подчеркивается особым полумонашеским одеянием. «Сестры» – это вообще трудный случай. Точно гарпии, блистая глазами, шествуют они по улицам Севастополя, прислушиваются к разговорам, наводят порядок в районных и городских учреждениях; горе тому, кто в присутствии их выразит хоть тень сомнения в Иоанне – «сестры» готовы немедленно растерзать каждого иноверца. Фанатичность их причиняет Жанне определенные неудобства, но мириться приходится, поскольку «сестры» – опора Комитета спасения. Именно через них распространяется его власть на весь город, и через них таинственное влияние Девы обнаруживается во всем могуществе. Однако невидимый круг и «сестер» держит в некотором отдалении. Непосредственно к Жанне допущена только настоятельница Ирина, а она, по крайней мере в этот период, рассудительна и далека от крикливого фанатизма. Радения, переходящие в массовую истерию, вспыхнут значительно позже, а пока у Жанны достаточно сил, чтобы «сестры» не выходили за пределы разумного. Точно также, чтобы не слишком выходили и остальные. Потому что благоразумием обладают далеко не все ее нынешние соратники. Обстановка слишком накалена, головы идут кругом, то и дело следуют резкие заявления обеих сторон, в этой ситуации приходится прилагать немало терпения, чтобы остудить кровь и не дать свершиться очевидной нелепости – вроде, например, всенародного похода на Симферополь или немедленного объявления Крыма независимым государством.