Драконов не кормить (СИ) - Лазаренко Ирина

Но если золотой дракон не может быть своим среди драконов, то как собирается стать своим среди людей?

Может, первое, что они сделают, – стукнут его по башке и вернут эльфам.

Илидор встряхнулся. Эта клетка его основательно допекла. Вся его жизнь – перетекание из одной клетки в другую. До чего же сложно сдерживаться, чтобы не тряхнуть крыльями, не расколотить ржавой кочергой все эти решётки, двери, условия, запреты, окрики и заодно головы, которые их придумывают!

Драконышей не выпускают в холмы Айялы до подросткового возраста, когда у них появляется способность менять ипостась. Первые лет двенадцать драконыши проводят в детском крыле. Иногда их выгуливают во дворе замка, и кажется, что он сейчас рухнет на тебя со всех сторон сразу, или на крыше, что почти издевательство, ведь драконышам не позволяют летать и связывают им крылья, когда выводят на свежий воздух. Всем, кроме эфирных малышей – те пытаются взлететь с верёвками только один раз, а потом больше не пробуют. Мир для этих драконов – статичен, и эфирные малыши просто заключают, что они не могут летать. Потом, когда они вырастают, эльфам бывает непросто убедить их, что теперь летать можно, – если, конечно, они вырастают Хорошими Драконами и их выпускают в холмы Айялы.

Но в детстве до этого ещё далеко, всё драконье детство – это анфилада комнат на втором этаже и работа в замке, «чтобы не дурели от безделья». Драконьи лапы, особенно детские, плохо приспособлены для хватания, держания и тонких манипуляций, но эльфов это не останавливает, и драконыши постепенно учатся. Они чистят овощи на кухне, моют посуду и полы, дважды в год перетирают безумное количество замковых окон, длинных и тощих, как эльфы, делают свечи, разводят чернила, обляпываясь по самые глаза и вызывая шутки насчёт драконов в крапушку, и делают ещё сотню скучных дел.

Но, пожалуй, развитые хватательные лапы – это то, за что стоит сказать эльфам спасибо.

Драконыши, конечно, всё равно дерутся друг с другом, отчаянно кусают и заплёвывают эльфов, портят вещи, портят продукты, проказят – словом, делают всё возможное, чтобы к семи-девяти годам перезнакомиться со всеми машинными комнатами замка и впустить в своё сердце леденящий ужас перед машинами, который останется там навсегда.

Из других развлечений у драконышей – редкие визиты некоторых взрослых, обычно старейших. Эльфы строго следят, кто контактирует с малышами, – к примеру, Плохих Драконов, которые живут в замке, в детское крыло никогда не пускают.

Из своего детства Илидор хорошо помнил Хшссторгу: она несколько раз в год приходила к ледяным драконышам, говорила с ними, учила их. В такие дни всё вокруг словно бы подёргивалось сухим льдом, лампы притухали, звуки глохли, детское крыло почтенно внимало старейшей ледяной драконице.

– Дреуглы, – рассказывала Хшссторга, – разумные крабы ростом с человека, жили прежде на этой самой земле, которая нынче зовётся Эльфиладоном. Было это не более тысячи лет назад, пока эльфы не пришли на эти земли. И где теперь дреуглы? Даже косточек их не осталось. А до них были другие. И другие. И другие. Всё точно так же, как под землёй, где гномы пришли на смену четвероногим карлам пахрейнам, а те когда-то выжили в глубины ползучих крилов, а те в глубинах утратили разум и нарастили гигантские тела, превратившись в хищных червей хробоидов. Всё меняется одинаково в солнечном мире и в подземье, только драконы вечны. Кроме тех, разумеется, кто враг себе и своему роду и выберет не выживать.

С этими словами Хшссторга обводила взглядом всех драконышей, и ледяных, и остальных, на мгновение втыкая свой взгляд-иголку в каждого и безмолвно спрашивая: «Ну а ты осилишь такую простую вещь – просто выжить в этом месте, а?».

Почти все ледяные драконыши выживали и оказывались в холмах Айялы, и так ли важно, что собственная старейшая иногда пугала их больше эльфов. Илидор в детстве тоже до одури робел перед Хшссторгой, и даже сейчас изрядная доля этой робости, неистребимая, продолжала течь по его венам вместе с кровью.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Слышащие воду драконыши сами ходили к Арромееварду – в качестве наказания.

