Год бродячей собаки - Николай Дежнев

Проснулся Дорохов так же мгновенно, как и заснул. Прямо перед ним, по другую сторону прохода, сидела женщина в каких-то смешных, напоминавших крылья бабочки, очечках. Большие, грустные глаза смотрели прямо на Андрея, но не вызывало сомнения, что вовсе не им были заняты мысли незнакомки. И это огорчало. Быть пустым местом всегда обидно, и такого с собой обхождения Дорохов допустить не мог. Поерзав по потертому сиденью, он для начала попытался встретиться с женщиной глазами и даже несколько пригнулся, но результата эти манипуляции не имели. Похоже было, что в ее сложном мире для Дорохова не находилось местечка. Оставалось только перейти к активным действиям. Легким движением Андрей скинул с плеча ватник и засучил рукава куртки на манер, как это делают заправские фокусники. Взгляд женщины из расфокусированного стал совершенно определенным. Теперь она смотрела на Дорохова вполне осмысленно, хотя вряд ли понимала, что за этими приготовлениями последует. Андрей же, демонстрируя, что в руках у него ничего нет, принялся выделывать в воздухе замысловатые пассы, на одном из которых выхватил из пустого пространства пятерку треф. Не останавливаясь на достигнутом, Дорохов полностью отвязался и вскорости собрал у себя на ладони целую колоду. Уголки губ незнакомки едва заметно дрогнули и поползли вверх. Однако, это было лишь началом представления. Поощренный вниманием факир уже доставал из-под собственной куртки красивого разноцветного петуха, который не замедлил перелететь через пространство вагона к одиноко сидевшей бабульке, где и превратился в довольно упитанную куриную тушку. Немногочисленная аудитория зааплодировала, причем больше всех усердствовала облагодетельствованная старушка. Дорохов привстал и скромно раскланялся. Старушку же в знак особого расположения наградил еще и десятком диетических яиц, своим ходом отправившихся к ней в кошелку. Женщина напротив улыбалась.

Кураж овладел Андреем, кураж, какой знаком лишь артистам цирка, замирающим на безумной высоте перед смертельным прыжком. Он выпростал вперед руку и — сказавши, ап! — вытащил из-за собственного уха маленькие дамские часики. Повертев их в воздухе, Дорохов с полупоклоном протянул вещичку женщине. Та отстранилась.

— Простите, но я от незнакомых подарки не принимаю…

Дорохов смутился.

— Видите ли, — начал он извиняющимся тоном, — это не то, чтобы подарок…

Женщина бросила быстрый взгляд на свою руку — часиков не было.

— Когда же это вы успели? — удивилась она, застегивая на запястье тоненький браслет, и тут же автоматически проверила в сумочке ключи и кошелек. Они оказались на месте.

— Ну, это мелочи, дело техники! — успокоил ее Дорохов, хотя вряд ли его слова достигли желаемого результата. Подобрав ватник, Андрей переместился на сиденье рядом с женщиной, протянул ей маленький букетик подснежников.

— Вы, наверное, фокусник? — она все еще не могла отойти от удивления, незаметно касалась кончиками пальцев часов.

— Ну, если по жизни, то, скорее, клоун, — с грустной улыбкой заметил Дорохов. — Вас ведь Мария зовут, не правда ли? Я так и стану вас называть…

— Откуда вы знаете? — еще больше удивилась женщина. Теперь она смотрела на своего соседа с опаской и даже сделала движение от него отодвинуться.

Дорохов переждал шум начавшего тормозить поезда и охотно пояснил:

— Это очень просто. Данное нам при рождении имя накладывает отпечаток не только на судьбу человека — это всем известно, — но и на его внешность. Я, к примеру, знаю целую породу людей, которых категорически запрещается называть Алексеями или Михаилами, а если такое случается, то они, бедняги, всю жизнь потом мучаются, чувствуют себя не в своей тарелке. Очень аккуратно и продуманно следует относиться к таким именам, как Зоя и Раиса, потому что… Впрочем, — улыбнулся Дорохов, — я, кажется, злоупотребляю вашим вниманием.

— Ну, а вас как нарекли? — в глазах женщины мелькнул интерес, и это радовало.

— Меня?.. Меня Андреем. Есть такое простое русское имя — Андрей.

— И это имя, оно вам подходит?

— Трудно сказать, — пожал плечами Дорохов. — В достаточной мере я его еще не обносил, но в принципе мне нравится. Вы же сами знаете, ко всему в этой жизни надо привыкнуть. Честно говоря, я бы чувствовал себя ущербно, назови меня родители Дормидонтом или Русланом.

— Вы странно говорите, — брови женщины сошлись на переносице, она нахмурилась. — Так, будто родились только вчера…

— Ну что вы! — светло улыбнулся Дорохов. — Я родился сегодня.

