Тун. Лето в розовом городе - Гай Маркос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Простите! – пискнула я, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь через треклятый букет.
Незнакомка даже не замедлила шаг, продолжая лавировать между людьми. Ее настойчивость и слишком теплая, не по погоде, одежда обращала на себя внимание. Но женщину это ни капли не смущало – она смотрела вперед, на гроб, а все остальное было лишь помехой на пути.
А ведь пару часов назад у нас произошел странный диалог. Стоя возле покойной Ануш, я услышала тихий шепот, вытеснивший мои собственные мысли. Неподалеку какая-то незнакомка водила пальцами по лакированной поверхности гроба, словно оставляя какие-то надписи, и говорила что-то на армянском. Но ее слова не входили в те сто, что я успела выучить.
– Что вы делаете? – Я была сплошное любопытство.
Женщина, будто выпав из сна, удивленно взглянула на меня:
– Отправляю послание.
– Кому?
– Любимому. Его нет уже двадцать шесть лет.
Неужели она так и не смирилась с утратой? За столько-то лет?
– Он наверняка хотел бы провести эти годы с вами. – Получилось коряво, но я должна была что-то сказать.
– Нас не спрашивали. Судьба сурова, она хоронит часть нас еще при жизни.
Почему-то мне вспомнился отец. Бабушка говорила, что в юности он был другим. Что же похоронил он? Или кого?
– Может, стоит жить ради уцелевшей части? Ради близких?
– Сыну я не нужна, – отрезала незнакомка.
– Почему вы так уверены?
– Он скоро женится, причем не по любви, и уедет от меня.
– А может быть, вы ошибаетесь и все будет хорошо?
Мне вдруг захотелось защитить ее сына. В конце концов, он не обязан повторять судьбу своих родителей. Женщина не ответила и опять зашептала свои послания.
Я обернулась на знакомый голос, но вместо бабушки увидела толпу о чем-то увлеченно беседовавших стариков. Мне показалось, что каждый из них испытывал облегчение. И радость от того, что в этот раз им повезло.
Я отвлеклась лишь на пару секунд, но странная незнакомка уже успела исчезнуть. Куда она так рвется? Прикрываясь букетом, словно щитом, я ринулась за ней. Наконец незнакомка остановилась… Возле Рузанны и Тиграна! Где он был?!
Бабушка поманила меня, но я не сдвинулась с места. Тогда она подошла сама:
– Мариам, где ты пропадаешь?
– Кто она? – Забыв о приличиях, я указала пальцем на незнакомку.
– Мать Тиграна.
Быть этого не может! Наверное, бабушка спутала.
– Вон та, в пальто! – Мое раздражение нарастало.
– Это Каринэ, мать Тиграна, – спокойно ответила она и добавила: – А рядом с ним его невеста.
Букет выпал из моих рук. Наклонившись за ним, я чуть было не грохнулась сама. Лоб бабушки покрылся глубокими морщинами, она не понимала, что происходит. А действительно, что? Забыв обо всем, я уставилась на девушку, а в голове звучало: «Скоро он женится и уедет…» Невеста! Голова закружилась, ноги стали ватными.
– Балес, что с тобой?
– Все… нормально, ба, – сказала я и заплакала, уткнувшись в цветы.
Судьба сурова, она хоронит часть нас еще при жизни.
Глава 22
1986 год
– Красивая! – прокряхтел Багдасар, возникший за спиной внука из ниоткуда.
Азат вздрогнул от неожиданности: обычно шарканье деда он слышал с соседней улицы. Но не сегодня: все его внимание было занято небольшим карандашным наброском.
– Странно, ты столько лет не рисовал, а вышло вполне сносно!
Азат был знаком с убеждением деда о том, что щедрая похвала только портит людей. Исключения он не сделал, даже когда внук получил диплом с отличием и перспективное приглашение на работу, поступившее из Москвы. Поэтому он, беззлобно усмехнувшись, ждал продолжения – краткость никогда не была Багдасаровой сестрой.
– А представь, какие шедевры ты мог бы создать, если бы не перестал рисовать из-за своего так называемого друга!
Вот теперь – все. Артур, бросивший институт на втором курсе, был корнем всех несуществующих проблем Багдасара: с первой минуты старик невзлюбил своенравного мальчишку и с каждым годом лишь креп в своем убеждении.
– Помяни мое слово – глухт утелуя![36]
Он поцокал языком и продолжал свой маршрут.
Азат улыбнулся, скользнув взглядом по фото на столе, где он мальчишкой сидел на плечах у деда. Он никогда не злился на него, даже в то лето, когда Багдасар отказался брать Артура в семейную поездку на Черное море.
Рисунок вновь завладел его вниманием, тут же вытеснив из головы мрачные пророчества деда и теплые воспоминания о детстве. В сотый раз он подправил улыбку на портрете, сознавая свое бессилие и неспособность передать восхищение юной красотой.
В то утро в старомодном, но опрятном костюме он стоял перед раскрытым капотом автомобиля, пытаясь придумать, как устранить поломку. На дедовскую «Волгу» он даже не смотрел: после очередной неудачной попытки ее угнать им с Артуром было запрещено приближаться к машине.
Близилось начало рабочего дня, и Азат принял решение идти пешком. Он почти бежал по проспекту и так увлекся мыслями о переезде в Москву, что не заметил возникшую на его пути девушку. Оживленная улица вдруг замерла – как в сцене из немого кино. Книги теперь смиренно ждали свою невнимательную хозяйку на асфальте. Они же, уставившись друг на друга, даже не думали нарушать этот волшебный миг.
Азат опомнился первым.
– Простите! – кинулся он собирать разбросанные книги.
Девушка покраснела и быстро посмотрела куда-то вправо. Проследив за ее взглядом, Азат заметил машину. Вышедший из нее мужчина направился к ним, но девушка жестом остановила его:
– Мне пора в институт, извините!
Незнакомка отстранилась так резко, что Азат невольно сделал шаг, чтобы вернуть прежнее расстояние между ними. Он не мог ее отпустить.
– Подождите! Как вас найти?
– Не надо меня искать. – Она не кокетничала – в ее прекрасных глазах читался страх.
Позволив себе лишь недолгий, но полный надежды взгляд на Азата, незнакомка зашагала прочь. Азат, закурив, продолжал стоять на том же месте. Ему уже некуда было торопиться – отныне смысл его жизни находился здесь, в стенах этого института. Все планы на будущее, даже переезд в Москву, превратились во что-то незначительное. Теперь он хотел только одного: во что бы то ни стало прогнать из глаз незнакомки страх и тревогу, наполнив их заботой и любовью.
В этот момент откуда-то долетел неуверенный перезвон. Всякий раз, услышав колокола, Азат вздрагивал – церкви молчали все его детство.
