Тайну хранит звезда - Галина Романова

– Я не люблю самодеятельность, – снова с педагогическим высокомерием ответила она и остановилась аккурат напротив входной двери. – Никогда не принимала участия в любительских плясках или песнопениях.

– Да поняли вы, о чем я! – воскликнул он в сердцах и глянул себе под ноги.

Ботинки, пока он готовил ужин, говорил с ней и неуклюже пытался соблазнить, подсохли. Грязь спеклась противной серой коркой. Надевать их сейчас и снова брести по лужам к себе домой не хотелось до тошноты. И даже тон Анин учительский, мгновенно устанавливающий меж ними дистанцию, он простить ей был готов. Куртка валялась у порога большущим мокрым комом. И под нее натекла лужица с мокрых рукавов. Значит, промокла и внутри. Может, напроситься на ночлег по этой причине?

Володин воровато покосился на хозяйку, пока ворочал в руках отяжелевшую вдвое куртку. Даже продемонстрировал ей влажную подкладку. Но Аня будто утратила всякую проницательность. Попрощалась с ним на дружелюбной волне и даже пообещала, что не станет предпринимать никаких попыток к расследованию. И он ей даже поверил. Это когда уже домой ввалился – промерзший, промокший и злой, – то засомневался.

Не станет она сидеть сложа руки. Ни за что не станет. Ее доброе имя опорочено – это раз. Девушка погибла непонятно по какой причине – два. Сына бывший муж может у нее забрать на веки вечные, потому что имя доброе ее опорочено, – это три.

Разве мало причин?

Из ванны он вылез через полчаса. Размякший, отогревшийся и немного подобревший. Поставил чайник на огонь, всыпал в чашку две ложки растворимого кофе, сахара. Залил через пару минут кипятком, размешал и пошел с кружкой в комнату. Где-то в ящиках его старенького-престаренького серванта сохранилась записная книжка, куда он аккуратно вписывал номера телефонов еще со времен студенчества. Номеров была тьма-тьмущая. Все с пометками, адресами и характерной оценкой абонента как человека вообще.

Володин достал свои записи, сел на диван, кружку поставил у ног. Положил записную книжку на голую коленку и принялся листать.

Так… Кто тут у него?

Сысоев Витек – пометка – спился окончательно. Потом Романенко Валерка, галочка на полях – высоко взлетел, звонить в случае крайней необходимости, говорить не просто не захочет, некогда. Щипачев – всегда будет рад. Яковлев…

Вот! Вот, кто ему нужен. Поздно, нет? Володин задрал голову вверх – часы висели над диваном – половина одиннадцатого. Не в девять же Юрец в кровать заваливается? Так ведь? Жены у него нет. Если бы и была, давно сбежала бы. Детей, соответственно, тоже. И разбудить его отпрысков поздним звонком он не мог

Илья пододвинул к себе телефонный аппарат, набрал номер из записной книжки. Пару минут общался с автоответчиком, потом Юрка все же снял трубку.

– Попозже не мог позвонить? – проворчал он вместо приветствия.

– Не мог. В гостях был.

– Ты? В гостях? Расскажи кому-нибудь! – фыркнул Юрец недоверчиво. – Ты же мент, а они по гостям не ходят. Если и идут, то без приглашения.

– Ладно тебе, не заводись. Лучше скажи, как твои дела?

– Ой, Илюха, прекрати, а! Ты про дела у меня решил спросить, когда на часах почти полночь?

– Двадцать два тридцать семь, – уточнил Володин. – Время детское.

– И чего? Чего с того? Полгода не звонил, а тут вдруг о делах моих забеспокоился! – Яковлев помолчал, потом проговорил со вздохом: – Вот жизнь, а! Приятель позвонил, наверняка помощь нужна, а я гавкаю! Совсем в скотов превращаемся, да, Илюха?

– Ладно тебе, Юрец, нормально все.

Володин тихо рассмеялся, представив своего приятеля сидящим в продавленном кресле. Лохматым, неумытым, в широченных семейных трусах. Других тот не признавал. В майке-алкоголичке и наверняка разных носках. Умница-разумница Юрка Яковлев презрительно относился к бытовым заморочкам, предметам гардероба и особенно к расческам. Считал все это наносным и пижонским, вытесняющим из личности истину и разум.

Он был очень хорошим парнем – этот неухоженный, странный лохмач. И всегда готов был прийти на помощь.

– Ты прав, брат. Помощь твоя мне будет очень кстати.

– Я так и знал, – выдохнул как будто с обидой Юрка, но Володин уже понял: тот был страшно рад его звонку. – И что на этот раз?

– Понимаешь, случилась одна страшная история с ученицей одиннадцатого класса.

– Ты ее соблазнил?! – Юрка хихикнул. – Ух ты, Володин! Ты соблазнил школьницу?!

– Нет, она покончила жизнь самоубийством.

– Из-за тебя?!

– Да нет же, нет! Вот бестолочь! – Илья согнулся, достал кружку с пола и звучно отхлебнул. – Девочка выпрыгнула из окна, разбилась. А перед этим оставила записку, в которой обвинила свою учительницу.

