Жемчужина - Станислав Михайлов

Скафандр? Пол произносил это слово. Внешняя шкура, защищающая человека. Наверное, все-таки, это люди — такие же, как мы, или, скорее, похожие на Трану. Но обладающие серьезным превосходством перед святошами — самое могучее из нашего оружия может оказаться бессильным против их… скафандров.

Так мне думалось потом: когда вспоминал, анализировал.

А тогда я быстро-быстро падал в бездну, чтобы разбиться об острые камни. Казалось, конец неминуем, как вдруг что-то упругое образовалось подо мною, и скорость падения начала уменьшаться. Вместо того, чтобы украсить кровавой лепешкой и обломками костей глубины пропасти, я воспарил в воздухе, словно бы лежа на невидимом дрожащем плаще. Края плаща или, что скорее, его складки, обнимали меня, не давая свалиться.

Я летел вдоль темных стен, стлался над самым дном ущелья, что проносилось внизу на огромной скорости, едва различимое во мраке. Плащ явно выбирал места потемнее, лишь несколько раз лампа Вестника тронула меня своими бледными лучами. Снова бледными. Действие наркотика, очевидно, заканчивалось, усталость навалилась на меня с такой силой, что я едва не погрузился в небытие. Но смог напоследок собрать разбегающиеся нити сознания обратно в цельную ткань и постарался, хоть это было невозможно, запомнить дорогу, определить направление. Только осознав тщетность усилий, расслабился, отдался ветру, наслаждаясь небывалым ощущением — полетом.

Тут-то и пришло беспамятство.

«Берега Лальм дали мне рождение, и первая мать принесла дар солнцу в день, когда имя прозвучало под куполом посвященных…» — слушал я запись собственного голоса на родном английском языке.

Получилось!

Дурацкая, казалось бы, идея: пересказать Ксенате то, что наговорила Лиен через Катю, для того, чтобы он пересказал мне, а я бы наговорил на регистратор. Вроде, от перемены мест слагаемых сумма меняться не должна. А вот, нате-ка вам, поменялась!

Мы получили возможность, наконец, расшифровать послание Лиен. Или бред Лиен. Или воспоминания Лиен, имеющие чисто историческую ценность. Связь с Ксенатой оборвалась, и пока мы перевели только самое начало длинного монолога.

Снова звонили из четвертого отдела. На этот раз, сам Леваниди. Отменил информацию о потере сознания. Что-то там у них с чем-то сложилось и почему-то запуталось, я не понял, Катя тоже не поняла. Но, определенно, что-то произошло с головой этого человека примерно за час до нападения. Может быть, ударился? Или отравился, и это подействовало на мозг? Получил какое-нибудь личное сообщение или сообразил в уме нечто, приведшее к приступу давно дремлющей душевной болезни? Как теперь узнаешь…

Яркий день бил в окна солнечными лучами. Мы собрались съезжать. Отдых в этом, безусловно приятном, месте как-то не заладился. Лесной городок показал нам зубы, и не хотелось дальше испытывать судьбу: если кто-то однажды покушался на вашу жизнь по непонятной причине, лучше не давать возможности найти вас во второй раз.

Поэтому мы воспользовались служебным стратосферным турболетом Комитета Контроля и поменяли полушарие. Маленькая учебная база КК на северном острове вполне нас устраивала. Серые и бурые скалы, рожденные еще, наверное, в архее, пестрели разномастной плесенью; желтые, ржавые и голубые лишайники пятнами покрывали древние гранитоиды, а в низинах, по кое-как образовавшемуся тоненькому слою осадочных отложений, коврами стелились мхи, зрела черника и морошка, да цвел розовыми и белыми метелками смолистый вереск.

Кривые и невысокие деревца, березки да сосенки, казалось, соревнуются в количестве извивов от корня до самой последней ветки. Трудно поверить, но несколько веков назад снег на острове не таял даже летом. Климат сильно изменился, и, несмотря на отдельные потери в территориях и культурном наследии, в целом для человечества, это, думаю, оказалось к лучшему. Антарктика и Гренландия освободились от ледового плена, стали пригодными для жизни. Благодаря климат-коррекционным работам многие районы Земли получили защиту от подтопления, другие — превратились из бесплодных пустынь в цветущие сады. А некоторые области намеренно оставили без изменений, в качестве природных заповедников — например, значительная часть Сахары, в песках которой так успешно вел археологические раскопки мой знакомец и давний Катин друг Гельмут Фогель.

Мы заняли пустующий домик наблюдательной службы, заложенный еще во времена таяния льдов и с тех пор многократно перестраивавшийся. Когда-то в нем жили вахтами по два-три человека — контролировали работу метеостанции и автоматических пробоотборников — кучу разных приборов и датчиков, расставленных по острову и болтающихся на буйках в море. Постепенно экологов-наблюдателей заменили роботы, и с тех пор домик изредка использовался для размещения каких-нибудь нестандартных гостей; то рыбаки-любители заедут на сезон, то школьников занесет на экскурсию по суровому северному краю — их и принимали в стоящем на отшибе коттедже, чтобы не мешались под ногами в служебное время и не нарушали инструкцию — все-таки, не положено штатским проживать непосредственно на территории базы.

В этот раз местному начальству не сообщили, для кого выделен домик, сказали только, что люди туда направлены по линии КК. Поскольку системы обеспечения — автоматизированные, энергопитание на собственном реакторе, то, в общем, никакого участия со стороны базы и не требовалось. Даже голодная смерть не угрожала постояльцам, ведь пищевой синтезатор входил в меблировку — в крайнем случае, можно запустить его и начать переработку окружающей среды в нечто более-менее съедобное, как я делал на Марсе во время своей пещерной одиссеи.

Нас высадили с турболета прямо ко входной двери, выгрузили запасы свежих продуктов и оставили вдвоем. Вернее, втроем с домом. Все-таки, он — робот, почти живое существо. Или даже, скорее, банда роботов, руководимая Главным — центром управления. Надеюсь, они не выйдут из подчинения и не попытаются задушить хозяев во сне или зарезать кинжалом во время прогулки…

С момента посадки на Землю я, признаться, скучал по своему Робу — не Бобсону, конечно, а его тезке — верному универсальному боту, с которым мы так много пережили и который достался мне в личную собственность исключительно благодаря счастливому стечению обстоятельств и длинной лапе в Комитете. Кстати, народ Солнечной системы, похоже, считал мое везение «проявлением чудес храбрости и интуиции в сплаве с истинно научным подходом к анализу проблем» — такой вот хвалебный репортаж в свою честь я имел честь видеть — потом недели две не включал новостные каналы.