Мария вздрогнула, сочувственно покачала головой, плотнее прижимая к себе сумочку:

— Вот, оказывается, в чем дело!.. Тогда, понятно… Вы извините, мне сейчас выходить…

Она сделала попытку подняться, но Андрей мягко, но настойчиво придержал ее за локоть.

— Не надо, Маша, не обманывайте меня. Нам с вами еще ехать и ехать. И, ради Бога, не думайте, что я сумасшедший, это было бы слишком просто. А насчет моего рождения объяснение простое: я сегодня получил бутылкой по голове и мог бы умереть, но выжил…

Как бы извиняясь за то, что он такой, Андрей развел руками.

— Да-да, конечно, — продолжала кивать в такт его словам Мария, в то же время аккуратно посматривая по сторонам в поисках возможной защиты. — А могу я вас спросить: за что? То есть, за что вас ударили?

— Можете. Спросить, конечно, можете, — радостно заверил ее Андрей. — Только беда в том, что ответа я не знаю. Скорее всего, если в философском смысле, то за попытку жить не своей жизнью. Но это всего лишь догадка. По-видимому, я пробовал убежать от себя, но, как видите, не получилось. Впрочем, в двух словах об этом не расскажешь…

— Нет, нет, — заверила его женщина, нервно теребя букетик цветов, — я вас очень даже понимаю…

Немногочисленные пассажиры с любопытством наблюдали за странной парочкой. Разговаривая, мужчина улыбался, в то время как женщина все больше сжималась в комок, незаметно отодвигаясь к краю продавленного сиденья.

— Ну, это вряд ли! — покачал головой Дорохов. — Понять такое невозможно, разве только почувствовать. Человек должен жить собственной жизнью и стараться ее изменить, а не приобрести другую. Единственная для того возможность — это постоянная работа души… — он с улыбкой посмотрел на слушавшую его женщину. — Может быть, когда-нибудь мне удастся вам это объяснить, а пока сделайте одолжение, не тряситесь от страха. Судя по всему, я от удара потерял память, со мной случилось то, что медики называют амнезией. Так что, в определенном смысле, я родился только сегодня. Если хотите, — улыбнулся он, — в качестве доказательства могу предъявить шишку.

Андрей наклонился, продемонстрировал стянувшую волосы, запекшуюся над ухом кровь.

— Да, действительно, — растерянно пролепетала Маша. — Это, наверное, больно… Но от меня-то вы чего хотите?

— В первую очередь, чтобы вы меня не боялись. Ну и чтобы не обижались на мои слова. — Андрей замолчал, может быть, в первый раз за весь разговор посерьезнел. — Скажите, вам когда-нибудь говорили, что вы очень красивая женщина?.. Не сомневаюсь, что говорили! — продолжал он, не дожидаясь ответа.

— Тогда почему вы позволяете себе издеваться над собственной внешностью? Да, да, именно издеваетесь! — заверил опешившую женщину Дорохов. — Другого слова я не найду. Что это на вас за костюмчик, так интимно напоминающий солдатскую шинельку с заглаженными утюгом бортами. Смотрите! И пуговки в два ряда, и материальчик веселенький, цвета детской неожиданности… — Как изучающий картину художник, он несколько отстранился от Маши. — А эти, с позволения сказать, очечки! Какой-то дурак еще в пятом классе сказал, что они вам идут, и с тех пор вы этот фасончик и носите. Я поберегу вашу психику и не стану комментировать то, что у вас на голове, но, поверьте, без слез не взглянешь!..

В следующее мгновение Дорохов уже держался за щеку, горевшую от добротной, полновесной пощечины.

— Да как вы смеете! — повысила голос Мария, но Андрей тут же охладил ее пыл.

— Смею, Маша, еще как смею! Вы мне не чужая, мне с вами жить да жить. Так что, будьте любезны, прислушивайтесь к моему мнению. — Он автоматически потер горевшую щеку, поинтересовался: — Надеюсь вы не ушибли руку?.. Что-то сегодня меня все бьют. Может быть, в качестве компенсации я и получил способность быть органичным этому миру, чувствовать все его нелепости и несуразности. Знаете, мне почти физически больно от режущего глаз несоответствия формы содержанию. Я, как скульптор, вижу в материале только мне одному заметные черты шедевра. Вы с присущей вам тонкостью и интеллигентностью не можете не понимать, о чем я говорю. К тому же, как ученый… Вы ведь биолог?

— Я историк.

Хотя сказано это было не слишком дружелюбно, женщина, по крайней мере, сочла возможным продолжить разговор, с чем себя Дорохов и поздравил. Не выказывая радости, он заметил: