Между жизнью и смертью. Рассказ человека, который сумел противостоять болезни - Антон Буслов

Можно было привести вполне разумные аргументы, что человеческая смерть всегда трагедия, но для старика, прожившего большую жизнь, она не столь пугающа. По-моему, его внук думал: “Если бы не дексаметазон, может, все было бы иначе?” С тех пор я ненавижу дексу. Ненавижу, как мать наркомана ненавидит наркотики. Именно дексу мне кололи несколько дней назад американские врачи. “Сейчас все станет нормально – я колю тебе стероидный препарат, все будет хорошо!” “Декса!?” – я не спрашивал, а утверждал. “Да”, – медсестра удивилась моим познаниям в области фармакологии. И я закрыл от усталости глаза.

Второе введение брентуксимаба иногда вызывает побочные реакции. Меня об этом предупредили до начала инфузии: “Может начать першить в горле, и надо сразу нам об этом сказать”. Поэтому, когда у меня запершило в горле, я подумал: “Может, пройдет?” А потом у меня возникло чувство, будто голова сейчас лопнет. Я удивился и попытался встать – за мной потянулись хвосты капельниц. И я почувствовал, что не могу вздохнуть. В коридоре ко мне подбежали врачи.

Кто-то прикатил баллон и надел мне трубки, подал кислород. Другой подавал в капельницы медпрепараты, третий мерил давление, пульс, другие показатели. Когда я снова смог дышать, на несколько минут мне стало очень неплохо. Но потом начал колотить озноб, и медсестра стала вводить один за другим пакеты дексаметазона. Дальше было сложнее. Я провалялся без сил минимум час. Потом сумел-таки ответить на звонок телефона и успокоить любимую жену. Мне было ужасно жалко, что со мной ее нет, что она в Москве и что мне предстоит самому найти силы собраться, пройти к подземке, спуститься в нее, проехать две станции, выйти, подняться на восьмой этаж, дойти до комнаты, закрыть дверь, добраться до кровати и лечь. Это была моя река, и мне необходимо было плыть дальше. Поэтому, когда медсестра спросила: “Продолжаем брентуксимаб?”, я ей ответил: “Да”. Какие-то изменения произошли в душе, и мне не надо было долго думать, прежде чем снова впустить в свою кровь препарат, из-за которого еще час назад я не мог дышать. То ли я научился отдыхать на воде, то ли стал непотопляемым, но это решение далось мне с легкостью.

Моя сестра прошла типирование в качестве донора: восемь из восьми. Но врачи (по крайней мере российские) все же против того, чтобы использовать сестру – из-за ее собственных болезней. В международном банке нашлось 97 совпадений “восемь из восьми”. Это можно назвать ошеломляющим результатом. Все данные мой американский доктор отправил в клиники, занимающиеся трансплантацией костного мозга. Мы ждем ответа от них о возможности такой работы, сроках, ценах. Трансплантация раньше была чем-то “за далекими горами”, а моей заботой был тогда брентуксимаб. Теперь мне приходится планировать вопросы трансплантации, в которых обнаружился еще один многосерийный квест под девизом: “Найти место, где можно сделать дешевле, чем бесплатно”. Кто знает особенности трансплантации в России, тот поймет, о чем я.

Еще о том, как я воюю с раком. Я веду еженедельную колонку в журнале The New Times (“Новое время”). Там я оказался в одной компании с Валерией Ильиничной Новодворской. Надо сказать, первый раз я прочитал этот журнал после того, как согласился писать для него колонку. Так что назвать меня пламенным либералом, наверное, будет нечестно. Но журнал мне нравится. И я стараюсь писать для него качественно и вдумчиво.

7 марта 2013 года

Эссе на незаданную тему

К черту все болезни на свете! Сегодня я хочу рассказать вам о них – пушистых, хвостатых, может быть, даже инопланетных существах. В моей жизни были три кота. Первого принес братик в старой шапке-ушанке. Через час пребывания в квартире он осмелел, покинул родовую шапку, ушел под кровать и нагадил там. Убирал за ним я. Тогда я впервые ощутил, что не могу равнодушно пройти мимо проблем кота. Он непременно овладеет моим сознанием и направит его на службу своим интересам.

Первого назвали Мурзиком. Из маленького и мирного он быстро вырос в племенного лося. Его жизнь была ночным приключением – днем он спал. Исключительная подвижность позволяла ему в течение нескольких секунд забраться на тумбочку, с нее на шкаф и прыгнуть вниз на мою кровать, чтобы всей массой своих достоинств ворваться в мой мирный сон. Я ловил его, выгонял из комнаты, запирал дверь. Он царапался, истошно мяукал и каким-то чудом умудрялся открывать дверь, чтобы совершить еще несколько полетов за ночь.

