Освобождение - Евгений Анташкевич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Нет, дышит, – прошептал он.
– Давай верёвку, – прошипел Степан Ванятке, – быстро!
Они связали человеку руки и посадили спиной к дымоходу.
– Чеши к китайцам, через час начнет темнеть, пусть, где хотят, раздобудут грузовик и подгонят его к соседней парадной. На всё про всё тебе час, максимум – полтора. Лети!
Человек пришёл в себя минут через десять. У него дрогнули веки, он судорожно вздохнул и попытался достать рукой горло, но руки были связаны, он только дёрнул плечом и хлопнул глазами. Матея положил ладонь ему на рот.
– Смотри опять не задави! – прошептал Степан.
Человек дышал и водил глазами по сторонам.
– Чё, паря, хотел простыни стырить?
Человек под ладонью Матеи не смог открыть рта и только кивнул.
– Будешь орать? – с угрозой спросил его Степан.
Человек замотал головой.
– Смотри, чуть шумнёшь, моментально придушим! А? – Степан глянул на Матею, и тот с улыбкой кивнул. – Кого промышляем?
Человек попытался что-то сказать, но закашлялся под Матеиной ладонью и только после этого просипел:
– За простынями пришёл, своими!
Степан покачал головой:
– Врете-с, господин хороший! – и показал человеку его пистолет. – Зовут-то как?
– Серёга! – просипел человек.
– А годов сколько, шестьдесят пять, шестьдесят семь?
– Шестьдесят шесть!
– Ну тогда какой же ты Серёга? Отчество сообщи!
– Мироныч!
– Вот это другое дело, Сергей Мироныч! Ладно, мы про тебя все знаем, врать будешь после. Заглуши его! – сказал Степан, Матея легонько ударил Сергея Мироновича ребром ладони под левым ухом, и тот уронил голову.
Они встали с корточек и стали разминать затёкшие ноги. Было ясно, что пришелец, скорее всего, никакой не воришка, чердачник, а филёр жандармерии или полиции, и не исключено, что он имеет отношение к особняку. Об этом ничего не свидетельствовало прямо, но осторожность, с которой он действовал, и штатное оружие китайских полицейских, браунинг, показывали, что их догадка может оказаться верной. Они решили, что оставят его в живых, но побеседуют в более подходящих условиях о подробностях такой его любознательности.
– На сколько ты его?
– Кто ж знает…
– Кто ж знает! – передразнил Степан и пошёл к слуховому окну. – Уже смеркается. Успел бы Ванятка, успел бы!
Генерал оглянулся.
Стол был пуст. Он постоял около открытого сейфа и поискал глазами: что бы ещё в него положить, но, видимо, он положил в сейф уже всё и стоял в растерянности. Он закрыл его и сел в кресло.
На столе оставалась одна последняя, сегодняшняя шифротелеграмма. Он взял её, но читать не стал. Мукден сообщил подтверждённые данные о том, что американцы одной бомбой уничтожили целый город – Хиросиму. Он поднял телеграмму над столом и отпустил, она медленно упала, как осенний кленовый лист, качнулась в воздухе и упала. Всё было кончено, Асакуса это понимал. В смысле – войну можно было считать конченной. Конченным можно было считать и рабочий день. Можно идти домой.
Асакуса вытащил чистый лист бумаги, открыл тушечницу, капнул в неё воды и стал растирать в этой капле брусочек сухой туши. Он мысленно представил себе жену, своих четверых детей, надо было написать им письмо… Он вспомнил, как они всей семьёй, вшестером, сидели вокруг хибачи и жена накладывала лапшу, ему первому, а дети ждали, каждый своей очереди по старшинству, они ещё были маленькие, младшей дочке – только четыре годика, и она капризничала… Как редко он их видел, зато жена писала каждую неделю, он получал её письма, иногда с фотографиями…
Сейчас старший сын заканчивает военное училище, он уже вырос, а младшая дочь пошла в восьмой класс. В последний раз он видел их, когда получил генеральский чин, и все радовались, когда он надел новую форму. Форма была красивая, и сын завидовал… Асакуса видел это и радовался, он хотел, чтобы его сын служил императору, как он, как отец, как дядька, как деды, как прадеды…
«Императору!..»
Асакуса вздрогнул.
«Императору!..» – подумал он уже осознанно, и видение пропало.
Он убрал кисточку, смыл тушь и насухо вытер салфеткой тушечницу. «Служить императору! Пока я один послужу императору!» Он снял трубку и набрал дежурного:
– Позаботьтесь, чтобы на заднем дворе стоял грузовик с тентом и чтобы постоянно дежурил водитель, поняли?
