Воспоминания о жизни и деяниях Яшки, прозванного Орфаном. Том 1 - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как я узнал поздней, Капистран был также провозглашён папой Великим инквизитором и всякую ересь имел право доказывать и наказывать. Епископ хотел бросить страх на тут и там ещё блуждающих в Польше гуситов, о которых рассказывали и в Кракове, что тайно собирались на какие-то святотатственные богослужения и под обеими обликами своим верным раздавали причастия.
Долгое время прожив на свете, я много видел и был свидетелем разных приключений, всякого волнения в толпах, горячки, которая в них так же как болезнь, прицепляляется от одного к другому, такой внезапной горячки в умах, которая изо дня в день тысячи людей обращает и наполняет тревогой или надеждой.
Какова причина этого? Делает ли это сила Божья, или порою нечистая сила? кто же может узнать и поведать?
Мы смотрим, однако, собственными глазами на то, как иногда достаточно слова, вдохновения, я бы сказал, какой-то эпидемии, чтобы вогнать в безумие тысячи людей, и, чем больше оно их охватит, тем легче потом другие испытают опьянение, и с этим потоком полетят все.
Вот так было, не когда Иоанн Капистран приехал в Польше, но когда о нём только услышали.
О нём рассказывали чудеса, что слово его имело такую мощь, взгляд — такую силу, что обращал самого закоренелого грешника, что, когда говорил сбегающимся его послушать тысячам, даже те, до которых не доходил его голос, глядя на лицо, чувствовали в себе какую-то силу, которая в них входила и смягчала их, и растопляла как воск.
Мы ещё не знали, склонится ли святой муж на просьбы короля и епископа, чтобы посетить Краков, когда все уже были как бы какой горячкой охвачены. Не говорили ни о чём другом, только о нём, не думали ни о ком, только об этом новом апостоле, не ожидали ничего другого, только его прибытия.
В монастырях по тому случмаю, чтобы не проехал Польши, совершали богослужения. В доме епископа с утра до ночи только о том и слышно было. Рассказывали, что там, где он бывал дольше, везде столько людей приобщались к его ордену и уставу, что новые монастыри вырастали как грибы.
Я слышал, как епископ говорил:
— Дай Боже, чтобы у нас также нашлись добровольцы, немедленно схвачу принадлежащую моему брату площадь, хотя сил для этого не имею, и в мгновение ока поставлю монастырь.
Поначалу была большая неопределённость, захотчет ли прибыть, потому что его разрывали на все стороны. Посланный капеллан не возвращался. Высматривали, ждали, пока, наконец, он не приехал, и радость была неописуемая, когда сразу разошлось по городу, что Ян Капистран обещал вскоре прибыть.
Была это победа епископа, которая так его на мгновение осчастливила, что он забыл о своей неприязни к королю. Уже нельзя отрицать, что о славе Божьей он заботился, как мало кто; но и то его радовало, что он первый потребовал это и привёл.
Король, хоть собирался ехать в Литву, сделал то, что задержался, и хотел ждать приезда святого мужа, чтобы его вместе с королевой-матерью приветствовать.
Затем начались заблаговременные приготовления. В костёлах и монастырях было такое оживление, уборка, как никогда на самый большой праздник.
Но всего этого было мало, ибо что значил щуплый костёл для разглашающего тысячам слово Божье!
Капеллан, вернувшийся из Брна, рассказал, что везде, где Капистран проповедовал людям, ставили кафедру при наружной стене, чтобы народ, собравшись на площадях и рынках, мог его слушать. Добавляли же святому мужу, говорившему по латыне, переводчика, который тут же с кафедры его слова переводил и оглашал.
Капеллан, который дважды слушал Капистрана, со слезами рассказывал, что его речь могла смягчить каменных.
В Моравии большое число молодёжи немедля облачилось в монашеские рясы и подпоясалось верёвками. Кружились вести о чудесах, что прикосновением рук, благословением и молитвой он исцелял больных, а больше всего закоренелых безбожников склонял к покаянию.
Мы ещё не знали наверняка, когда он к нам прибудет, а Краков уже начал наполняться огромным скоплением набожных и любопытных.
В епископском дворце также начинало становиться тесно, потому что постоянно кто-нибудь приезжал из семьи и родственников, которым ксендз Збышек оказывал у себя гостеприимство. В городе с ним было трудно, так что Тенчинские, которые имели несколько своих усадеб, снимали у мещан.
Съезжалось множество духовных лиц, а стол епископа должен был кормить большую их часть, но, несмотря на это, я никогда нашего ксендза Збышка таким светящимся, весёлым и в таком хорошем настроении не видел.
Для приёма Капистрана он там был хозяином, а король при нём уменьшался и исчезал, он распоряжался и хозяйничал всем.
Когда мы так со дня на день ожидали объявления, а гостей прибывало всё больше, одного вечера стоя в приёмной, я услышал покоевых, которые говорили, что из Тенчинска приехала поклониться епископу Навойова. Меня задела фамилия, я выглянул.
Действительно, панская карета со службой стояла у крыльца, а из неё как раз выходила женщина средних лет, заметив которую, я был поражён как молнией, потому что в ней узнал ту, которую считал своей матерью, ту самую, которую я в последний раз встретил на дороге из Ченстохова.
Она была немного изменившейся с того времени и ещё красивой, очень богато убранной, но лицо её было покрыто какой-то грустью и как бы скрытым и подавленным гневом, и, глядя на неё, казалось, что, пожалуй, она никогда улыбаться и просиять не могла. Шла гордая, равнодушная, задумчивая, а за ней следовало двое Тенчинских! Мне пришлось встать на её дороге, но так дрожал, что думал, что свалюсь.
Среди двора Навойовой в сенях у двери я увидел — Слизиака. Я уже точно не знаю, что со мной делалось, как прошла возле меня женщина, видела ли. В глазах потемнело и не прояснилось, пока я не почувствовал, что кто-то меня резко тянет за рукав. Я увидел издалека Слизиака, который стоял на пороге, подавая мне знаки.
Хоть по заросшему его лицо мало что было видно, я читал на нём удивление и сильное замешательство.
Сам не знаю, кто меня подтолкнул к нему. Он потянул меня сразу в угол. По голосу я догадался, что он был сильно взволнован, потому что едва мог говорить.
— Откуда ты тут?! Боже милосердный! Откуда ты тут мог взяться и зачем?
Я отвечал ему, что не с радостью покинул ксендза Яна, но силой меня отдали епископу. Он задумался, удивлённый и расстроенный, а спустя минуту немного успокоился.