Сын Спартака - Саймон Скэрроу

Все трактиры были заполнены солдатами, а те, кто не сумел попасть внутрь, стояли на улице, распивая вино, и громко разговаривали или сидели на корточках вокруг играющих в кости, делая ставки на деньги, что остались у них от жалованья. Марк догадывался, что Децим не будет развлекаться в компании простых солдат. Скорее всего, он будет пить вино с офицерами – людьми, с которыми он встречался, когда бывал в Риме, и которые однажды могли стать ему полезными в качестве сенаторов.

У первого же трактира Марк подошел к небольшой группе солдат в накидках с капюшонами, еще не совсем изношенных.

– Извините, – обратился он, откидывая капюшон. – Меня послали из штаба найти одного из офицеров Цезаря. Не знаете, где они могут быть?

Высокий дородный солдат с отросшей щетиной на щеках повернулся и посмотрел на Марка:

– Офицеры? А кому до них дело? Кучка высокомерных мотов!

– Эй! – крикнул его товарищ. – Отстань, Публий. Парень всего лишь задал вопрос.

Он оттолкнул своего угрюмого товарища и с извиняющимся видом встал перед Марком:

– Не обращай на него внимания. Он просто ворчун.

– Да, я такой! – прервал его тот. – Почему мы не отдыхаем в зимних помещениях? Разве правильно, что нам приказали выступать и воевать посреди зимы? В хорошей же мы будем форме, когда весной начнется настоящая кампания.

– Ну хватит! – резко остановил его второй солдат и снова повернулся к Марку: – Так чего ты хочешь, молодой человек?

– Я должен найти штабных офицеров. Ты их видел?

– Хм! – Солдат почесал подбородок. – Лучше посмотри в «Веселом вепре», рядом с храмом Юпитера. Этот трактир считается самым лучшим. Наверняка ты их там найдешь. – Он вгляделся в Марка. – Я тебя знаю? Мне знакомо твое лицо.

Марк покачал головой:

– Не думаю, что мы встречались.

Человек нахмурился, потом щелкнул пальцами:

– Да! Это было в Риме. Я проводил там отпуск в прошлом году. Видел, как ты дрался с молодым кельтом. Ты – Марк Корнелий, да?

И снова Марк покачал головой. Наверное, слух о его стычке с Квинтом уже распространился среди солдат. Марк хотел как можно дольше сохранить свое присутствие в тайне от Децима. Лучше пока все отрицать.

– Я просто слуга Цезаря, – ровным голосом сказал Марк.

Солдат разочарованно махнул рукой:

– Тогда уходи, мальчик!

Марк пошел через форум к трактиру «Веселый вепрь». Хозяин выставил у входа несколько столов и скамеек, вокруг которых толпились центурионы и помощники центурионов из когорт Цезаря. Пробираясь среди солдат, Марк думал, в каком состоянии они будут к утру, когда придет время выступать в горы.

Из трактира доносились возбужденная болтовня и радостные возгласы. Потом наступило короткое затишье, и снова шум стал нарастать. Марк протиснулся в дверь и сразу заметил, что внутри трактир намного больше, чем кажется снаружи. Это было одно большое помещение длиной в добрую сотню футов. В дальнем углу находился прилавок, за которым взмокший от усилий старик передавал слуге кувшины вина и чаши, ведя счет, на сколько выпил каждый стол. Середина комнаты оставалась свободной, и там играли в кости, а вокруг игроков толпились военные трибуны, центурионы и штатские. Марк знал, что если он сбросит капюшон, то только привлечет к себе внимание, поэтому он прошел вдоль стены и спрятался в тени ниши, рассматривая присутствующих.

Он легко узнал Квинта. Муж Порции глупо улыбался, открывая кошелек. Но улыбка тут же исчезла, когда он, пошарив внутри, вынул лишь несколько серебряных монет. Он постоял в нерешительности, но все-таки наклонился и сделал ставку. Потом Марк заметил Феста, который сидел у дальней стены, наблюдая за происходящим и попивая из бронзового кубка. Марк проследил за его взглядом, направленным на группу за столом напротив Феста. Он сразу узнал Децима по дорогой вышивке на плаще. Рядом с ним сидел невысокий мускулистый человек и еще трое на другой стороне стола, спиной к Марку. Двое были коротко стриженные, у третьего голова была выбрита, но по бокам торчали темные пряди неухоженной бороды. Спереди он, наверное, был похож на варвара.

Теперь, когда Марк их увидел, он не мог оторвать глаз от Децима. Он ясно вспомнил, какое жестокое лицо было у ростовщика, когда тот пришел к Марку и его матери, сидящим в загоне для рабов на рынке в Греции, и сказал, какая судьба их ждет. Марк обошел комнату и направился к Фесту, а подойдя, сел спиной к Дециму и остальным.

