Занавес. Последнее дело Пуаро - Агата Кристи

– Конечно, миссис Франклин.

Сестра Крейвен отошла от окна. Лицо ее не выражало ничего, кроме деловитости сиделки, в обязанность которой входит выполнение всех требований больного.

Миссис Франклин сказала:

– Пожалуйста, ступай, Билл, я ужасно устала.

– О, послушай, Бабе, ты переутомилась? – всполошился Бойд Каррингтон. – Я так виноват! Какой же я легкомысленный дурак. Мне следовало подумать, что для тебя это слишком большая нагрузка.

Миссис Франклин одарила его ангельской улыбкой мученицы.

– Мне не хотелось ничего говорить. Я так не люблю быть кому-либо в тягость.

Мы с Бойдом Каррингтоном, слегка сконфуженные, вышли из комнаты, оставив двух женщин наедине.

Бойд Каррингтон сокрушался:

– Какой же я, черт возьми, идиот! Барбара казалась такой оживленной и веселой, что я забыл о ее слабом здоровье. Надеюсь, она не наделала себе вреда.

Я машинально ответил:

– О, думаю, ей просто надо отдохнуть и хорошенько выспаться ночью.

Он начал спускаться по лестнице. Я немного замешкался, затем направился в другое крыло, к своей комнате и комнате Пуаро. Маленький человек ждет меня. Впервые я неохотно шел к нему. Голова моя была занята своими мыслями, душу точил червь подозрений.

Я медленно шел по коридору.

Из комнаты Аллертона до меня донеслись голоса. Не думаю, чтобы я сознательно собирался подслушивать, но тем не менее я автоматически остановился перед дверью. И тут она внезапно распахнулась, и из комнаты вышла моя дочь Джудит.

При виде меня она замерла на месте. Схватив Джудит за руку, я подтолкнул ее к своей комнате и зло спросил:

– С какой стати ты зашла в комнату к этому парню?

Она в упор смотрела на меня. Теперь она не выказала гнева, но взгляд был ледяной. Несколько секунд Джудит не отвечала.

Я потряс ее руку.

– Я этого не потерплю, ты слышишь? Ты сама не понимаешь, что делаешь.

Джудит тихо ответила с язвительной ноткой в голосе:

– Полагаю, у тебя весьма грязное воображение.

– Полагаю, что так, – ответил я. – Твое поколение любит упрекать в этом наше. Но, по крайней мере, у нас есть твердые моральные устои. Запомни, Джудит, что я категорически запрещаю тебе общаться с этим человеком.

Моя дочь пристально взглянула на меня, затем спокойно проговорила:

– Понятно. Значит, вот оно что.

– Ты отрицаешь, что влюблена в него?

– Нет.

– Но ты же не знаешь, что он собой представляет. Не можешь знать.

И, намеренно ничего не смягчая, я повторил ей историю об Аллертоне, рассказанную мне.

– Вот видишь, – заключил я свой рассказ. – Он – грязный негодяй.

Джудит это только вывело из себя. Губы ее скривились в презрительной усмешке.

– Я никогда не считала его святым, уверяю тебя.

– Разве тебе это безразлично? Джудит, ты же не можешь быть до такой степени испорчена.

– Называй это так, если тебе угодно.

– Джудит, ты не можешь… ты не…

Я не находил слов. Она стряхнула мою руку.

– А теперь послушай, отец. Я поступаю так, как нахожу нужным. И перестань меня запугивать. Это не приведет ни к чему хорошему. Я буду делать со своей жизнью все, что пожелаю, и ты не сможешь меня остановить.

В следующее мгновение ее не было в моей комнате.

У меня тряслись колени.

Я рухнул в кресло. Все было хуже – гораздо хуже, – чем я думаю. Девочка совсем потеряла голову. Мне не к кому обратиться за помощью. Ее мать – единственный человек, к кому Джудит могла бы прислушаться, – мертва. Теперь все зависело от меня.

Думаю, никогда – ни до, ни после того – я не чувствовал себя таким несчастным, как тогда.

Вскоре я встрепенулся. Вымылся, побрился и переоделся. Я спустился к обеду. Полагаю, что вел себя совершенно естественно. Казалось, никто ничего не заподозрил.

Пару раз я заметил, как Джудит бросала на меня любопытные взгляды. Должно быть, ее удивило, что я способен вести себя как обычно.

Но все это время моя решимость все больше возрастала.

Единственное, что мне нужно, – это мужество и мозги.

После обеда мы вышли во двор, взглянули на небо, обменялись замечаниями о том, как душно, предсказывали дождь, гром, грозу.

Краешком глаза я заметил, как Джудит исчезла за углом дома. Вскоре и Аллертон зашагал в том же направлении.

Закончив беседу с Бойдом Каррингтоном, я тоже направился туда.

Думаю, Нортон попытался меня остановить. Он взял меня за руку. Кажется, предложил прогуляться по саду, к кустам роз. Я не слушал его.