Когда Флёд Жирай говорил драконышу: «Ты сегодня совсем захухра, малец», или когда Корза закрывала глаза и прикрывала их растопыренными пальцами с отставленным в сторону мизинцем, или когда кто-нибудь из младших воспитателей вылетал из детского крыла с криком «Ну всё, ты допрыгался, змеюка водянка» – все знали, что это означает: сегодня слышащий воду драконыш понесёт ужин своему старейшему.

Заодно посмотрит, какая судьба ждёт Плохих Драконов, который вырастают из «совсем захухрых мальцов».

Сами драконыши, слышащие воду, на слова своих воспитателей лишь сердито хлестали хвостами из стороны в сторону и всем своим видом показывали, что очень даже рады сегодня быть «захухрой». Хотя кому же понравится тащиться в южное крыло, где ходят туда-сюда по коридору суровые стражие эльфы, а из-за дверей доносятся стенания и ругательства драконов, прикованных цепями.

Это было единственное исключение насчёт контактов драконышей и Плохих Драконов, потому как Арромеевард определённо был одним из худших, вреднейших, опаснейших и невыносимых. Но по вечерам старый дракон делался более-менее благодушен, иногда на него даже нападала болтливость – тогда принесшему ужин драконышу приходилось задерживаться и слушать пространные монологи своего патриарха. Тот говорил о былом величии драконов, о мерзких гномах, мерзких машинах и прочих мерзких, мерзких, мерзких вещах, о которых Арромеевард желал поговорить. Завершался монолог всегда одинаково: старый дракон собственными историями доводил себя до приступа ярости и набрасывался на драконыша с руганью, а если то не успевал выскочить за дверь – получал хорошего пинка.

Илидор не взялся бы подсчитать, сколько раз на его памяти драконыши возвращались в детское крыло с расшибленными лбами и треснувшими рёбрами.

– Это я-то захухра? – шипели драконыши, потирая лбы или бока. – А он тогда кто?

Это было всё внимание и воспитание, на которое могли рассчитывать слышащие воду. Ну и, конечно, когда наставало время устраивать кладку, Арромееварда приходилось выводить в Айялу, и это были незабываемо жуткие дни для всего Донкернаса.

Взрослых снящих ужас драконов Илидор ни разу не видел в детском крыле.

– Наш патриарх Оссналор будет о нас заботиться, если мы вырастем Хорошими, – говорили драконыши с таким достоинством, словно для них это дело чести – дожить до взрослости и познакомиться со старейшим своего рода. И обычно они доживали.

Эфирные драконы иногда приходили возиться с малышнёй, без всякой цели и не разбирая, где там эфирные драконыши, а где, положим, ядовитые. Моран приносила какие-нибудь растения или насекомых из сада и учила малышей различать съедобных жуков и полезные травки, а ещё учила ругательствам, но это не нарочно. Эрдан рассказывал байки про Дурных Драконышей и Надутого Хробоида. Ятуа затевала весёлые игры в прятки или долеталки – в это никогда бы не поверил тот, кто видел эту драконицу лишь в окружении других взрослых драконов. А Коголь приходил в детское крыло, чтобы отоспаться где-нибудь в углу.

Когда драконыши подрастают – их начинают группками выводить в Айялу. Сначала ненадолго и под присмотром множества сподручников: эльфы окончательно решают, кого из драконов можно оставлять в Айяле без присмотра, а кого стоит поселить в замке. Выпускают только драконов, у которых не остаётся заблуждений: всё будет не справедливо и не несправедливо, не хорошо и не плохо, всё будет так, как нужно эльфам Донкернаса. Если до дракона это не доходит, он возвращается в замок – в камеру, в лаборатории, в жилое крыло – зависит от того, как он себя ведёт и насколько эльфам интересно с ним возиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Странно получается, – ворчала подчас Хшссторга. – Хорошие Драконы нужны и нам, и эльфам. Нет, не отвечайте мне, не спорьте, я сама знаю, почему так получилось. Получше вашего знаю, надо думать. Просто это противно – иметь общую цель с ушастыми засранцами. Даже только внешнюю.