Дневник (1964-1987) - Леонид Бердников

17 ноября, воскресенье.

Осмотрел памятник на Комсомольской площади (в Ленинграде). Обошел его вокруг. При таком осмотре оказывается, что смысл (а быть может, и замысел) его многозначен. Он может быть прочтен, как история, вернее, как судьба революционной молодежи тех лет — комсомольцев двадцатых годов. Памятник повернут лицом к проспекту Стачек и с этой стороны, несмотря на традиционную трактовку порыва и движения, он все же передает искреннюю самоотверженность юношей первых лет революции. Это Н. Островский и его герои. Но если затем обойти памятник слева по направлению к пр. Маршала Говорова и смотреть сбоку, даже несколько сзади, то шинель, накинутая на голые плечи юноши в буденовке, на плечи, которых оттуда уже не видно (а то, что шинель у него надета на голое тело — хорошо, в этом тоже отрешенность, самоотверженность, пренебрежение к нужде и неустроенности), так вот, шинель сбоку и сзади, хотел этого автор или нет, уже не шинель, а памятник, — уже не памятник, а скульптура и при том в достаточной мере абстрактная. Шинель — это вещество, материя и эта грубая вещественность ее выражает катаклизм времени, а из этой, уже безликой материальной сущности, видна лишь одна воздетая вверх человеческая рука (единственно человеческое, что видно) погибающего человека, наверно, героически и преданно погибающего, как гибли многие в 1936–1938 годах.

Иногда я придумываю про себя разные истории, например, романтические или совсем другие. Появляется какой-нибудь диалог. Он говорит ей нежные слова, прямо на улице, она отвечает. Весна. Сегодня некто пришел навестить умирающего:

— Ты напрасно стараешься… — будто я не знаю, что скоро умру.

Гость (в замешательстве):

— Зачем ты так говоришь! Мало ли болезней, но люди поправляются.

— Слушай, я предпочитаю простоту в отношениях. Ты знаешь, что я умираю. Я тоже. Ты пришел меня навестить — давай поговорим. А потом, лежа тут в одиночестве и размышляя напоследок обо всем этом, я пришел к устойчивому убеждению, что смерти бояться нечего. Неприятен, собственно, только переход из одного состояния в другое. Но это продолжается очень недолго. Даже при раке. По-настоящему плохо человек чувствует себя несколько дней, а может быть даже несколько часов или при удаче несколько минут. А что это значит по сравнению со всей человеческой жизнью? Ко всему тому времени, что я прожил? Но еще важнее другое — это исчезающе малая величина, которой можно пренебречь, по отношению к вечности. Ведь впереди вечный покой, нирвана. Чего же ты тут передо мной разыгрываешь комедию?

3 декабря. Умерла Нелли[20] Сидя за столом, потеряла сознание, потом пришла в себя, сама перешла в свою комнату и села на диван. Разговаривала. Сказала, что даже неприятного дурнотного состояния не было. Потом снова потеряла сознание, и это был уже конец: в 16 часов 30 минут.

10 декабря. «О, наша жизнь, зачем ты непонятна!..» А. Блок, т. 1, с. 405.

1969 год

25 января, суббота.

Уже почти месяц живем в новом году. 1968 год ушел в историю переполненный событиями, от которых в памяти у людей будет оставаться все меньше и меньше. Нам трудно судить, кто и что останется надолго. На меня глубокое впечатление произвел облет (с 21 по 27 декабря) Луны тремя американцами. Это действует на воображение. Трудно поверить, что оказался современником этого фантастического путешествия с детства знакомого, притягательного своею тайной и недоступностью. Однако это свершилось при мне.

29 июня, воскресенье.

Полгода не раскрывал дневник! Ни на что не хватает времени. Но сегодня я должен кое-что записать. Мне кажется, что произошел новый сдвиг в моем мировоззрении. Может быть, не такой принципиальный, как 17 августа 1964 года, потому что это сдвиг в том же направлении, но этот для меня значителен, так как он преодолевает силу, которая, пожалуй, не только для меня, подобна силе земного притяжения. Эта сила — вещество, точнее материя в естественнонаучном значении этого слова. Стремление понять окружающий мир и императив вещества породили материализм, который начал свою историю не с отвлеченного понятия материи, а именно с вещества. Вся дальнейшая история материализма есть на деле история отрицания материи, а стремление сохранить ее во чтобы то ни стало привело к путанице и непоследовательности. Но сейчас не об этом.

Мысли, которые я собираюсь записать, пришли мне на ум 25 июня вечером. Вот они в первом приближении. Окружающий нас вещественный мир обладает для всего живого предельной достоверностью. Всякий, кто на деле пожелает его отрицать, погибнет. Трудно найти более популярный взгляд на вещи, как такого рода естественный материализм. И он верен. Но все же, что такое вещественный мир? Что такое вещь? Попытка найти первоначало, первовещество была плодотворна естественнонаучными открытиями, но доказала несостоятельность поставленной цели. Первоначало не только не было найдено, но стало ясно, что его вообще нет. Бесконечное разъятие вещей на части и все новое и новое обнаружение новых составляющих, должно, мне кажется, привести нас примерно к такому определению: вещь — это нечто состоящее из другого, организованного в определенную систему. Причем, то самое, из чего состоит данная вещь, будучи организованной иначе, оказывается уже другой вещью. Таким образом, мы фиксируем важное наблюдение, а именно: порядок, структура, правило, закон — существеннейшим образом влияют на природу вещей. Эта мысль формулируется так из осторожности, можно сказать иначе: раз вещь становится данной вещью из-за того или иного порядка расположения одних и тех же элементов, значит, есть все основания считать, что именно он, порядок, правило, обусловливает ее природу. Всё и на каждом шагу неоднократно и настойчиво подтверждает нам огромное значение организации, правила и порядка, закона данной вещи. Но, даже дожив до пожилого возраста, мы продолжаем отдавать предпочтение нашим непосредственным впечатлениям, их наивной убедительности, а не понятой нами сущности. Между тем, мы должны были бы уже знать, что нельзя полагаться на видимость вещей. Но тяжеловесный, непроницаемый предмет, вещь, под нашим пристальным умственным взором начинает как бы таять и даже не таять, а превращаться во что-то вообще нематериальное, в своего рода энтелехию. Однако не будем спешить. Мы должны понять еще раз хотя бы одну особенность, присущую природе вещей. Ведь в том определении, которое было приведено выше, сказано, что должен быть пусть другой, но все же носитель, а точнее, материальный носитель определенной организации. Следовательно, речь идет о том, что, всматриваясь пристально в природу вещей и обнаруживая, что вещь — это некая структура, некий порядок, нечто нематериальное, мы рассуждаем справедливо лишь в отношении одного уровня, на другом мы снова встречаем нечто материальное, а именно то, что приведено в порядок, что обладает данной структурой, данной организацией, что существует по данной программе. Материя, как феникс, возрождается из пепла. Но, материалисты, подождите радоваться! Возникая на наших глазах, материя вновь превращается в нематериальное начало, это опять оказывается структурой, порядком, законом существования другого начала. И так без конца. Мы никогда не распутаем эту нить, если не откажемся от такой, нам привычной, абсолютизации материи. Дело в том, что материальный носитель определенной организации действительно существует, он не вымысел, не плод воображения и не порождение наших ощущений, он существует, но не абсолютно, а только для определенного уровня. Для другого уровня, а именно для того, из элементов которых он состоит, он уже не материальный носитель, а некая программа, закон, которому эти элементы подчиняются.