По прочтении сжечь - Роман Ким

Уже третью ночь подряд Уайт и Пейдж сидели до утра. Из дешифровального сектора «магия» поступала в течение всего вечера — надо было готовить материал для утренней сводки. Хозяин теперь требовал, чтобы первую сводку клали ему на стол не позже девяти утра.

Кофе и холодная вода отогнали сон. Уайт закончил редактирование всех телеграмм. Самыми важными были две — обе из Токио от министра иностранных дел.

Первая — от 22 ноября — гласила:

«Если можно будет разрешить все вопросы к 29 ноября, мы решили ждать. Но на этот раз, подчеркиваем, это — крайний срок, изменен не будет. После этого дня события начнут развиваться автоматически.»

А во второй — от 28 ноября — говорилось:

«Через несколько дней вам будет послано сообщение о точке зрения правительства, и на этом фактически переговоры будут закончены. Но вы не создавайте у американцев впечатления, что переговоры закончены.

Сообщите им, что ждете директивы правительства.»

Уайт ударил ладонью по столу:

— Утренняя сводка ошеломит нашего Хозяина и его вассалов. Японцы готовятся к прыжку. Как у тебя? Дай кодированный текст.

Пейдж возился с расшифровкой телефонного разговора между Курусу и Ямамото.

— Все в порядке. Спасибо Шриверу, это он достал в Токио код «РИ» для телефонных разговоров. — Он передал Уайту японский текст. — Из этого разговора видно, что со «свадьбой» ничего не получится. «Свадьба» — это соглашение. «Родится ребенок» — это разрыв. Токио не хочет «продавать гору», то есть идти на уступки.

— А кто такая Кимико-сан?

— Это президент Рузвельт, а Умэко-сан — Хэлл.

Уайт усмехнулся:

— Наша утренняя сводка разочарует начальство. Они с нетерпением ждут сигнала насчет «северного ветра», а дело идет к «восточному».

Пейдж потянулся и громко зевнул. Уайт предложил немножко прогуляться.

Они прошли мимо гаража Белого дома. Около статуи Боливара стояли полицейские в высоких резиновых сапогах. У здания Торговой палаты выстроились разноцветные туристские и школьные автобусы. Их окатывали водой из шлангов негры-мойщики.

Уайт и Пейдж медленно прошлись по Пенсильвания-авеню до здания Национальных архивов и вернулись в бюро. Сейчас же явился дежурный солдат-негр и начал убирать помещение. Окончив уборку, он принес большой брезентовый мешок и стал ссыпать в него бумажный мусор из корзин «магов».

Загудел телефон на столе Уайта. Звонил начальник японского направления Макколла:

— Опять просидели всю ночь, Уайт? Бедняжка. На рождество я вам устною недельный отпуск, походите на лыжах.

— Боюсь, что на рождество нам будет не до лыж. Утренняя сводка будет весьма зловещей. Свадьбы не будет, родится большущий ребенок.

Макколла свистнул — он знал код «РИ»:

— Я приеду только к двенадцати. Передайте все Донахью, пусть скорей доложит Уилкинсону. Запись разговора Курусу с Токио включите в сводку.

Вскоре явился Донахью — прямо с теннисного корта, с ракеткой в чехле. Он бегло прочитал сводку и почесал подбородок.

— Как видишь, разрыв близок, — сказал Уайт.

— Судя по телефонному разговору Курусу — Ямамото, они не хотят прекращать переговоров, — сказал Донахью. — Тут же написано черным по белому: «Насчет свадьбы не прекращайте разговоров».

— Но в «магии» от двадцать восьмого говорится, что «фактически переговоры будут закончены».

Донахью поморщился:

— Почему ты истолковываешь текст так предвзято? Здесь сказано, что через несколько дней из Токио будет прислана телеграмма с изложением позиции Японии, и на этом данная стадия переговоров будет закончена. Мы дадим ответ, и снова начнутся переговоры, но уже на другой основе. Токио лихорадочно ищет почву для компромисса. Вчера ночью Номура беседовал с патером Драутом, потом с министром почт Уокером. И тому и другому он заявил, что будет продолжать встречи с Хэллом.

— И кончится это тем, что они бабахнут нас по башке, — сказал Уайт.

— По базе тихоокеанского флота, — уточнил Пейдж.

Донахью взмахнул ракеткой:

— У вас какие-то чугунные головы. Мне надоело твердить вам одно и то же. Японцы не смогут напасть на Пёрл-Харбор, потому что там только тридцать футов глубины. Следовательно, торпедная атака исключается, а без торпед нет смысла нападать на линкоры.