И вот тут Володин запнулся. Дальше надо было как-то объясняться. Потому что Юрец непременно спросит, а в чем же его-то интерес? Он же умница, он же знает, что, если девчонка оставила записку и убила себя, тратить время на расследование никто Володину не позволит.

– Училка – твоя, что ли, телка? – быстрее, чем можно было ожидать, догадался Яковлев.

– Фу, Юрец, фу! Что за сленг? Учительница очень хороший человечек, обвинять ее в чем-то практически невозможно. А ее обвинили.

– Все ясно, твоя пассия, – перебил его Юрка. – Заметь, я стал вежливее.

– Заметил.

– И теперь тебе надо защитить эту училку, так?

– Если бы! Ее и защищать-то особо не надо. Никто не нагнетает. Ну, ты понял?

– Понял. А в чем тогда проблема?

– Она не верит…

– Училка? – снова перебил его Юрка.

– Да! Она не верит, что ее ученица покончила жизнь самоубийством. И оставила такую глупую записку, да еще написанную печатными буквами. С ее слов, она ненавидела писать таким шрифтом. Не терпела вообще! А тут вдруг взяла и написала именно так.

– И в окно сиганула?

– Именно.

– Ага… Училка не верит, хочет поискать, а ты не можешь, потому что тебе не позволит твое начальство и дефицит свободного времени? Я прав? – Равнодушный вялый голос приятеля наполнился вдруг жгучим интересом. – Можешь не отвечать, я прав. Продолжу… Но позволить ей в одиночку этим заниматься ты не хочешь. Вдруг она права и девчонку убили? Что тогда получится? Получится, что если училка чего-то нароет, то и ее могут из окна кинуть, так?

Володин судорожно глотнул из кружки, обжег горло и закашлялся. Так далеко и так страшно он не думал. Ему не хотелось, чтобы Аня даже с отцом Нины разговаривала. Это ни к чему не приведет. Тот в горе, озлоблен, к чему может привести этот разговор?

– И что ты хочешь от меня-то, Илюшенька? – уже захлебывался азартом Юрка. – Где и что я должен поискать?

– Понимаешь, Юрец, какое дело… – Володин поискал правильные слова, не нашел и начал говорить, как есть. – Анна…

– Это училка? – возрадовался Яковлев, перебив в очередной раз.

– Да, Анной ее зовут.

– Пр-р-рекрасное имя! Итак?

– Анна считает, что Нину могли убить из-за каких-то дел ее отца.

– Отец кто? Бизнесмен, олигарх? Заводчик? Ювелир, нотариус? – засыпал Юрец его вопросами.

– Если бы! Шут он гороховый, папаша этот несчастный. Просиживает в каком-то ООО, раньше это ООО именовалось НИИ.

– С тех пор просиживает? С совковых?

– Именно!

– И ничего не высидел?

– Ничегошеньки. Квартирка обставлена кое-как. Достатка не было и нет до сих пор. У папаши одни ботинки, подозреваю, на все зимние и летние периоды, вместе взятые.

– Так чего тогда твоя Анюта кипешует?

То, что Юрец угадал и с именем и к тому же назвал Аню его, Володину легло теплом на сердце. Хоть кого-то хоть когда-то назвать своей. Здорово!

– Она придумала, что отец девушки из бесхребетности своей мог влезть в какую-то историю или завербовать его могли.

– Он что, так хорош?

– Она утверждает, что да. Мол, талантливый ученый, но очень слабый.

– Хм-м-м…

После этого многозначительного хмыканья прошло минут пять, прежде чем Яковлев запросил имя и фамилию отца покойницы.

– Если что узнаю, позвоню, – пообещал Юрец. – Если нет, не обессудь.

– Да ты просто позвони. Без всякого узнаю, просто.

– Зачем? – осторожно поинтересовался приятель.

– Приятно, черт возьми, с тобой говорить.

– Хм-м-м… – снова хмыкнул Яковлев и снова надолго умолк, а потом проворчал прежде, чем бросить трубку: – Приятно ему… Мне вот тоже, между прочим… Рад был, Илюха! Рад был тебя услышать!

Володин глотком допил кофе, посидел в тишине, потом с тяжелым вздохом поднялся. Отнес кружку на кухню. Вернулся, расстелил постель. Забрался в нее с боязнью, что снова придется ворочаться без сна до утра, слушая непогоду за окном. Но неожиданно уснул почти мгновенно. Спал спокойно, снилось что-то хорошее, светлое. Кажется, он улыбался во сне, хотя подтвердить это было некому. И просыпаться не хотелось. А пришлось, потому что телефон, который он на всякий случай подтащил к дивану поближе, звонил как ненормальный, без остановки.

Он приоткрыл глаза. Было темно. Ткнул в мобильник, который достал из-под подушки. Три тридцать утра. С ума сойти! Кто мог звонить в такую рань?! Тут же сковало страхом: вдруг Аня?! Вдруг что-то у нее стряслось?! Нет, постойте-ка, домашнего номера она не знает. Новый номер мобильника, рабочий – да, он оставлял. Домашний нет. Кто?!