– Слушаюсь, господин генерал, будет исполнено…
Асакуса не дослушал:
– …и чтобы были мешки, приготовьте штук двадцать…
«Пора готовить документы к уничтожению и жечь их в 731-м отряде, там большие печи… И надо что-то решать с Юшковым…»
Он перевернул лист календаря на завтрашний, уже сегодняшний день, 8 августа 1945 года, снова взял трубку и вызвал дежурного шифровальщика. Пока тот шёл, написал телеграмму в Мукден, в конце изложил своё предложение: «…по возможности обеспечить отправку Дяди в Токио… – в секретной переписке с разведуправлением штаба Квантунской армии Юшков проходил под псевдонимом Дядя —…а если такой возможности не представится, то…» Эту мысль ему додумывать не хотелось.
8 августа, среда
Степан сидел рядом с окном, открытым в сад.
– Жарко?
– Нет, то есть жарко, но я здесь родился и привык.
– Вам легче! Александр, – Степан обмахнулся ладонями, – а что за человек, по виду японец, следил за вами от вашего дома и до афишной тумбы около городской телефонной станции? Вчера!
Енисей выслушал Степана спокойно и рассказал всю историю знакомства с Коити Кэндзи, вплоть до позавчерашней случайной встречи с ним после его долгого отсутствия в Харбине.
– Как его имя?
– Коити Кэндзи!
– А какое его воинское звание?
– Этого я не знаю и не могу знать, потому что, когда мы с ним познакомились, он был, или только представлялся, преподавателем русского языка Русско-Маньчжурского института.
– Кто – мы?
Тут Енисей смутился, секунду помолчал и ответил:
– Здесь была одна девушка, жила с мамой и младшей сестрой, но в тридцать восьмом она уехала в Шанхай, и больше я её не видел. – Он снова замолчал и вдруг спросил: – А вы, когда я стоял у тумбы, долго ещё смотрели за мной?
«Всё так. Всё так, как и изложено в деле в его отчетах, только там очень коротко», – подумал Степан, он был готов к ответу.
– Мы не за вами смотрели, а за японцем, а откуда вы узнали, тогда, в тридцать восьмом, что он офицер японской разведки…
– Вы ещё проверяете меня! – с лёгкой укоризной произнёс Енисей и качнул головой. Степан хотел что-то пояснить, но Енисей ему не дал: – Мне об этом сказал Сергей Петрович, надеюсь, вы знаете, кто это?
– Понятно! – кивнул Степан. – И что, он появился буквально позавчера?
– Этого я знать тоже не могу, но до этой встречи я его не видел с июля тридцать восьмого года.
– А вы не знаете, что может находиться в особняке на Гиринской? – И Степан назвал точный адрес.
– Не знаю, хотя этот район я хорошо знаю, я там учился, и много моих друзей учились там совсем рядом: в гимназии ХСМЛ и в женской гимназии Оксаковской! Какой-то частный особняк… наверное… – Он пожал плечами.
– Значит, вы не знаете, что там может находиться. Он, этот японец…
– Коити Кэндзи?
– Да, он ходит туда второй день, сначала из гостиницы едет в миссию, а потом – туда! – Степан сделал паузу. – А о чём вы с ним вчера разговаривали, вы ведь договорились с ним о встрече? Поймите правильно, Александр, нам очень важно…
– Не я с ним договаривался, я не искал его, и вообще, он появился совсем неожиданно… Это он позвал меня на встречу… разговор, правда, получился интересный…
Степан уже хотел открыть ему суть задания, пора было определяться с участием Енисея, в первую очередь с розыском Юшкова, он даже приготовил фотографию и хотел её достать, но Енисей последней фразой сбил его.
– Что за разговор?
– Сначала как обычно: «Как дела?», «Давно не виделись», «Как мама с папой?», ну и так далее… а потом он заговорил о радиостанции «Отчизна», говорил длинно, путано и, по-моему, пытался что-то выяснить…
– А что он у вас может выяснить, какое вы можете иметь к этому отношение?
– Да, собственно, никакого, прямо…
– А косвенно?
– А вы ничего об этом не знаете?
Степан не знал, что ответить, в Хабаровске ему об этом ничего не сказали: «Ах, Саньгэ, сучок! Неужели от меня это должно было быть секретом?» Надо было как-то выкручиваться.
– Я знаю, что…
– Это для вас тайна?! Это может как-то повлиять на другое задание, которого вы пока передо мною так и не раскрыли?