Пейдж возразил:

— Англичане сбрасывали торпеды на полигоне глубиной в сорок футов, а это почти столько же, сколько в Пёрл-Харборе.

— Сообщение об этих испытаниях мы получили только от агентов, — сказал Донахью, — подтверждений не было. На наш официальный запрос английское командование не дало вразумительного ответа.

Донахью взял папку с телеграммами для сводки. Уайт показал на «магию», лежащую на столе:

— А эту возьмешь? Адресована генконсулу в Гонолулу.

— Она не войдет в сводку.

— Почему? Очень интересная.

Донахью махнул рукой и ушел. Уайт взял телеграмму со стола и пошел за ним. Он открыл дверь кабинета Уилкинсона. Тот сидел в кресле и читал газеты.

— Что у вас? — спросил Уилкинсон, подняв очки на лоб.

— Донахью не пожелал взять для сводки эту «магию». Она представляет первостепенный интерес.

Уайт положил перед начальником телеграмму.

Сообщите о кораблях, стоящих в следующих зонах: зона Пёрл-Харбора, залив Мамала в бухте Гонолулу и прилегающая акватория. Просим собрать данные в совершенно секретном порядке.»

Уилкинсон прочитал телеграмму и положил ее на стол:

— Ничего экстраординарного. Такие задания посылаются многим японским консулам, находящимся около военных гаваней.

Уайт подошел вплотную к столу Уилкинсона и наклонился вперед:

— Эта «магия» говорит о том, что японцы готовятся к нападению на Гавайи. Надо немедленно известить адмирала Киммела и генерала Шорта, чтобы были наготове.

— Мы послали позавчера им телеграмму о том, что японцы могут начать военные действия против Филиппин, Таиланда, Борнео и на перешейке Кра. Можете не волноваться. — На благообразном лице Уилкинсона появилась улыбка. — Мы не спим. А вам надо пойти поспать. У вас очень утомленный вид, Уайт.

Уайт повысил голос:

— При чем тут Борнео и Кра? Речь идет о Пёрл-Харборе!

Уилкинсон слегка поднял брови и откинулся в кресле. Потом спустил со лба очки и с любопытством уставился на подчиненного.

— Мне кажется, я сам знаю, что надо делать, — произнес он подчеркнуто спокойно. — И знаю, кому нужно посылать телеграммы.

Уайт крикнул:

— Нет, не знаете! Вы ничего не видите! Или видите, но ничего не делаете…

В кабинет вошел Донахью. Он схватил Уайта под руку и зашептал в ухо:

— Успокойся, Никки, считай до двадцати. Успокойся, ради бога.

Уилкинсон снова поднял очки на лоб и сложил руки на животе.

— Уайт, вы переутомились, я понимаю вас, — он сочувственно кивнул головой, — сдали нервы. Держите себя в руках и не устраивайте припадков в служебное время. Сходите к невропатологу. Мы следим за японским флотом. Наша радиоразведка уже заметила, что возрастает концентрация сил японского флота, они вовсю ведут ложный радиообмен, чтобы сбить нас с толку. Мы также обнаружили скопление самолетов на Формозе и перемещение авиации к югу от Японии. Мы вполне допускаем возможность нападения Японии на Филиппины и на английские или голландские владения. Но… японцы могут наброситься и на других. И вы знаете на кого. И эту альтернативу, весьма вероятную, мы, разведчики, не вправе сбрасывать со счетов.

Донахью погладил Уайта по плечу.

— Ты совсем издергался, Никки, и выбился из сил. Ходи со мной по утрам в манеж. — Он повернулся к Уилкинсону. — Получены сведения о том, что японцы уже утвердили план военной администрации в Сибири и сейчас в Токио идет тайная мобилизация всех переводчиков-россиеведов.

Уайт с трудом произнес:

— Простите… Я позволил себе…

Уилкинсон молча пожал плечами и обратился к Донахью:

— Вчера Дайана потащила меня в Национальную галерею. Я собирался туда уже несколько лет, но никак не удавалось. Я не знал, что там есть Утрилло, две замечательные вещи… парижские переулки. Видел?

— Мне недавно сказали об этом, — ответил Донахью. — Непременно схожу. Любопытная судьба у этого замечательного мастера. Пока был пьяницей и бродягой…

— Это был Верлен от живописи, — заметил Уилкинсон.

— Вот именно, он был форменным пропойцей, в пьяном виде делал потрясающие шедевры и прославился на весь мир. А с тех пор как его прибрала к рукам богатая вдова и поселила в шикарном доме, он перестал писать. Говорят, теперь он только молится и пьет лимонад. Утрилло, увы, кончился.