Тайный код Конфуция - Алексей Маслов

Что может выступить символом высшей упорядоченности? Конечно же, музыка. Разве она не является просто набором упорядоченных звуков? Отдельный звук, пусть даже повторенный много раз, не сможет усладить слух, а вот сведённые в сложную систему, они вместе дают мелодию. Конфуцианцы считали, что музыка имеет огромное воспитательное значение, «умиротворяет нравы и облагораживает души». Сам Конфуций был очень восприимчив к музыке, прекрасно разбирался в древних мелодиях и даже мог давать наставления музыкантам.

Он сам обладает способностями впадать в настоящий транс от звуков ритуальной музыки. Как-то в царстве Ци он услышал ритуальную мелодию, после чего «три месяца не чувствовал вкуса мяса». Более того, он сам поражен таким воздействием на себя: «Никогда не представлял себе, что музыка может пробудить во мне такое» (VII, 14).

Однако и музыка может влиять на людей по-разному. Конечно, она — символ упорядоченности и вселенской гармонии, но в этом и её опасность. Например, музыка боевого танца, во время которого разыгрывались сцены древних сражений, показалась Конфуцию «прекрасной, но недостаточно добродетельной», ибо возбуждала души, поселяя в них «военное начало». Но была и другая мелодия — «гражданская», под которую исполнялись удивительные по своему изяществу танцы с павлиньими перьями. Она была «и прекрасна, и добродетельна», поскольку выявляла в человеке глубину «культурного начала», которое так ценил Учитель.

Он постоянно наставляет, что существует ритуал за пределами внешних действий, истинная музыка — за пределами собственно слышимых звуков. Он переживает, что большинство людей слишком формально воспринимает и ритуальные правила, и музыку. Дня многих из них — это уже просто архаические формальности, они не вызывают у них столь чистого и яркого отзвука в душе, как то полагается по древним уложениям. Он в раздражении восклицает: «Вот, все говорят: «Правила, да Правила». Да неужели ними имеются в виду лишь подношения даров из яшмы и парчи?! Вот, все говорят: «Музыка, да музыка». Да неужели под этим имеются в виду лишь удары в колокола и барабаны?!» (XVII, 11). Истинная архитектоника звуков прорастает где-то в пространстве, не доступном обычному человеку, путь к которому лежит не через формальные действия — правила или «удары в барабаны» — но через постоянное подвижничество, самопреодоление и, самое главное, — вглядывание в зеркало древних идеалов.

Для Конфуция же музыка — искусство особого рода — она сродни мирозданию. И здесь он, кажется, наслаждается парадоксом: разные, первоначально несвязные между собой звуки барабанов, гонгов и колокольцев мистическим образом сливаются воедино и образуют единую мелодию. Здесь происходит какая-то мистическая трансформация — несвязное внезапно оборачивается единством; то, что изначально имеет разную природу (а разве не таковы звук барабана и звук струнной цитры?), объединяется внутри единой архитектоники. Все это символически повторяет то, как разные люди разных нравов и разного происхождения могут единиться внутри единого священного Ритуала связи с Небом.

Сам Конфуций хорошо играл на цине — традиционном китайском струнном инструменте — и неплохо пел. Но искал он в музыке не красоту мелодии, не многоцветие переливов — он стремился как бы заглянуть за сам звук, в то пространство, откуда он исходит. Прекрасно ощущая мистическое, сокровенное, он, тем не менее, не любил говорить о них. Сохранилась поучительная история о том, как Учитель обучался музыке. Что же искал он в незатейливой мелодии древней китайской песни?

Его учителем был некий Ши Сян. С начала обучения Конфуция прошло уже десять дней, а он продолжал разучивать лишь самые элементарные аккорды, сам же объяснял это так: «Я лишь усвоил мелодию, но необходимо ещё овладеть и искусством исполнения». Через некоторое время, когда Ши Сян-цзы решил, что Конфуций может приступать к новой мелодии, мудрей произнёс: «Я ещё не постиг, в чём коренится выразительность её напева».

Прошло время, и Ши Сян-цзы вновь предложил Конфуцию перейти к разучиванию новой мелодии. На этот раз реакция Учителя была ещё более неожиданной. Конфуций ответил не сразу — он погрузился в глубокие размышления, а затем, будто очнувшись, взглянул вдаль и радостно произнёс: «Теперь я представляю этого человека. Он смугл, ростом — высок, а взор его устремлён вдаль. Он подобен правителю, взирающему на четыре стороны света. Да кто еще, кроме правителя дома Чжоу Вэнь-вана («Просвещенного правителя»), сумел бы создать такую мелодию?!».

