Мой враг — королева - Виктория Холт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, Елизавета не забыла и не забудет, что эта глупая женщина за шотландской границей — великая угроза трону и короне, которой она не желала поделиться даже с любимым человеком.
А что же Роберт? Что думал он? То была женщина, которой он когда-то был предложен в мужья и которая презрительно отозвалась о нем как о «королевском стремянном». Он был столь горд, что, я полагала, он не мог не испытывать теперь удовлетворения — теперь, когда его обидчица пала столь низко.
Затем последовали заключение в Лохлевене, побег из него, вновь страшное и окончательное поражение при Лэнгсайде и — о, глупейшее создание! — Мария позволила себе так заблуждаться, что ожидала, будто может получить помощь от «своей дорогой сестрицы из Англии».
Представляю нетерпение и восторг Елизаветы при мысли, что ее самая ярая соперница отдает себя в ее руки.
Вскоре после того, как Мария прибыла в Англию, нас навестил мой отец. Он был в настроении и настороженном и горделивом одновременно, и, услышав о причинах его приезда, я поняла это настроение.
За ним послали королева и сэр Уильям Сесил — они имели для него поручение.
— Это поручение — знак моего доверия и веры в вашу преданность, кузен, — сказала ему королева.
Страшно гордясь этим, отец продолжал:
— Мне поручено сопровождать и охранять королеву Шотландии. Я собираюсь приехать в Кэрлисл Кэстл, где ко мне присоединится лорд Скроуп.
Уолтер сказал, что ему не нравится кандидатура лорда Скроупа.
— Отчего же? — спросила я. — Королева поручила это только самым доверенным людям.
— Это так, — отвечал Уолтер, — но задание очень опасно. Там, где Мария Шотландская, — там всегда беда.
— Но не теперь, когда она уже в Англии, — отвечал мой отец, и весьма наивно, как я тогда подумала.
— Но она станет вашей пленницей, — продолжал Уолтер. — Достаточно предположить…
Он не докончил своей мысли, но мы поняли, что он имел в виду. Если Мария соберет под свои знамена достаточное количество сторонников и одержит победу, то что же будет с теми, кто были ее стражниками по приказу соперницы — Елизаветы?
Более того, что если ей удастся бежать? Уолтер думал, что не хотел бы быть на месте ответственных за Марию.
Да, задание было опасным, а ответственность — велика.
Но даже упоминать о возможности свержения Елизаветы с трона было бы предательством. Однако мы все не могли не представлять себе такой возможности.
— Мы будем осторожны, — сказал отец. — Нужно не дать ей понять, что она — пленница.
— Вы ставите перед собой невыполнимую задачу, отец, — сказала я ему.
— Думаю, все в руках Господа нашего, — был ответ. — Может быть, я избран для того, чтобы разуверить ее в католицизме, который, я полагаю, и есть корень ее бед.
Да, отец мой был весьма наивным и простым человеком. С годами его вера в протестантизм укреплялась, и он приходил к заключению, что все, кто не придерживается этой веры, обречены на проклятие.
Я не стала разуверять его. Он был достойный человек, и я любила его, так же, впрочем, как и мать, и не желала, чтобы они узнали, как далека я от их веры, от их понятий о жизни. Я часто предполагала, что бы они почувствовали, если бы узнали о моей краткой связи с Робертом. Одно можно было сказать наверняка — они были бы потрясены.
Отец по поручению Елизаветы вез с собой несколько платьев для Марии. Я попросила разрешения посмотреть на них и, к моему немалому удивлению, отец разрешил. Я ожидала увидеть королевские наряды, украшенные камнями, кружевом, вышивкой, шелковое белье и прочее изысканное платье, однако все, что я увидела, были несколько пар обуви, довольно изношенной, отрез черного бархата для платья и совсем не новые нижние юбки.
И то был дар от королевы Елизаветы королеве Марии Шотландской, которая славилась во всей Европе своей элегантностью! Да такие наряды осмеют даже кухарки.
Мне стало жаль Марию, я ей сочувствовала. И вновь я ощутила сильную потребность быть при дворе, видеть все происходящее, узнавать все из первых уст, а не в пересказе визитеров, которые привозили нам новости неделями позже, чем произошли события.
Я была не такой натурой, которая могла смотреть на все сущее со стороны.
Вскоре после рождения моего сына Уолтера произошли два события.
