Американский психопат - Брет Эллис

— Ты… дура! — реву я.

Она продолжает неустрашимо трещать, не переставая тыкать впятнав пятна на простынях.

— Глупая сука! Поняла? — побагровев, ору я. Я едва не плачу. Меня трясет, я вырываю у нее куртку, бормоча:

— О боже.

Сзади меня открывается дверь, звенит звоночек, и я беру себя в руки. Закрыв глаза, я глубоко дышу, напоминаю себе зайти после обедаланча в солярий, может, в Hermes или…

— Патрик?

Вздрогнув от звука человеческого голоса, я оборачиваюсь — и вижу девушку, живущую в моем доме. Несколько раз я видел, как она с кем-то болтала в холле, и всякий раз, когда я проходил мимо, она провожала меня обожающим взглядом. Она старше меня, ей под тридцать, выглядит вполне, немного полновата. На ней спортивный костюм — откуда? Из Bloomingdale's? Даже не знаю. Она сияет. Сняв темные очки, она широко улыбается.

— Привет, Патрик. Я так и думала, что это ты.

Не имея ни малейшего представления, как ее зовут, я выдыхаю приглушенное «привет» и очень быстро бормочу нечто, напоминающее женское имя, а потом просто смотрю на нее, озадаченный, опустошенный, пытаясь сдержать злобу. Китаянка по-прежнему причитает сзади. Наконец я хлопаю в ладоши и говорю:

— Ну-с.

Она продолжает стоять, смущенная, потом нервно подходит к прилавку. В руке у нее квитанция.

— Странно, правда? Это так далеко, но, знаешь, это действительно лучшая химчистка.

— Тогда почему они не могут отчистить эти пятна? — по-прежнему улыбаясь, терпеливо спрашиваю я.

Мои глаза закрыты, я открываю их только тогда, когда наконец замолкает китаянка.

— Слушай, ты не можешь поговорить с ними? — осторожно прошу я. — У меня ничего не получается.

Она идет к простыням, которые держит старик.

— О боже, — говорит она. В тот момент, когда она осторожно дотрагивается до простыни, китаянка вновь принимается верещать, но, не обращая на нее внимания, девушка спрашивает меня:

— Что это? — она снова смотрит на пятна. — Боже.

— Это… — я кидаю взгляд на простыни, они действительно выглядят кошмарно. — Это, м-м-м, клюквенный сок, клюква с яблоком.

Она смотрит на меня, неуверенно кивая, потом робко говорит: — По-моему, не похоже на клюкву, то есть на клюкву с яблоком.

Я долго смотрю на простыни прежде, чем промямлить:

— Ну, да, м-м-м, на самом деле это… Боско. Знаешь, вроде… — я замолкаю. — Вроде шоколадного батончика. Dove Bar. Это Dove Bar… С сиропом Hershey.

— Да. — Она понимающе кивает, может быть, с налетом скептицизма. — Боже мой…

— Слушай, ты не могла бы поговорить с ними — потянувшись, я вырываю простыню из рук старика. — Я был бы крайне признателен. — Сложив простыню, я осторожно кладу ее на прилавок. Вновь взглянув на Rolex, объясняю:

— Я опаздываю. У меня встреча в «Hubert's» через пятнадцать минут.

Я направляюсь к двери, китаянка, грозя мне пальцем, снова принимается отчаянно стрекотать. Я смотрю на нее, сдерживаясь, чтобы не передразнить ее жест.

— В «Hubert's»? Правда? — спрашивает пораженная девушка. — Он переехал в центр, верно?

— Ага… слушай, боже мой, мне надо идти, — я делаю вид, что через стеклянную дверь заметил такси, и, пытаясь изобразить благодарность, говорю ей:

— Спасибо, м-м-м… Саманта.

— Виктория.

— Точно, Виктория, — я делаю паузу. — А я что сказал?

— Ты сказал — Саманта.

— Извини, — я улыбаюсь. — Что-то со мной не то.

— Может, как-нибудь пообедаем вместе на следующей неделе? — с надеждой предлагает она, подходя ближе. Я же пячусь к двери. — Я довольно часто бываю рядом с Уолл-стрит.

— Право, не знаю, Виктория. — Я изображаю извиняющуюся улыбку и отвожу взгляд от ее бедер. — Я все время работаю.

— Тогда, может, в субботу? — пугаясь своей настойчивости, спрашивает Виктория.

— В эту субботу? — спрашиваю я, вновь глядя на свой Rolex.

— Да, — робко пожимает она плечами.

— Боюсь, не получится. Иду на дневной спектакль, «Отверженные», — вру я. — Слушай, мне и в самом деле надо бежать. Я… — Проведя рукой по волосам, я бормочу: — О господи, — затем заставляю себя произнести, — Я позвоню тебе.

— Хорошо, — обрадованно улыбается она. — Позвони.

