Они делали плохие вещи - Лорен А. Форри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Школьная влюбленность была глупостью, Мэв это понимала. Но фантазиям, которые помогали ей засыпать по ночам, это не мешало: она представляла, как Оливер крадется в ее комнату, когда все уже спят, и вот он уже стучится в ее дверь. Ничего такого они не делали, только обнимались и разговаривали всю ночь. Мэв представляла, как Оливер высказывает ей свое мнение о том, которая из сестер Бронте была лучшей писательницей, а она возражала ему, и он говорил: «Вообще-то, неплохое замечание». При этом она понятия не имела, читал ли он вообще что-нибудь из Бронте, и эта часть фантазии была продолжением кошмаров, которые ей раньше снились о ее экзаменах по английскому языку.
— Мэв?
На этот раз голос Каллума дошел до ее слуха.
Она рассыпала «Фрости» по столу, а когда начала сметать хлопья в ладонь, в дверь, спотыкаясь, ввалились Элли и Оливер. Элли рассмеялась и ткнула Оливера в плечо кассетой.
— И не смейся больше над моей музыкой!
— Я не смеялся. Клянусь. Доброе утро, дамы, джентльмен.
Лорна что-то пробурчала. Каллум весело помахал рукой. Ответ застрял у Мэв в горле и вырвался в виде кашля.
— Все в порядке, милая? — спросил Оливер.
— Да, — выдавила она. — Все отлично. Доброе утро.
Мэв избегала встречаться с ним глазами и поэтому не видела, что он делает. Когда она потянулась в холодильник за молоком, Оливер протянул руку за соком. Их плечи соприкоснулись.
— Извини. — Она отстранилась. — Давай ты.
Он взял апельсиновый сок, затем поставил пакет молока ей на ладонь и подмигнул. Тепло его плеча Мэв ощущала еще долго после того, как Оливер отстранился. Каллум протянул ей ложку, и она взяла ее за самый кончик, избегая прикосновения. Как будто невзначай провела рукой по плечу, представляя, что плечо Оливера все еще прикасается к ней.
А Оливеру в любом случае это было безразлично. В то утро он переминался с ноги на ногу, откручивая крышку на пакете с соком. Ему не терпелось поделиться новостью.
— Очень хорошо, что вы все здесь. Вы никогда не догадаетесь, что я узнал.
Лорна чистила апельсин с тем же безразличием, с каким сказала:
— Ты узнал, почему Холлиса в прошлый раз отчислили из универа.
Оливер поперхнулся соком.
— Значит, я права?
Она вытряхнула кусочек апельсиновой корки из-под ногтя.
— Что ты делаешь целый день в своей комнате, лесби? Шпионишь за нами?
— Эй, — вклинился Каллум. — Зачем ты говоришь об этом? Чья-то сексуальная ориентация — не твое дело и не должна быть оскорблением.
Оливер увидел, что Лорна покраснела, и хотел вонзить нож еще глубже, но Каллум не отступал, а желающих возразить ему не нашлось.
Оливер поднял руки.
— Извини, Лорна. Прошу прощения, — произнес он, делая ударение на каждом слове, а затем опустился на стул рядом с Элли.
— Тогда продолжай, — сказала Элли. — Расскажи нам, что ты узнал.
— Там, где я живу, у одного из моих друзей есть приятель, у которого брат учится в Эксетере.
— Ого, надежный источник, — вставила Лорна, но на этот раз Оливер проигнорировал ее.
— Он навел справки, и знаете, что он узнал?
— Узнаем, если ты расскажешь.
— Господи, Лорна! Заткнись и жри свой говенный апельсин в другом месте, если тебе все равно.
— Без выражений, пожалуйста, — шепотом попросила Элли.
— Прости, принцесса. В общем, оказалось, что Холлис — совершенно чокнутый. Настоящий психопат!
— Его комната рядом с моей! — ахнула Элли.
Каллум рассмеялся:
— Холлис? Наш Холлис?! Холлис, который помогает каждой старушке перейти улицу?
— Речь об особе женского пола, и не такой уж старой! Слушайте, Чарли говорит, что это есть во многих источниках.
Оливер пристально посмотрел на Лорну. Если он сможет убедить ее, то убедит всех.
— История гласит, что Холлис утащил ручную лису, которую один из преподавателей биологии держал в качестве домашнего животного, понимаете? И мучил ее. А потом, когда ему надоело развлекаться, он подвесил ее к дереву за шею и оставил висеть, пока лиса не сдохла. Ходят слухи, что он балдел от этого, но я допускаю, что никто не знает наверняка, каков был его мотив. Факты, однако, были напечатаны в университетской газете.
— А эта газета есть? — спросил Каллум, уже не так уверенно, как раньше.
— Чарли достанет мне экземпляр. Но ведь в этом что-то есть, согласитесь? Почему Холлис держал руку над пламенем свечи на последней вечеринке…
— Вы все этим занимались, — заметил Каллум. — Вы сами полностью чокнулись.
— В тот раз, когда мы выходили из «Байвэйса», он бросил камень в лису, рывшуюся в мусорных баках.
— Это была бумага от его кебаба, — возразила Лорна.
— Какая разница? Делайте выводы сами. Но говорят, что, если прийти в Эксетерский университет и произнести «Холлис Драммонд», первое, что вам ответят, — трахальщик лис. Говорю вам, этот парень — псих.
— Псих, да?
Хотя в окна кухни ярко светило солнце, тень Холлиса, стоявшего в дверном проеме, падала на них. Лорна бросила свой апельсин. Мэв сунула ложку хлопьев в рот. Каллум уставился себе под ноги. Но Оливер смотрел Холлису прямо в глаза.
Этот тип только притворяется грозным. А на самом деле он — пончик с кремом. Мягкотелое существо без хребта. Достаточно, чтобы кто-то один противостоял ему, и он сдастся. Окончательно рухнет.
Сплетни всегда внушали Элли отвращение. С возрастом она станет менее восприимчивой к ним, но в то утро, совсем юная, она чувствовала себя ужасно, когда ее втянули во все это. Однако, если Холлис совершил что-то плохое, разве они не имеют права об этом знать? Была бы она взрослой, могла бы задать этот вопрос, но тогда Элли не хотела в это ввязываться, и в кухне наступило долгое молчание. Она понимала, что Холлис хотел, чтобы они что-то сказали, но понятия не имела, что именно, чтобы исправить ситуацию, и поэтому ждала, пока это сделает кто-то другой.
— Холлис, приятель… — начал Оливер.
— Так я теперь твой приятель, да? А я думал, что я псих.
Оливер рассмеялся, как будто его застукали за списыванием на экзамене.
Холлис ждал.
— Если ты не хотел, чтобы мы проявляли любопытство, может, тебе стоило просто рассказать нам?
— Может, я не рассказал вам, потому что это не ваше собачье дело. Ты когда-нибудь думал об этом?
Оливер встал, ножки его стула заскрежетали по линолеуму.
— Я думаю, мы все имеем право знать, живем ли мы с психованным придурком, ага.
Элли захныкала, но никому уже