Королева Шотландская была переведена из Кэрлисла в Болтон. Отец мой был очарован Марией, как, впрочем, и все мужчины, которые видели ее. Но в случае с моим отцом дело обстояло иначе, так как он горел желанием не насладиться ее телом, а спасти ее душу. Я слышала, что он предпринимал попытки обратить ее в свою веру.
К тому времени Мария поняла, как она обманывалась, доверясь Елизавете и сдавшись прямо в руки своему врагу. Правдой было и то, что вряд ли она поступила бы разумнее, отправившись во Францию, но кто может знать заранее? Она не слишком любила свою нареченную мать, королеву Екатерину Медичи, а та была женщиной столь же хитрой, как и Елизавета, и, несомненно, гораздо более опасной. Бедняжка Мария! Она имела право выбирать пристанище из трех стран: Шотландию, откуда она бежала, Францию, где она нашла бы прием у своих родственников — Гизов, и Англию, которую она предпочла. Она предприняла попытку бегства, весьма романтичную, но не эффективную: спустилась со стен крепости на связанных простынях и тут же была схвачена приспешниками лорда Скроупа. После этого ее стражники, конечно же, усилили секретность, предосторожности и строгости ее содержания. Леди Скроуп, спутница своего мужа, была сестрой графа Норфолка. Она так живописала Марии достоинства своего брата, что та заинтересовалась и увлеклась графом Норфолком, и таким образом недальновидный Норфолк был втянут в интригу, которая и стала началом его падения.
В то время поднялось восстание северных графств, и моего мужа призвали на службу. Он присоединился к силам графа Уорвика и стал маршалом.
Через некоторое время заболела моя мать, и затем она написала нам, сколь внимательна была к ней королева.
— Ее доброте и милости нет предела, — писала мать. — Как счастливы мы, что имеем Ее Величество своей повелительницей.
Это правда, что королева не забывала старых и преданных ей друзей. Она отвела специальные апартаменты для бедной верной леди Мэри Сидни, где та могла оставаться без посторонних лиц, поскольку после болезни она не желала показывать на людях свое обезображенное оспой лицо. Елизавета регулярно ее навещала и подолгу разговаривала с ней. Она ясно давала понять, что помнит, как леди Сидни заразилась оспой, ухаживая за ней, Елизаветой.
А затем я получила послание.
Мне предписывалось вернуться ко двору.
Я была в восторге. И как я только могла вообразить, что удовольствия провинциальной жизни затмят в моем воображении блестящую жизнь при дворе?! Когда я говорила себе «двор», я, конечно, в первую очередь имела в виду тех двоих, кто полностью занимал мои мысли. Сама перспектива возвращения щекотала мои нервы. Я едва смогла дождаться этого момента.
Я явилась прямо к королеве. Я не была готова к такому приему, который она мне оказала. Я хотела было присесть в глубоком поклоне, но она подняла меня и поцеловала. Я была ошеломлена, но вскоре причина этого открылась.
— Я убита горем, Леттис, — проговорила она. — Твоя мать очень серьезно больна. — В глазах ее появились слезы. — Я очень опасаюсь… — Она покачала головой. — Ты должна сейчас же пойти к ней.
Я ненавидела ее за то, что она лишила меня всего, чего я наиболее страстно желала. Но в тот момент я почти любила ее. Вероятно, из-за этой ее черты быть верной и любящей по отношению к преданным ей людям. А главное — она любила мою мать.
— Скажи ей, — вслед мне проговорила она, — что она постоянно в моих мыслях. Скажи ей это, Леттис.
Она проводила меня до дверей, взяв за руку. Было похоже, что она позабыла все, в чем меня подозревала, разделяя мое горе.
Когда мать умирала, я была возле ее одра вместе с братьями и сестрами. Я встала на колени возле нее и передала ей слова королевы. По выражению, пробежавшему по ее лицу, я поняла, что она услышала меня.
— Служите Господу… и Королеве, — прошептала она последние слова. — Дети мои, помните…
И все было кончено.
Елизавета была тронута горем семьи. Она настояла, чтобы мать была похоронена за счет казны в часовне Святого Эдмонда. Она послала за мной и сказала мне, что нежно любила свою старшую кузину и что для нее это потеря. Она была нежна со всеми нами… но недолго. Думаю, что в то время она даже простила меня за Роберта.
После похорон она долго говорила со мной о моих родителях: как она любила мать и как высоко ценит отца.
— Между мною и твоей матерью была родственная связь, — говорила Елизавета, — и она была нежной и доброй душой. Я надеюсь, ты будешь такой же.
Я сказала ей, что скучала по королеве и служению ей, и она ответила: