Личная жизнь шпиона. Книга первая - Андрей Борисович Троицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вот как? — Колодный решался на девятую сигарету. — Не знал этих подробностей. Любопытно. Если ее ограбили, зачем надо было держать женщину в подвале трое суток? Обычно от тела избавляются в первую очередь. По поводу наблюдения за Разиным, проинструктируйте людей. Пусть работают внимательно.
— Мои люди сделают все, как надо. Не беспокойтесь.
— Вспомнил одну историю, забавную. Это было в Америке. Наш человек встречался с американцем, осведомителем, на таком вот вечернем перроне. Дождь, слякоть. Наш агент упал под поезд. Провели секретное расследование и выяснили, что его гибель — случайность. Никто не помогал этому парню свалиться под колеса электрички. Наверное, он поскользнулся на мокрой платформе, голова закружилась… Виктор, вы верите в случайности?
— Очень редко.
— А я верю. История, которая случилась с Разиным в Нью-Йорке, могла случиться, — сказал Колодный, задумался и добавил. — Но нам с вами рано гибнуть под колесами поезда. Ну, даже если мы облажаемся.
Он тихо, едва слышно засмеялся. Орлов передернул плечами, ощутив, как по спине пробегает холодок.
Они погуляли еще немного и разошлись, Орлов, чтобы сократить дистанцию и долго не ходить, спрыгнул с платформы, оказался на насыпи, нырнул под другую платформу, вылез из-под нее. Он открыл дверцу серой «волги», сел за руль и поехал домой. По пути он завернул в большой продуктовый магазин, а там в торговом зале самообслуживания, может быть, в честь какого-то праздника, не указанного в календаре, вдруг выбросили в продажу мороженную треску. С радости Орлов взял три килограмма, добавил два десятка дорогих, по рубль тридцать, диетических яиц и бутылку подсолнечного масла. Он вышел, всего-то четверть часа простоял в очереди к винному отделу и взял две поллитровки «Пшеничной» и крымского десертного вина «Кюрдамир».
* * *
Виктор Орлов, одетый в гражданский костюм, ботинки производства Югославии и модный оливковый плащ, приехал на служебной «волге» к новому здании управления КГБ по Москве и Московской области на улице Дзержинского. В его кабинете продолжались покрасочные работы, поэтому Орлов делил площадь со своими оперативниками. Он скинул плащ и устроился за столом. Полистал «Советский экран», посмотрел на фотографии артисток, которые, если разобраться, не стоили и пальца его Риты. Закончив с женской красотой, он взглянул на две папки, лежавшие на углу стола, их привезли из ГУВД Москвы, в них документы по делу убийства Татьяны Разиной.
Папки не слишком толстые. Вывод — милиционеры не сильно усердствовали, — и это хорошо. Значит, они не везде наследили, распугали не всех свидетелей, оборвали не все ниточки, и ему, Виктору Орлову, теперь можно спокойно поработать. С другой стороны, милиция, может быть, копала глубоко, без халтуры, но не нашла концов, тогда дело плохо.
Зазвонил телефон, Орлов снял трубку и узнал майора милиции Феликса Судакова. Милиционер говорил тихим, каким-то придушенным голосом, будто на шею набросили петлю затянули веревку.
— Надо поболтать, — сказал он. — Но только не по телефону.
— Что, важные новости? — спросил Орлов.
— Ну, не знаю…
— Подъезжайте, закажу пропуск. Вы наш адрес знаете. Если на метро…
— Я на машине, — прохрипел Судаков и дал отбой.
Через час он вошел в кабинет, это был высокий большой дядька, понятие здоровый ему не подходило. Орлов точно знал, что милицейскому майору сорок два, но выглядел он на все пятьдесят. Серый милицейский мундир с планкой наград ему не шел, к тому же был тесноват. Черты лица Судакова крупные, приятные, но кожа какая-то серая, бескровная, как у старого безнадежного курильщика. Серые незаметные брови, под тяжелыми веками — большие глаза неуловимого цвета. Через руку перекинут плащ, на голове картуз с красным околышком и кокардой. Он сделал вид, что не заметил протянутой руки Орлова, сел на стул возле письменного стола.
— Вы, наверное, понимаете, зачем я здесь?
— Догадываюсь, — кивнул Орлов.
— Нехорошо получается. Не по-товарищески. Я ведь с первого дня, как только потерпевшую нашли… Я впрягся и пахал.
— Понимаю, — сказал Орлов, больше сказать было нечего.
— Что ты можешь понимать?
Судаков так вздохнул, что показалось, — сейчас заплачет. Орлов отвел глаза, ему было неловко смотреть на этого человека, в его лицо, на его вычищенный и выглаженный мундир, на орденские колодки и памятную медальку самоварного золота — сто лет Ленину. Конечно, этот разговор должен был случиться, но не так скоро. С Судаковым поступили не очень красиво, но какие тут красивости, сейчас не до них. Милицейский майор сутки не спал перед этим разговором, мундир нагладил, нужные слова придумывал, а потом, как только оказался здесь, вдруг все позабыл.
— Понимаю, — повторил Орлов. — Но и ты пойми: работа есть работа. Даже когда она не очень нравится.
В ответ Судаков поерзал на стуле, откашлялся и на время затих, будто оцепенел. Но вдруг ожил, спросил, можно ли курить, получил утвердительный ответ, но не закурил. Опять замер, тяжело вздохнул, снял картуз и стал вертеть его в руках, будто только за этим пришел. Пальцы были желтые, обручального кольца не видно.
— Ну, можно было просто позвонить: так и так… Феликс, мы тебе не доверяем. Поэтому заберем все, что ты накопал, и присвоим себе. А тебе даже «спасибо» не скажем. Вот это я бы еще понял. Сурово, по-мужски. Но вы все решили втихаря, а меня поставили перед фактом. Прихожу на работу, а какие-то люди уже побывали в моем кабинете и забрали дело, пока меня нет. Ну, блин, как жулики…
Он расстегнул мундир, достал сигареты и закурил, огонек дрожал, когда Судаков прикуривал.
— Слушай, ну, прости, — сказал Орлов. — Мы не хотели милицию обижать. Никто тебя от работы не отстранял. И заслуг твоих никто не присваивал. У тебя таких уголовных дел в производстве десятка два. Работай, как работал. Но контора делом Татьяны Разиной сильно интересуется. У нас свои расклады, свои причины, чтобы знать то, что известно милиции. Понимаешь, майор?
Судаков скурил сигарету, но минуты не посидел, закурил снова. Развернул платок, протер высокий лоб и высморкался.
— Поверь, никаких сомнений в твоей компетентности, — продолжал Орлов и вдруг засмеялся. — Вот какие слова я вспомнил. Компетентность… Сто лет уж его не вспоминал. Как на партсобрании. Короче, без обид… Одно дело делаем. Я