Он все еще был рядом, когда я завернул за угол.

Они были там. Я увидел лицо Джудит, обращенное к Аллертону, увидел, как он склонился над ней, обнял ее, и увидел поцелуй, который последовал.

Затем они быстро оторвались друг от друга. Я сделал шаг вперед. Нортон с трудом оттащил меня за угол дома.

– Послушайте, вы не можете… – забормотал он.

Я перебил его.

– Могу. Я сделаю это, – решительно произнес я.

– Это не поможет, мой дорогой. Все это очень печально, но дело в том, что вы ничего не можете поделать.

Я молчал. Пусть думает, что это так, но я-то лучше знаю.

Нортон продолжал:

– Я знаю, каким беспомощным и взбешенным себя чувствуешь, но единственное, что можно сделать, – это признать поражение. Смиритесь, старина!

Я не возражал ему. Я ждал, позволяя ему болтать. Потом снова решительно обогнул угол дома.

Пара уже исчезла, но я догадывался, где они могут быть. Неподалеку, в зарослях сирени, была уединенная беседка.

Я направился к ней. Кажется, Нортон все еще был со мной. Впрочем, я в этом не уверен.

Подойдя поближе, я услышал голоса и остановился. Это был голос Аллертона:

– Итак, моя дорогая девочка, решено. Больше не возражай мне. Завтра ты приезжаешь в город. Я скажу, что еду на пару дней в Ипсуич повидаться с приятелем. Ты посылаешь телеграмму из Лондона, что не можешь попасть обратно. И ни одна душа не узнает о тихом милом ужине в моей квартире. Тебе не придется об этом жалеть, обещаю тебе.

Я чувствовал, что Нортон тянет меня прочь, и сделал вид, что внезапно послушался его. Я чуть не рассмеялся при виде его огорченного, встревоженного лица и позволил увести себя в дом. Я притворился, что сдаюсь, потому что в тот самый момент уже знал, что сделаю…

– Не беспокойтесь, старина, – проговорил я твердо. – Все это бесполезно – теперь я и сам вижу. Невозможно распоряжаться жизнью своих детей. Я с этим покончил.

Он, похоже, поверил, что меня развеселило.

Вскоре после этого я сказал Нортону, что лягу сегодня пораньше. У меня немного болит голова, пожаловался я.

У него не возникло ни малейших подозрений относительно того, что я собирался сделать.

На минуту я задержался в коридоре. Там было тихо и безлюдно. Горничная уже расстелила постели на ночь. Нортона, комната которого помещалась на этой стороне, я оставил внизу. Элизабет Коул играла в бридж. Куртис, как мне было известно, ужинал внизу. Весь этаж был в моем распоряжении.

К чести своей должен сказать, что не зря проработал столько лет вместе с Пуаро. Я знал, какие именно предосторожности нужно принять.

Аллертон не встретится с Джудит завтра в Лондоне.

Все до смешного просто.

Я пошел в свою комнату и взял пузырек с аспирином. Потом зашел в комнату Аллертона и в его ванную. Таблетки сламберила находились в аптечке. Восьми, решил я, будет достаточно. Одна-две таблетки – обычная доза этого снотворного. Следовательно, восемь – то, что надо. Сам Аллертон сказал, что доза, которой можно отравиться, невелика. Я прочел ярлык: «Опасно превышать предписанную дозу» – и улыбнулся.

Затем, обернув руку шелковым носовым платком, осторожно отвинтил пробку. На ней не должны остаться отпечатки пальцев.

Я высыпал таблетки. Да, они почти точно такого же размера, как аспирин. Отложив себе восемь таблеток, я положил в пузырек такое же количество аспирина, а сверху насыпал оставшиеся таблетки снотворного. Теперь пузырек выглядел в точности так же, как прежде. Аллертон не заметит разницы.

Я вернулся в свою комнату. У меня была бутылка виски – почти как у всех в Стайлз. Я достал два стакана и сифон. Аллертон никогда еще не отказывался от выпивки. Когда он придет, я предложу ему пропустить стаканчик спиртного перед сном.

Я бросил таблетки сламберила в стакан и налил немного виски. Они довольно легко растворились. Я в высшей степени осторожно попробовал смесь. Возможно, чуть-чуть горчит, но это едва заметно. Мой план был таков: когда появится Аллертон, я как раз буду наливать себе виски; я передам этот стакан ему, а себе налью другой. Все будет выглядеть вполне естественно.

Он понятия не имеет о моих чувствах – разве что ему рассказала Джудит. Немного поразмыслив, я решил, что это исключено. Джудит никому ничего не расскажет.

Вероятно, он считает, что я ничего не подозреваю об их плане.

Мне оставалось только одно – ждать. Пройдет еще немало времени, вероятно час или два, прежде чем Аллертон отправится спать. Он всегда поздно ложился.