Дэйтрейдер. Кровь, пот и слезы успеха - Льюис Борселино

Организованная преступность имеет такое название, потому что она организованная. В ней существуют уровни власти или управления, и определенная структура операций – почти как в корпорации. Как и в любой компании или организации, у организованной преступности свои правила ведения бизнеса. Если кто-то сделал "бабки", часть прибыли должна возвращаться в организацию. В случае ворованных товаров они должны реализовываться легальными путями. В чикагской мафии преданность основывалась на возможностях, а не на кровных узах, как в мафии Нью-Йорка. Но быть частью этой организации означало, вы должны принимать правила и верить, что при любом сценарии вас защитят. Чтобы продвинуться, моему отцу – исключительному бойцу и рискованному, как никто другой – пришлось принять эту веру. Ему пришлось довериться группе криминальных элементов, которые, в конечном счете, и погубили его.

Однако я жил другой жизнью. В средней школе я был одним из лучших спортсменов, фотографии с моими достижениями на футбольном поле попадали в газеты. Студентом младшего курса меня признали лучшим на игровом поле во всех конференциях[9], и я номинировался на звание лучшего юниора штата и всей Америки. Когда пошел мой старший курс, меня назвали самым ценным и универсальным игроком в нашей конференции. Я снова номинировался на звание лучшего футболиста штата, и Джек Льюис, тренер Immaculate Conception High School, после того, как я сделал 17 сольных отборов у его команды за одну игру, выдвинул меня в номинации – лучший футболист Америки. В средней католической школе Монтини, где я был первым парнем за всю историю, два года подряд претендовавшим на звание универсального игрока, мои товарищи по команде говорили, что выбор меня в качестве самого ценного игрока школы очевиден. Я даже позволил себе поверить в это.

На вечере футбольного банкета я сидел рядом с моими товарищами по команде, но смотрел на своего отца. Когда вручались награды, он даже не пытался скрыть свою гордость за меня. Я знал, когда они назовут меня самым ценным игроком, это будет великим моментом для нас обоих.

Тренер взял микрофон. Он произнес небольшую речь о спорте и духе команды. Парень, сидевший рядом со мной, толкнул меня локтем в бок.

Затем тренер объявил победителя награды за звание самого ценного игрока – нашего четверть-защитника, который даже не выдвигался на звание лучшего в конференции. Этот парень бросил на меня взгляд, полный удивления. "Это должен быть ты, Льюис", – сказал он, когда поднимался, чтобы принять награду.

Все мои друзья по футбольной команде встали и в знак протеста покинули банкет. Когда я уходил вместе с ними, я видел, как побледнело лицо моего отца. Он знал, почему я не выиграл эту награду. Это не имело никакого отношения к моим способностям на футбольном поле. И наш квотербек, хороший парень, по праву названный хорошим спортсменом, тоже не имел к этому никакого отношения. Это было связано с моей фамилией, и отец знал об этом.

Я никогда не видел, чтобы отец так страдал, как в тот вечер. Это было то же самое, как если бы у него отняли все, о чем он мечтал для нас, своих сыновей. У него отобрали славу, которая должна была быть моей, и он никак не мог мне этого возместить. Отец ушел с банкета вслед за мной. Я был потрясен, увидев слезы на его глазах. Ему было больно, что один из его сыновей принял на себя оскорбительный удар, нацеленный на него. "Прости, Льюис, – сказал он. – Это не из-за тебя. Этот тренер сделал, чтобы принести мне боль. И он сделал мне больно, потому что сделал больно тебе".

Мои товарищи по команде попытались облегчить мое состояние, подарив мне во время ночного студенческого бала браслет, с гравировкой "самый ценный игрок". Однако на этом проблема не была исчерпана. Друг нашей семьи, крупный спонсор Университета Монтини, самостоятельно провел небольшое расследование. Со временем эта история стала известной. Тренер говорил одному из своих помощников, что он никогда не даст мне награду самого ценного игрока, независимо от того, что я буду делать на футбольном поле. Тренер не мог заставить себя дать мне этот приз, потому что он не одобрял жизнь моего отца.

Это был первый раз, когда я воочию убедился, что имел в виду мой отец, когда говорил о «нас» и о "них". «Они» – общество в целом и мир белого хлеба – судит остальных "нас". Независимо от того, как упорно мы стараемся, войти в их мир для «нас» будет очень тяжело.