Фест удивленно поднял брови и наклонился над столом.

– Что ты здесь делаешь? – недовольно спросил он.

– Цезарь отпустил меня на вечер. Я хотел посмотреть город.

– Клянусь Поллуксом, ты думаешь, что я дурак, Марк? Ты пришел шпионить за Децимом.

– Откуда мне было знать, что он здесь?

– А где же еще он может быть в Мутине, в этой дыре в одну милю? Тебе лучше убраться отсюда, пока он тебя не заметил.

– Я сейчас уйду. Но сначала ты расскажешь мне, что он задумал. Цезарь считает, что, кроме покупки пленных, есть еще какая-то причина, почему он появился здесь.

Фест пожал плечами:

– Если это так, то до сих пор я не заметил ничего подозрительного. Он не отходит от своих людей, и ездят они в фургоне. Им ничего не передают, и они никого не посылают.

– Это все?

– Это все, что я видел.

– И никаких признаков Термона?

– Никаких. Никто из них не похож на человека, который пытался убить Цезаря. Посмотри сам.

Марк осторожно оглянулся через плечо. С того места, где он сидел, стол Децима был виден сбоку, и в тусклом свете масляных ламп он хорошо различал профили спутников ростовщика. Ни у кого из них не было таких аккуратно подстриженных волос и ухоженного лица, как у Термона, этого опасного бандита. Вдруг кто-то из играющих в кости вскрикнул. Марк посмотрел туда и увидел искаженное, мертвенно-бледное лицо Квинта. Сжимая в руке пустой кошелек, он пятился из круга наблюдающих за игрой.

– Уходи скорее, – сказал Фест. – Пока тебя не увидели.

Марк кивнул и встал из-за стола, но уходить не торопился.

– Не своди глаз с Децима. Ему нельзя доверять. Он… злодей.

– Злодей? – Фест вскинул бровь и слегка улыбнулся. – Что ж, если он попытается наслать проклятие на Цезаря, я, конечно, дам тебе знать.

Марк бросил на него сердитый взгляд: ну почему он не хочет понять всей серьезности порученного ему дела? Мальчик повернулся и стал пробираться к выходу. Остановившись у двери, он в последний раз с ненавистью посмотрел на Децима – и застыл на месте. Квинт, наклонившись над столом Децима, что-то говорил ростовщику. Разговор был кратким. По лицу трибуна было ясно, что он о чем-то умоляет ростовщика. Децим помолчал, словно раздумывая, потом кивнул, вынул из-под плаща тяжелый кошелек и отдал Квинту. Трибун нервно оглянулся и спрятал кошелек под плащ. Он поблагодарил Децима кивком и поспешил обратно к играющим.

Марк вспомнил, как Порция говорила о тяге ее мужа к игре. Все оказалось еще хуже, чем она думала. Марку стало очень жаль свою подругу. Этот брак был плохим союзом. Навязанный Порции по политическим соображениям, он сделал ее женой никудышного человека, мота, чьим единственным талантом была способность проигрывать в кости. Марку стало грустно. Если Квинт будет так продолжать, он сделает Порцию еще более несчастной. Мало того что ему не везло, так у него еще и здравого смысла не хватало.

Только совсем отчаявшийся или глупый человек будет занимать деньги у таких, как Децим. Марк слишком хорошо усвоил этот урок, который стоил Титу жизни и всего, что он имел. Теперь Децим нашел новую жертву, и кто знает, чем все это кончится.

XIV

Лупу велели оставаться в простой лачуге вблизи от главного строения в центре лагеря. С каждым днем он боялся все больше. Несмотря на доброе отношение к нему Мандрака и обещание, что он никогда больше не будет рабом, Луп чувствовал, что с ним обращаются как с пленником. Из двери ему была видна самая большая хижина в лагере, которая принадлежала Бриксу. Построенная из камней, скрепленных смесью навоза и земли, крытая соломой, она сильно отличалась от красивых вилл римских аристократов, но в данных обстоятельствах казалась дворцом. Вокруг нее стояла дюжина вооруженных пиками и щитами охранников. Еще один сторожил Лупа.

Наконец однажды вечером его позвали к командиру и велели подождать у входа в хижину, пока ему не разрешат войти. Розовая полоска заката скрылась за вершинами гор, и, когда угасающий свет принял голубой оттенок, долина погрузилась в тень. Вокруг хижины мятежники раскладывали костры, но никто не пытался зажечь их. Ждали, когда погаснут последние лучи солнца.

Дрожа от холода, Луп спросил у своего сопровождающего: