Стрельба по тарелкам (сборник) - Олег Дивов

– Пойдем на кухню, – скомандовал Бобров, проходя вперед. – Чай, кофе?

– Ч-чай, пожалуйста.

У Боброва был седой затылок. Сам командир оказался среднего роста, сухой и жилистый – типичная конституция военного летчика. Еще он был красив, не смазливой актерской красотой, а сдержанной, прямо эталонно офицерской, хоть сейчас на рекламный плакат «Есть такая профессия – родину защищать». И что больше всего удивило Стаса – командир выглядел… Не пожилым, но основательно пожившим. «А ведь ему всего-то тридцать пять», – припомнил Стас.

Капитан, который не станет полковником.

Его бывшие ведомые командовали эскадрильями. Бобров застрял в капитанах и «на звене». Признанно хороший летчик, «очень четкий», «чувствующий грань» и так далее. Что-то его не пускало дальше и выше.

На кухне Бобров хозяйничал без единого лишнего движения. И молчал. Стас притаился за столом, как недавно его «Ворон» в ангаре.

Чайные чашки выглядели кружками – Бобров явно не был скуп. Уселся со своей емкостью напротив Стаса, отхлебнул и сказал:

– Слушаю.

– Комэск хочет, чтобы вы с завтрашнего дня приступали. Согласно утвержденного плана.

– Согласно утвержденному плану, – поправил Бобров, холодно зыркнув на Стаса.

– Это он так сказал. Я цитирую в точности.

– Что ж, молодец, – взгляд Боброва потеплел. – Одобряю. Распоряжения начальства следует передавать без отсебятины, буковка в буковку. А то мало ли… Ну, раз сказали приступать, значит приступим… Как тебе сослуживцы?

Стасу надоело осторожничать, и он пошел ва-банк.

– По-моему, – заявил он, – их в полку боятся. Комэск спрашивал, не обижают ли. И приказал не брать с них пример. Козлов заметил как бы между прочим, что они могут испортить меня… Это какое-то заблуждение. Отличные люди. Я рад, что попал в ваше звено.

– Ишь ты, – буркнул Бобров. – Ну-ну.

И, казалось, глубоко задумался.

– Тебе придется непросто, – сказал он наконец. – Ты мог пойти в линейный полк и спокойно прослужить от звонка до звонка. А ты угодил туда, где учат летать беспилотники. Мы – могильщики нашей профессии, это ты понимаешь?

Стас кивнул.

– У нас уникальный полк, – продолжал Бобров. – Здесь поощряется инициатива, в разумных, конечно, пределах. Большой лимит на происшествия и ерундовые наказания. Ни с одного пилота не спросили всерьез за битую машину. Так не бывает. И так больше не будет, когда мы сдадим программу. Это тоже понятно?

Стас кивнул опять.

– Ничего тебе не понятно, – уверенно заявил Бобров. – Когда основная учеба по «Программе Ворон» закончится, на доводку и отладку возьмут немногих. Остальные продолжат служить. Просто служить. Им опять придется летать по шаблону – как бы чего не вышло… И ты, совсем еще молодой и, извини за выражение, развращенный, угодишь в другую авиацию. Где все по плану, и не дай бог высказать особое мнение. Будет скучно и нудно. Единственным утешением останется травить байки про то, как ты лихо гонял на «Вороне». Теперь сообразил?

Стасу захотелось привычно надвинуть фуражку на глаза, отгораживаясь от проблемы, но фуражка висела в прихожей.

«Он, значит, уверен, что его с ребятами возьмут на доводку, а меня не возьмут, – подумал Стас. – Ну, это мы еще поглядим».

– Хоть будет, что вспомнить, – честно сказал он.

– Ишь ты, – повторил Бобров. – Кстати, тебя не коробит обращение на «ты»? Я могу и на «вы», не проблема.

– Да что вы… Все нормально.

– Тогда давай-ка я тебя проэкзаменую чуток. Не голодный еще? Нет планов на вечер? Значит, ужинаешь у меня.

В гостиной Бобров хлопнул ладонью по стене, та на секунду померкла, и вместо схемы нервной системы «Ворона» появилась общая.

– Начнем с азов, если не возражаешь.

Через полчаса Стас попросил разрешения снять китель. Потом галстук. Он хорошо знал матчасть, но Бобров сыпал вопросами в бешеном темпе, а между вопросами давал массу свежей и зачастую неожиданной информации. На секретность Бобров плевал. «Эту схему ты найдешь в любом военном КБ по всему миру, – сказал он. – Толку-то. Мои комментарии – вот что секретить надо. Железо вторично, вся соль в настройках». С каждой минутой экзамен все больше походил на рабочее совещание.

«Ворон» легко было принять за живой организм. На самом деле он даже близко к нему не лежал. Это была боевая машина, очень надежная, очень крепкая, с зачатками разума и железной психикой. Надо было научить психику верно реагировать на внешние раздражители, а мозги – связывать далеко разнесенные понятия. Программировали «Ворона» по минимуму: чтобы летал, стрелял, бомбил. Выживанию над полем боя машина обучалась сама, отслеживая действия пилота-наставника.

Она была неглупа, но оставалась чисто военной машиной. Полноценный AI был ей заказан по определению. Свободой воли «Ворон» не обладал, он только имитировал принятие решений, выбирая один из известных ему шаблонов. Со стороны это выглядело просто волшебно, но по сути оставалось мгновенным перебором готовых вариантов атаки, уклонения, обороны и отхода. Так считалось надежнее.

Вариантов этих в техзадании прописали видимо-невидимо, и полк старательно их отрабатывал. Изначально планировали уложиться в три-четыре года. Потом добавили до пяти. Теперь поставили жесткий предел – закончить «основную учебу» к исходу восьмого.

Чем глубже полк вгрызался в тему, тем яснее становилось, что заказчик предусмотрел не все. В небе над передовой иногда складывался форменный бедлам, и насчет того, как должен «Ворон» вести себя в этом бедламе, шли жаркие дискуссии. Вдобавок потенциал машины оказался куда шире техзадания. Раскрывать потенциал до упора означало вскрыть попутно кучу новых проблем. Сейчас на техзадании было написано «Версия 3.1.». Представители заказчика и заводские инженеры буквально жили на аэродроме, в короткие часы досуга нарушая порядок и оказывая дурное влияние на личный состав, не говоря уж про офицерских дочерей. А в бодрящей атмосфере соревнования, которая так радовала когда-то, все отчетливей чувствовался нехороший запашок профессиональной склоки. Еще пару лет назад полк гордился своей избранностью. Теперь многие дорого бы дали за то, чтобы просто служить потихоньку, летать поменьше и получать бонусы за выслугу лет.

Люди устали. Утомилось начальство, замотались летчики, даже Особый отдел и тот умучился.

«Экспериментаторы», как нарочно, чувствовали себя в этой обстановке, будто козлы на капустной грядке. Многие в полку ощутили свои пределы, обучая «Воронов». А некоторые в эти пределы уткнулись носом. Пределы «экспериментаторов» упирались только в возможности машины, и они искренне желали делать свою работу идеально, не считаясь ни с чем. А уж не считаться ни с чем, включая мнение начальства, «экспериментаторы» умели. Если они хотели, как лучше, то могли выесть плешь командиру, убеждая его, что это лучше; если командир не верил, тогда они просто делали, как лучше – и хоть ты тресни.