Я обожал кота. Я готов был часами напоминать ему, что он рыжий, а потому – худший. На самом деле кот был серым. Нас разлучила судьба: я уехал учиться наукам в Москву, а он остался в зверином неведении в Воронеже. Потом мы виделись, но редко. Такую любовь трудно поддерживать на расстоянии. Не была она платонической ни с моей, ни с его стороны. Если не можешь протянуть руку и погладить мягкую шерстку, если нет шанса сделать мур-мур-мур, когда душа просит, то к чему все это? Ради чего нужен хозяин, если его рука не насыпает корм в миску минимум трижды в день? Это чужая, незнакомая, холодная рука.

В Москве мне пришлось завести нового кота. Его принесла моя первая жена. Я был против, так как кот – слишком большая ответственность для молодой семьи. Новый кот имел милый вид и скверный характер. Из всего выводка себе подобных в семействе кошки, окотившейся на работе жены, он был отобран за бодрый нрав. Когда человек выбирает себе кота, он наживает определенные, пусть и приятные сердцу, неприятности. Хотели подвижного? Получили. Исходя из размера и внешности, кот был окрещен Бизоном. Он лакал молоко и пищал. Ночью пытался стать жертвой моей с женой любви, отчаянно ложась между нами в постели. В конечном счете это отвадило нас от попыток обняться, что в итоге предопределило развод. А казалось, счастье могло быть так близко!

В ходе развода из нажитого имущества нам было тяжелее всего поделить кота. Эта скотина была не нужна ни мне, ни моей бывшей супруге. По счастью, до суда дело не дошло, и он все-таки достался ей. Я – мужчина и должен был уступить все эти мур-мур-мур женщине. В результате кот был снят с мясной диеты и отправлен на гречневую кашу.

Вряд ли он когда-нибудь поймет меня. Но это было вынужденное решение. Он был слишком хорош для меня. На его фоне я не чувствовал себя достаточно уверенно. Я комплексовал. В такой ситуации единственный и лучший способ действий – выгнать кота из своего сердца. Так я и поступил. И хотя рана на сердце зарастала долго, а имя Бизон слетало в ночном бреду с моих уст еще годы, со временем я смог собраться и умиротвориться для следующего кота.

Кота Бобра принесла жена Маша. Я был готов к тому, что коты сильно влияют на жизнь, так что подошел к его выбору очень ответственно. Мы целый вечер смотрели фотографии различных котов на выданье, размещенных в социальной сети. “Серый с белым, кот” – гласила подпись под фотографией. Он нам очень понравился, его братья и сестры не дотягивали до его уровня из-за отсутствия оригинальных кисточек на ушах. “Я воспитаю кота рысью! – восхитился я. – Мы назовем его Бобром!”

Бобер был первым моим котом, который ни разу не нагадил мимо лотка. Это было волшебно. Мы научили его спать на краю надувного матраца (кровати у нас тогда еще не было). Кот рос не по дням, а по часам и радовал глаз. Я был счастлив. Я чувствовал, что наконец-то удача улыбнулась мне и в доме растет настоящая, гармоничная во всех смыслах рысь Бобер. Неприятности со здоровьем вскоре закинули меня в Нью-Йорк, но даже вдали от родного дома я получал фотографии растущего шерстяного паразита и радовался каждой из них.

Беда пришла внезапно. В один из обычных дней к жене приехала ее сестра – студентка ветеринарного факультета университета. Присмотревшись к нашему зверинцу повнимательнее, она вынесла неутешительный вердикт: “Это – кошка, коты по генетике не могут иметь такую окраску”. “Да, это кошка!” – решительно поддержал ее мой тесть, который в своем анализе опирался на более прозаические признаки, компактно размещенные под хвостом. “Бобер – кошка”, – доложила мне обескураженная жена. У меня земля выпала из-под ног. Моя рысь, мой Бобер, отрада и услада глаз моих – кошка! А кто будет метить территорию?

Судьба кота пошла под откос. Мое здоровье не исправлялось, и перед женой встал сложный выбор – муж или кот. Не знаю, что бы она решила, если бы Бобер не был кошкой. Я лично не смог бы сделать выбор. Но она все же выбрала меня, а нашего любимого кота выслала в Иваново к своей матери. Кот Бобер в жизни моей тещи стал настоящим украшением коллекции, которая до этого включала кошек Дину и Василису.

Не прошло и пары недель, как моя матерая рысь стала Дусей. Так стремительно, всего за полгода, молодой и перспективный кот Бобер превратился в зрелую и игривую кошку Дусю. Я все еще получаю его фотографии, но не знаю, как к ним теперь относиться. Мне неизвестно, как воспитать настоящую кошку. Это требует от меня большого сосредоточения сил и нервов. Я с ужасом думаю о том моменте, когда она пойдет по котам, познакомится с кем-то и принесет в дом котят. Мысли об этом просто взрывают мне голову.