Вместе мы удержим небо - Эллен Фьестад

Лука откладывает в сторону кисть и бежит на кухню. Становится за спиной у Гарда и обнимает его рукой за талию. Вдыхает восхитительные ароматы, исходящие от приготовляемых им блюд. Солоноватый запах его теплой кожи. Проводит руками вниз по его брюкам, чувствует, как он сразу же напрягается. Гард осторожно берет ее за руки, улыбается и высвобождается из ее объятий. Кидает на стол тарелки, достает из холодильника бутылку белого вина и откупоривает ее.

Она тянет его за собой на диван. Стаскивает с него через голову футболку и отшвыривает ее в сторону. Он склоняется над ней; у него такая теплая кожа, так чудесно ощущать на себе тяжесть его тела, слышать его дыхание так близко к своим ушам; он целует ее, губы у него одновременно мягкие и упругие. Он целует ее в шею, она гладит руками его сильную спину, зарывается пальцами в его волосы, обхватывает его ногами вокруг талии. Он встает и, крепко держа ее в руках, относит на кухню, не переставая целовать. Усаживает ее на барный табурет. Она распускает на нем ремень, расстегивает брюки, стаскивает трусы-боксеры и чувствует, как его поджарые ягодицы прижимаются сзади к ее ляжкам. Единственное, чего она сейчас хочет, это чтобы он проник в нее; она еще крепче прижимается к нему телом, оно открыто, оно покрылось влагой. Его руки пробегают по всему ее телу, его сильные руки на ее нагой коже, его тяжелое дыхание над ее ухом. Он сдергивает с нее трусики, она кладет локти на барную стойку, откидывает голову назад и чувствует, как он заполняет ее всю. Снова, и снова, и снова. Он такой восхитительно сильный и твердый, и она знает, что он не кончит, пока она не придет в полное изнеможение.

Какое-то время все так и продолжалось.

Пока что-то не стало медленно, но верно вклиниваться между нами. Наше собственное эго.

Мы оба настолько о себе возомнили, что забыли друг о друге. С чего и когда это началось, наверное, никто из нас не вспомнит.

40

Лука бросает школу. У нее не хватает времени, чтобы заниматься там. Ей удается снять пустующий чердак в старом доме. Вот уж где классно. Она обретается там почти безвылазно. Ей здорово работается там: будто она орудует распылителем высокого давления – стоит подойти к мольберту, как картины так и возникают на нем одна за другой. Она едва успевает воплощать многочисленные замыслы, которые так и роятся у нее в голове, торопится перенести их на холст. Писать с такой скоростью невозможно, поэтому она для памяти старается сразу же претворять каждый новый замысел в эскиз; карандашные рисунки разбросаны по всей комнате, ожидая своей очереди быть воплощенными уже в ином масштабе.

Из всех своих новых картин по меньшей мере двадцатью она вполне довольна. А ведь она сумела их создать за какие-то несколько недель. И еще она больше не боится. Не боится показывать их другим. Она сфотографировала свои картины, распечатала снимки по несколько экземпляров в формате A3 и отправилась в небольшую галерею возле водопада, где обычно выставляются начинающие художники. Заранее она ни с кем не договаривалась, просто накинула на себя какую-то одежду и побежала. Владелица галереи стоит под самым потолком на стремянке и вкручивает лампочки; Лука, не спрашивая позволения, раскладывает на столе содержимое папки. Галеристка вне себя от восторга, хочет выставить все картины сразу, устроить персональную выставку из произведений одной лишь Луки. Вот это да, ей же едва исполнилось восемнадцать лет! Слыханное ли дело, чтобы восемнадцатилетнему художнику предлагали организовать персональную выставку?

41

Гард с группой празднуют выход нового диска. Этот новый диск еще лучше, чем предыдущий. Газетные критики выставили ему оценку в шесть баллов из шести. И на этот раз именно Гард сумел сплотить группу. Хотя обычно он оказывался самым безалаберным из всех. А теперь это он собирает их на репетиции, это он нашел новое помещение для этого, это он договаривается обо всех выездных выступлениях. И это он сочинил три лучших композиции для этого диска. Гард просто в экстазе, он не может дождаться, когда же пройдет этот день, ему не сидится на месте. Наступает вечер, и это просто сказка. Все просто сказка! Группа играет слаженно, будто стая охотящихся волков; все проходит без сучка без задоринки, все даже лучше, чем им мечталось. Публика в восторге, два раза их аплодисментами вызывают сыграть на бис. Гард просто не может в это поверить, это же просто фантастика. Нужно обязательно спросить Луку, как ей понравилось? Он ищет ее глазами; публика покидает зал, а где же она? И когда все наконец уходят, ее нигде не оказывается. Неужели она так и не приходила? Неужели ее тут не было? Неужели она пропустила лучший из его концертов? Он не может в это поверить. Он не верит этому; он устремляется в бар, заказывает четыре порции виски и опустошает стаканы один за другим. Подходит Сэм и спрашивает, как дела. Он не отвечает, и она незаметно кладет руку ему на талию.