Еще раз кинув взгляд на китаянку, я выкатываюсь к чертовой матери, бегу к несуществующему такси, и притормаживаю только в двух кварталах от прачечной…

Неожиданно мой взгляд наталкивается на хорошенькую бездомную девушку, которая сидит на ступеньках дома на Амстердамской улице, кофейный пластиковый стаканчик стоит у ее ног. Меня к ней словно ведет невидимая сила. Нашарив в кармане мелочь, я с улыбкой подхожу к ней. У нее слишком юное, свежее, загорелое лицо; из-за этого ее положение кажется еще более ужасающим. Я успеваю рассмотреть ее за те секунды, что прохожу от края тротуара до ступенек, на которых она сидит, склонив голову, тупо уставясь в свои колени. Заметив, что я стою перед ней, она поднимает глаза, на лице нет улыбки. Моя злоба исчезает, мне хочется сделать какое-нибудь простое доброе дело, и, не сводя излучающих сострадание глаз с ее невыразительного, печального лица, я наклоняюсь и опускаю в пластиковый стаканчик доллар со словами: «Удачи».

Выражение ее лица меняется, благодаря этому я замечаю, что на коленях у девушки лежит книга — Сартр, рядом с ней — сумка Колумбийского университета, а в темно-коричневом кофе плавает мой доллар. Доли секунды кажутся мне вечностью, как в замедленной съемке, девушка смотрит на меня, смотрит в стаканчик и кричит:

— Ты что, рехнулся?

Застыв в согнутой позе над стаканчиком, я выдавливаю:

— Я не знал… не знал, что… там кофе.

Весь дрожа, я отхожу, останавливаю такси. По дороге в «Hubert's» здания представляются мне горами и вулканами, улицы — джунглями, небо кажется театральной декорацией, так что, выйдя из машины, я даже вынужден протереть глаза. Ланч Обед в «Hubert's» оборачивается непрерывной галлюцинацией, во время которой я грежу наяву.

«HARRY'S»

— Носки должны сочетаться с брюками, — говорит Тод Хэмлин Ривису, который внимательно слушает, помешивая соломинкой «Бифитер» со льдом

— Это кто сказал? — спрашивает Джордж.

— Послушай, — терпеливо объясняет Хэмлин. — Если носишь серые брюки, надевай серые носки. Проще простого.

— Погоди, — вмешиваюсь я. — А если ботинки черные?

— Ничего страшного, — Хэмлин пригубливает мартини. — Но тогда с ботинками должен сочетаться ремень.

— То есть ты говоришь, что с серым костюмом можно носить и серые и черные носки? — говорю я.

— M-м-м… да, — отвечает Хэмлин смущенно. — Я так думаю. Разве я не это сказал?

— Полушай, Хэмлин, — говорю я. — Я не могу с тобой согласиться насчет ремня. Ботинки все-таки далеко от талии. Мне кажется, следует обратить внимание на то, чтобы ремень сочетался с брюками.

— Это похоже на правду, — замечает Ривис.

Мы втроем — Тод Хэмлин, Джордж Ривис и я — сидим в «Harry's». Сейчас чуть больше шести вечера. На Хэмлине костюм от Lubiam, превосходная полосатая хлопчатобумажная рубашка с широким воротником от Burberry, шелковый галстук от Resikeio и ремень от Ralph Lauren. Ривис в шестипуговичном двубортном костюме от Christian Dior, хлопчатобумажной рубашке, шелковом галстуке от Claiborne с узором. На ногах у него кожаные ботинки на шнурках в дырочку от Allen-Edmonds, в кармане — хлопчатобумажный носовой платок, вероятно, от Brooks Brothers. На салфетке рядом с его стаканом лежат темные очки от Lafont Paris, на стуле покоится очень милый портфель от Т. Antony. На мне двухпуговичный однобортный костюм (расцветка «штрихи мела»; шерсть с фланелью), хлопчатобумажная рубашка в разноцветную полоску, и шелковый карманный платок, все от Patrick Aubert, а также шелковый галстук в горошек от Bill Blass и очки с простыми стеклами в оправе от Lafont Paris. На столе, кроме стаканов и калькулятора, лежат наушники от одного из наших CD-плейеров. Ривис и Хэмлин ушли сегодня из офиса пораньше, чтобы сделать массаж лица, и теперь выглядят свежо, лица розовые, но загорелые, короткие волосы зачесаны назад. Утреннее Шоу Патти Винтерс было про Рембо в реальной жизни.

— А что жилетки? — спрашивает Ривис Тода. — Они… не вышли из моды?

— Нет, Джордж, — отвечает Хэмлин. — Разумеется, нет.

— Нет, — соглашаюсь я. — Жилетки никогда не выходили из моды.

— Тогда вопрос — как их следует носить? — спрашивает Хэмлин.

— Они должны облегать… — одновременно произносим мы с Ривисом.

— Извини, — говорит Ривис. — Продолжай.

— Ничего, — замечаю я. — Давай ты.

— Ну давай же, — просит Джордж.

— Ну, они должны хорошо облегать фигуру и закрывать талию, — объясняю я. — Жилет должен быть чуть повыше верхней пуговицей пиджака. Если на виду оказывается слишком большая часть жилета, это придает костюму чересчур чопорный, строгий вид, а это нежелательно.