Хотя утешения в этом было мало, мы, по крайней мере, знали правду. И со временем я получил удовлетворение, отомстив за себя. Месть, как говорится в пословице, это блюдо, которое лучше есть холодным. Прошли годы, но я сказал свое слово. Теперь я один из крупнейших спонсоров Монтини. В этой школе я организовал встречу выдающихся футболистов, а сейчас нахожусь уже на половине пути в кампании по сбору средств для университета в размере $2 миллионов. Мною движет любовь к этой школе и моя благодарность таким людям, как Брат Майкл Фитцджеральд, разрешивший мне остаться в Монтини несмотря на то, что мы не могли оплачивать обучение в течение двух лет. Когда Брат Майкл узнал, где находился мой отец, он сказал, чтобы я не беспокоился. "Твой отец заплатит мне", – сказал он и больше никогда об этом не упоминал.

Но была особая причина, по которой я сделал еще один подарок этой школе – электронное табло в спортивном зале. Каждый раз, когда мой старый футбольный тренер заходит в спортзал, он видит электронное табло, на котором написано мое имя. И я могу представить, как он вспоминает тот футбольный банкет, когда он решил лишить меня награды только из-за моего отца. Этот тренер считал, что я, вероятно, никогда не добьюсь чего-либо значительного. Что я закончу жизнь неудачником или, скорее всего, в тюрьме.

Но моя жизнь не пошла по пути, который представлял мой старый футбольный тренер. Я остался настоящим бойцом, играя в легальном мире бизнеса, где упорство и дисциплина, свойственные отцу, стали основой моего успеха. Я не пошел по тому пути, по которому шел мой отец, но я впитал жизненные уроки, преподнесенные мне, как величайший дар моей жизни.

Счет оказался в мою пользу.

Глава 5

Худшие времена

Никто не может пройти по жизни невредимым, и я не исключение. На мою долю выпали и препятствия, и травмы, и потери: смерть родителей, развод, неверие в себя, почти парализовавшее меня. Когда я находился в глубоком кризисе, единственным искренним желанием было выбраться из него. Будь это в моих силах, я бы сделал все, чтобы стереть эти события из моей жизни. Но я не мог этого сделать, поэтому у меня оставался один выбор: попытаться извлечь из собственных страданий какое-то понимание этих событий. Для меня как для трейдера, да и как для человека это неоценимые уроки: потери случаются; бывает, они неизбежны. Секрет в том, чтобы не дать им уничтожить вас.

Трейдеры не любят думать о потерях. Никто не бывает прав всегда. Никто не получает прибыль на каждой отдельной сделке или в каждый отдельный день. У всех временами бывают плохие дни, возможна даже полоса плохих дней. Когда это происходит, нельзя позволять неудачам вводить вас в состояние шока. Поддайтесь страху, и он может полностью овладеть вами. Конечно, нельзя впадать и в другую крайность и верить, что вы неуязвимы. Я видел многих трейдеров, разорившихся и сгоравших, потому что они думали, что рынок должен пойти их путем.

Чтобы выжить в худшие времена, и в жизни, и в бизнесе, вы должны вернуться к основам того, кто вы, откуда пришли и куда направляетесь. Вы должны полагаться на собственную силу. Если вы удачливы, вы можете также получить поддержку со стороны некоторых людей вокруг вас. Однако в отличие от лучших времен, когда у вас имеется множество так называемых "друзей хорошей погоды", худшие времена приходится встречать одному.

В лучшие времена 1987 года я сделал $4,5 миллиона только за счет торговли собственными деньгами. Я не зарабатывал инвестиционных вознаграждений или комиссионных. Каждый заработанный мной доллар – это прибыль от торговли собственными деньгами. Я оказался в числе тех, кому повезло в 1987 году сделать большие деньги. Другие разорились и никогда больше не получили ни малейшего шанса что-либо изменить. Несмотря на полученную в том году прибыль, я считал, что тот крах худшее, что могло случиться с рынком. Понятно, что хаотическое свободное падение позволило мне заработать более миллиона доллара менее чем за минуту. Но я испугался, что крах 1987 года, выражаясь аллегорически, просто убьет "гусыню, несущую золотые яйца".

Крах повлек введение надзора со стороны регулирующих органов. В результате на торговлю наложили жесткие ограничения, а в конечном счете двойную торговлю на Мерк запретили. После краха S&Р-яма оказалась под самым пристальным вниманием надзирающих органов. Комиссия по Ценным Бумагам и Биржам (SEC) пыталась получить надзорную власть над ямой S&P, забрав ее у Комиссии по Торговле Товарными Фьючерсами (CFTC). SEC теоретизировала следующим образом: поскольку S&Р-контракт основан на фондовом индексе, S&Р-фьючерс должен находиться под ее контролем. Однако S&Р-контракт – это фьючерсный контракт с наличным расчетом. Вы не можете держать S&Р-контракт до его истечения и принять поставку акций компаний, входящих в индекс S&P 500. Данная проблема надзора прошла весь путь до ФРС, которая вернула ее CFTC. В конце концов, CFTC сохранила за собой контроль над S&Р-контрактом, но была вынуждена колоссально увеличить маржевые требования.