В галерее возле водопада Лука пытается разглядеть Гарда среди присутствующих. Как он мог не прийти на ее вернисаж?

42

Этим вечером Гард не приходит домой.

Лука укладывается спать на двуспальную кровать одна. Прижимается головой к подушке Гарда. Знакомый запах ударяет ей в лицо, как пощечина. У него такое надежное горячее тело. Когда он обнимает Луку, ей ничто не страшно в целом мире. Что же такое случилось с ними за последние недели? Они изменились. Оба изменились. Все больше и больше погружались каждый в свое дело. Отстранялись друг от друга. Получилось ровно противоположное тому, чего они хотели добиться. Лука все писала и писала, картины выходили отличными. Но что толку-то? Если ей никогда больше не быть вместе с Гардом?

Они больше не готовят еду вместе. Лука варила спагетти на плитке в мастерской; как устраивался Гард, она понятия не имела – наверное, ел вместе с другими участниками группы. Лука и Гард больше не засиживались далеко за полночь за разговорами. Не разглядывали узоры облупленной краски на потолке и не угадывали силуэты и фигурки в трещинках. Он больше не гладил ее по затылку своими теплыми руками. Они больше не целовались в кровати до тех пор, пока не скатывались с нее на пол, занимаясь сексом.

Теперь они возвращались домой поздно вечером. Падали в постель, едва перекинувшись парой слов. Поворачивались на бок спиной друг к другу и выключали свет. До сих пор она не задумывалась об этом. Ее мысли были слишком заняты выставкой. Всеми этими картинами, которые беспрестанно рождались в ее воображении, которые нужно было перенести на бумагу, а потом на холст. Ни на одной из них не появлялся Гард. А раньше ведь было именно так. Те, прежние картины было писать труднее, но на них присутствовал он. Картины рассказывали о них. O ней и о нем. Теперь ее сюжеты не имели к ним с Гардом никакого отношения. Что же случилось? И куда подевался Гард? Почему он не возвращается домой?

Справа от нее на стене висит афиша летнего фестиваля. Пока ее несли домой в рюкзаке, она вся помялась. Тем, где истерлись краски, на ней проступили неровные белые полоски бумаги. Эти полоски тянутся через всю афишу в разных направлениях. Скотч, которым она была прилеплена к стене в правом верхнем углу, пересох, лист отошел от стены. Свернулся трубочкой. Название и дата больше не видны. И забыты. А ведь это тот самый фестиваль, начинавшийся так плохо, но завершившийся так хорошо. Пот, крем от загара, испарина. Аэрозоль от комаров. Палаточная ткань, цепляющаяся к коже. Жесткое ложе, песок на полу. Песок на коже. Песок в еде. Запах свежеподжаренного бекона, смешивающийся с запахом керосина для примуса. Смех в ночи и компания студентов из Германии в соседней палатке. Грохот музыки из фестивальной зоны, доносящийся даже до самых дальних палаток, поставленных у кромки воды. Это было раньше. До того, как началось их отдаление друг от друга.

Лука чувствует, как ее длинные ногти врезаются в ладонь. Нажимает нарочно так сильно, что в конце концов перестает чувствовать боль. Она слышит свое частое дыхание. Вдох, выдох, вдох, выдох. Чувствует, как стучит сердце в клетке под ребрами. Все быстрее и быстрее. Хотя она лежит не шевелясь. Она лежит в кровати совсем неподвижно, а ее сердце готово выскочить из груди. И еще она чувствует, что ее начинает страшно мучить совесть, будто она совершила что-то очень, очень плохое. Она не понимает почему. Она дышит все торопливее, ей необходимо сесть, открыть пошире рот, чтобы набрать побольше воздуха; у нее одышка, она хватает воздух ртом, в ушах стучит. Что происходит? Ее охватывает паника, она вцепляется пальцами в простыню, держится за нее так, что побелели костяшки пальцев, смотрит прямо перед собой в бесконечную темноту фабрики и не понимает, где она. И вдруг внезапно все стихает; она в изнеможении падает спиной на кровать и засыпает.

43

На следующий день уже поздно вечером Гард, еле переводя дыхание, поднимается по лестнице в помещение фабрики. По пути ему приходится несколько раз остановиться, чтобы отдышаться. Сердце бешено стучит в груди, Гарду катастрофически не хватает воздуха. Он с трудом выпрямляется, открывает дверь ключом.