Ши Сян-цзы, поражённый, вскочил с циновки и дважды поклонился Конфуцию. Оказывается, мудрей угадал — эту мелодию действительно создал Вэнь-ван. Да он даже и не угадал — он воочию соприкоснулся с древним правителем, прозрел его дух внутри себя. Стоит заметить, что именно Вэнь-вана Конфуций считал примером человека культурного. Так благодаря музыке причудливым образом произошло мистическое соприкосновение двух мудрецов разных эпох.

«Лунь юй»: музыка, что приводит Поднебесную в гармонию

III, 23

Учитель так говорил Старшему наставнику из царства Лу о музыке:

— Музыка — ее необходимо знать! Сначала настраивают инструменты [добиваясь слитности пяти тонов], затем приводят звуки в гармонию, делают их ясными тягучими. И так до конца произведения.

VII, 14

Учитель, находясь в Ци, услышал мелодию шао. После этого три месяца он не чувствовал вкуса мяса. Он сказал:

— Никогда не представлял себе, что музыка может вызвать во мне такое.

VIII, 15

Учитель сказал:

— Когда главный придворный музыкант [царства Лу] Чжи начинает исполнять песню и когда заканчивается ода «Крики чаек», как ласкают слух приятные звуки!

Во время дворцовых церемоний музыкальную часть открывал сам главный придворный музыкант, а концерт, как правило, заканчивался исполнением оды «Крики чаек» («Гуань-цзюй»).

XI, 1

Учитель сказал:

— Есть люди, что сначала изучают Правила и музыку и лишь затем становятся чиновниками — это может изменить даже простолюдина люди, не имеющего рангов и жалований. Есть люди, кто сначала стремится стать чиновником, и лишь затем изучать Правила и музыку — это дети из благородных семей цинови дафу. Если бы мне понадобились способные, то я выбрал бы из тех, кто начинает с изучения Правил и музыки.

XVII, 4

Когда Учитель прибыл в городок Учэн, то услышал там струнные переборы и песни. С улыбкой он сказал:

— Годится ли резать курицу бычьим ножом?

На что Цзы Ю ответил:

— Я, Янь, слышал когда-то, как Учитель говорил: «Если благородный муж изучает Дао, то проникается любовью к людям. Если же мелкий человек изучает Дао, то его легче использовать».

Учитель сказал:

— Дети мои! Янь прав, а то, что я сейчас сказал вначале, было лишь шуткой.

Цзы Ю был управляющим небольшого уездного городка Учэн. Конфуций имел ввиду, что музыка, которую он услышал, следовало исполнять лишь на ритуальных церемониях в большом городе, а не в маленьком городке. Здесь скрыт его спор с учениками, а в в самом споре — противоречие между строгим соблюдением ритуальных правил и широкой проповедью учения-Дао. Конфуций почувствовал это противоречие и превратил свои слова в шутку.

XVII, 11

Учитель сказал:

— Вот говорят: «Правила, да Правила». Неужели под этим имеются в виду лишь подношения даров из яшмы и парчи?! Вот говорят: «Музыка, да музыка. Неужели под этим имеются в виду лишь удары в колокола и барабаны?

XVIII, 9

Главный музыкант Чжи отправился в Ци, распорядитель музыки при завтраке Гань бежал в Чу, распорядитель музыки при обеде Ляо бежал в Цай, распорядитель музыки при ужине Цюэ бежал в Цинь, барабанщик Фан Шу удалился на берег Хуанхэ. Музыкант У, играющий на ручном барабане, переправился на другой берег реки Хань, помощник главного музыканта Ян и Сян, что играл на каменном гонге, бежали за море.

Во время церемоний и при приеме пищи во дворце правителя исполнялась строго определенная музыка. Это было лишь прерогативой правителя. Однако три крупнейших клана в царстве Лу также ввели у себя в домах эти обычаи, чем нарушили ритуал — звук музыки, устанавливающий космическую упорядоченность в мире, предназначался лишь для правителя. Музыканты, возмущенные этим, разбежались в другие пределы.

Раскрытие тайного

Скорее всего, он был из той категории культовых служителей, которые имели способность напрямую общаться с духами, получать от них «указания», знаки и откровения. Именно поэтому Конфуций постоянно призывает «следовать Небу», «слушать Небо». Конечно, он не философ инее имеет никакого отношения к классическому пониманию философии — он не философствует, не размышляет, не пытается построить внятной теории. Он лишь отражает, рефлектирует на том высочайшем уровне духовного откровения, который может быть доступен лишь высочайшему магу и посвященному.