Райская сделка - Бетина Крэн

— Это вы! — Таунсенд издал мученический вздох. — Почему вы?

Вопрос был риторическим, но Бенсон все же решил ответить.

— Ну, сэр, майор, — замямлил он, переминаясь с ноги на ногу в своих не по размеру больших сапогах, — наверное, потому, что когда-то я был парикмахером. Кроме того, я шил, чистил обувь и помогал моей маме стирать. И потому, что я не очень умею это… патрулировать…

— Достаточно. — Подняв руку, Таунсенд остановил его. — Мне все ясно, Бенсон. — Просто этот солдат был самым бесполезным в отряде — в любом отряде, вздохнул Таунсенд, найдется такой. — Итак, вы будете заниматься стиркой моего личного и постельного белья, точить мою бритву, чистить сапоги, одежду и следить за нужником и туалетом. — Он махнул в сторону ночного горшка и умывальника. — Словом, вам придется заниматься самыми разными делами, в том числе починкой и штопкой одежды, и, кроме того, приносить мне и лейтенанту еду из кухни этого заведения сюда, наверх. Вы полагаете, что справитесь со всем этим?

— О да, сэр, майор. — Круглые глаза Бенсона внезапно прояснились. — Значит, вам нужен человек, который умеет прислуживать джентльмену. — Увидев удивленный взгляд Таунсенда, он с гордостью выпятил грудь и пояснил: — Я однажды был на такой службе.

Простодушная гордость Бенсона заставила Таунсенда проглотить свой вопрос, кто же был этим несчастным, который нанял его слугой. Он ознакомил солдата с его ежедневными обязанностями, затем вручил ему свои сапоги, приказав как следует их начистить.

— Они понадобятся мне сегодня вечером, когда я пойду на вечернюю разведку, — пояснил майор. — Мы с лейтенантом будем по очереди возглавлять розыски, он с утра, а я с вечера. Думаю, у нас больше шансов схватить этих преступников ночью, когда под покровом темноты они считают себя в безопасности.

Бенсон уселся на полу с ваксой, щеткой и сапогами, и вдруг в комнате раздалось громкое урчание. Покраснев, он взглянул на ошеломленного Таунсенда.

— Не обращайте внимания, майор. Это у меня в желудке. Таунсенд закрыл глаза и стиснул челюсти — его продолжала терзать назойливая боль еще с того невероятного эпизода, что произошел утром. Выменивать еду для своих солдат! Просто поразительно, до чего могут опуститься люди, отрезанные от возможности приобретать нужные им вещи путем купли-продажи, свойственных цивилизованной нации. Не имея наличных денег, они вынуждены выменивать каждую вещь! Ну, лично он не собирается в этом участвовать, торговаться, как какая-нибудь рыбачка.

Заложив руки за спину, в одних чулках он стал расхаживать по комнате.

— Все мы изголодались, Бенсон, и чертовски устали. Но я не позволю, чтобы какие-нибудь досадные мелочи вроде недостатка провизии ставили под угрозу выполнение нашей миссии. Если в этой долине есть продукты, я их получу, будьте уверены. И я захвачу винокурни и виски, а с ними и всех этих преступников!

— Преступников? — Бенсон задержал руку с щеткой и нахмурился. — Я не видел здесь преступников, майор. Только стариков, зеленых парней и вдов, да еще эту молодую девушку, такую резвую.

Таунсенд напрягся, понимая, что Бенсон только передает мысли, которые посещали головы его людей с того момента, как они добрались до Рэпчер-Вэлли.

— Бенсон, мы находимся здесь для того, чтобы поддерживать закон и порядок, установленные властью. Понимаете вы это или нет, но нам предстоит отчаянная борьба: силы закона и порядка против хаоса и анархии. Когда для пользы человека устанавливается какой-то закон, люди обязаны его исполнять, а мы, Таунсенды, обязаны заставить всех одинаково подчиняться закону. И я добьюсь подчинения этому закону, восстановлю порядок… даже здесь.

— Как это, майор? — Бенсон был в высшей степени захвачен волнующим описанием командиром их миссии. Слышали бы его сейчас однополчане…

— Таунсенды всегда добиваются своей цели, какие бы препятствия ни стояли у них на пути. Это у нас в природе, мы такими родились. Мы, Таунсенды, извлекаем выгоду из любых препятствий! Таково наше… предназначение. — Он еще сильнее стиснул руки за спиной и стал расхаживать еще энергичнее.

Да, его предназначение… и приказ отца. В воцарившейся тишине его шаги затихли, когда он вспомнил момент получения этого приказа… всего полтора месяца назад… Он явился на вызов отца в кабинет, который находился в глубине их фешенебельного особняка в Бостоне, и отец молча, без единого слова, протянул ему вызов из штаба армии. Когда он прочитал этот призыв исполнить свой воинский долг и поднял голову, его поседевший, но по-прежнему державшийся очень прямо и горделиво отец пристально и с одобрением посмотрел на него, затем обернулся к окну, за которым шел дождь. Ни единого слова он не сказал, слова были лишними. Гарнер и так понимал возлагаемые на него ожидания: он должен будет возвратиться домой отмеченный наградами и почетом, которые станут его политическим капиталом. Служба при президенте Вашингтоне в кампании, организованной с целью подавления «водочного бунта» в западных провинциях, должна стать его личным вкладом в честь и достоинство семьи и… окончательным искуплением его грехов.

И ничто, ничто не помешает ему достичь этого! Ни назначение в отряд разболтанных пехотинцев, набранных из отбросов общества, ни недостаток продуктов, одежды и отдыха и, уж конечно, ни эта хитрая, язвительная девчонка, которая одевается как хулиган и лягается, как мул. Он ощутил, словно напоминание, легкое пульсирование внизу живота, и от гнева у него загорелось лицо. Этой ненавистной ядовитой змее с большими зелеными глазами и пухлыми губами снова удалось пробраться в его мысли.

Ритмические движения щетки по сапогам совпадали с ускорившимся биением его пульса. Почувствовав прежнее возбуждение, от которого так страдал сегодня утром, он остановился и попытался взять себя в руки. Это просто совпадение, пытался он убедить себя, что во время обеих встреч с ней он так рассердился и возбудился. И поскольку она настоящая дьяволица, то естественно, что ей удалось лишить его самообладания, когда он и без того был разгорячен и взволнован.

Но у него из головы не выходил ее образ, когда она предстала на пороге таверны с рыжеватыми волосами, освещенными сзади и словно сиянием окружавшими ее юное нежное лицо. Он вспомнил, как стоял, будто растерянный школьник, потеряв дар речи и глядя — нет, черт возьми! — впитывая всю ее глазами. И единственная мысль, которая вертелась у него в голове, когда он жадно смотрел на очертания ее созревших высоких грудей под одеждой, была «На ней новая рубашка».

При мысли об этом и сейчас его тело слабо завибрировало, он вспомнил и о том, какой у нее был рот моментом позже… приоткрытый, бархатный, притягивающий, когда она наклонилась к нему только для того, чтобы ухватить зубами его проклятую пуговицу! Он весь натянулся, как тетива лука, и покраснел, вновь переживая недавнее унижение. Настоящее фронтальное нападение! Аон даже не сообразил, чем ей ответить! Дерзкая девчонка! Она заплатит ему за это ударом за удар, унижением за унижение. Она еще пожалеет, что связалась с Таунсендом.