Фронт без линии фронта - Ирина Александровна Дементьева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это был прирожденный разведчик, — ответил он, — хладнокровный, отважный, терпеливый, великолепно знавший язык, не терявший головы даже в самой сложной ситуации. Кроме того, Иван отлично умел уживаться с людьми, быстро завоевывал симпатии. Не знаю человека, который не был бы дружественно настроен к этому обаятельному, всегда улыбающемуся парню.
Незадолго до оставления Киева в доме № 16 по Институтской улице появился Иван Данилович Кондратюк. Хозяйка квартиры — Мария Ильинична, у которой он остановился, объяснила соседям, что он — преподаватель украинского языка и литературы из Харьковской области, с которым она познакомилась в Сочи в 1939 году во время отпуска; два года вела с ним переписку и вот теперь собирается выйти за него замуж. Он холостяк, а у нее, как знали соседи, муж был расстрелян в 1937 году.
Кондратюк был, что называется, парень хоть куда: чернобровый, с вьющимися волосами, блестящими черными глазами, стройный — настоящий украинский хлопец! Правда, небольшие усики чуть старили его, но это не мешало девушкам поглядывать в его сторону. Словом, за такого парня надо было не идти, а бежать замуж!
Кондратюк боялся, что его могут призвать в армию, поэтому в Киеве почти не бывал, а прятался где-то у знакомых. Отец его, священник, был репрессирован несколько лет назад. Жил он без прописки и только после того как из города эвакуировались соседи этой женщины, смог находиться у нее.
И Кондратюк, и его невеста не торопились уезжать из Киева. Больше того, даже могло показаться, что они ждут прихода немцев.
Был в этом доме еще один человек, который не очень скрывал своего нетерпения и радовался каждому продвижению немцев, — Яков Данилович Лантух, шеф-повар по профессии, предатель по призванию. Это был единственный сосед, с которым Кондратюки водили дружбу.
— Эх, Ваня, — говорил иногда Лантух, — и заживем же мы с тобой скоро.
Этот тип был благодарен Марии Ильиничне за то, что она помогла ему увильнуть от призыва в армию, уговорила знакомого из райвоенкомата немного подождать.
Кондратюки запаслись продуктами, скупали муку, консервы, сахар, крупу и по ночам прятали в кладовке на антресолях. Лантух тоже принимал в этом участие. Кто-кто, а он-то умел припрятать съестное.
— Теперь достать бы литров десять подсолнечного масла, — говорил он, развалившись вечером на диване у Кондратюков. — Я бы спрятал его в баке для воды.
Хитер был Лантух, изворотлив, но и он не подозревал, что под дерматиновой обивкой того самого дивана, на котором восседал, лежат завернутые в газету чистые бланки разных документов, что между пружинами устроен тайник, а в нем пистолет ТТ, что рядом в книжном шкафу хранится том «Истории Украины» с зашифрованными явками разведчиков, коды и шифры для связи с радиоцентрами. И уж, конечно, в голову ему не могло прийти, что сын священника, расстрелянного большевиками, так нетерпеливо дожидающийся прихода немцев, — разведчик-чекист Иван Кудря.
У каждого разведчика есть своя вторая биография, та, под которой он живет. Я бы сказал, что от подлинной она отличается главным образом тем, что знать ее разведчик обязан лучше. Можно запамятовать имя своей троюродной тети или, скажем, дату получения диплома. Но если это связано с биографией разведчика, то ни одного факта, ни одной детали, ни одного события или даты забыть он не имеет права. И паспорт на имя Ивана Даниловича Кондратюка, и толстая пачка писем — его переписка с Марией Ильиничной, из которой было видно, как стремительно росло их чувство друг к другу, и даже повестка из райвоенкомата, призывавшая в армию их неприятного соседа и закрепившая их дружбу с ним, — все это были детали созданной Максимом второй биографии, без которой его работа на оккупированной территории была бы затруднена.
Что касается Марии Ильиничны, то она действительно была Марией Ильиничной Груздовой, вдовой репрессированного в 1937 году научного сотрудника Киевского университета. Ей тогда было 28 лет, она работала учительницей и жила с матерью мужа и шестилетним сыном в огромном многоэтажном доме по Институтской, который был известен среди киевлян как «дом Гинзбурга».
Рассказывают, что, когда ее попросили взять на квартиру Кудрю, она заплакала — не от страха, а от сознания, что ей, жене человека, наказанного Советской властью, доверяют такое важное задание, как охрана жизни нашего разведчика. И она сделала все, что смогла, чтобы он успешно работал.
Итак, Кудря стал Кондратюком и перешел на нелегальное положение. Мария Ильинична привыкла к своей новой роли. Свекровь ее недоумевала; зачем это невестке вдруг понадобилось выходить замуж. Лантух считал дни до прихода немцев. А в это время специальная группа чекистов быстро и незаметно подбирала Максиму помощников по подполью, готовила этим людям документы, продовольствие, деньги, оружие, шифры. И хотя Киев еще оставался советским, это была работа, требовавшая абсолютной осторожности и тайны — одно лишнее слово могло провалить всю операцию.
Чтобы вы имели представление, как это делается, я расскажу, как прятали радиоаппаратуру. Для нее нашли место на одной из окраин Киева — в малоприметном ветхом домике, в котором жил старик-пенсионер Евгений Михайлович Линевич. Привлекать внимание соседей было нельзя, поэтому решили, что все должен проделать сам хозяин.
Вечером, когда в соседнем доме укладывались спать, он копал в кладовой под полом яму. Через шесть ночей хранилище для рации было готово.
Сложнее было завезти громоздкую радиоаппаратуру, особенно электробатареи, которые весили около пяти пудов. Старик предложил план. У него было разрешение на покупку кубометра дров и полтонны каменного угля. Ящик с батареями можно было установить в машине, засыпать углем, закидать дровами и перевезти в дом.
Так и сделали.
Прошло несколько дней, и дед точно в назначенный час выходит к трамвайной остановке: стоит, будто слушает радиопередачу, а сам посматривает по сторонам. Видит: идет знакомый с базара, в руках корзина с фруктами. Разговорились.
— Хорошо, что я вас встретил, Евгений Михайлович. Выручайте, занесите корзину Марье Ивановне, а то спешу, — просит знакомый.
— Что же, поможем, — соглашается дед. Корзина оказывается очень тяжелой. Старик приносит ее домой, высыпает содержимое на стол: десять яблок, десять груш, шесть гранат, браунинг, два пистолета ТТ, сотню патронов.
Все было сделано настолько аккуратно, так был продуман каждый шаг, что немцы потом даже и не подозревали, что в этом доме чекистами оставлена мощная радиостанция.
Более того, забегая вперед, расскажу. Как-то они устроили обыск в доме Линевича. Офицер и два солдата заглянули в кладовку, где помещались замаскированная радиостанция и оружие. Старик стоял сзади ни жив, ни мертв. Но, увидев на полу и
