Шмотки - Кристин Орбэн

Но МТЛ звонила мне вовсе не за тем, чтобы играть в недомолвки. Ее мучило нечто гораздо более важное. Ее возраст, богатство, общественный статус позволяли ей перескакивать через этапы.

– Дарлинг, поговорим о серьезных вещах. Скажите мне правду: вам в самом деле понравилось то, что было на мне надето?

Меня не удивил этот вопрос.

– В жизни не видела ничего прекраснее.

– Но...

– Почему «но»?

– Потому что я знаю, что существует некое «но».

– Это правда. – И с той свободой словесного выражения, коей я не обладала по отношению к одежде, я сказала ей: – Ваш вкус слишком совершенен. Недоставало какой-нибудь погрешности.

– Сочетание клетки с цветочным рисунком – это ли не вкусовая погрешность?

– Но ведь это не вы ее совершили.

– Что?

– Это был гениальный штрих кутюрье. Но не ваш. В этом ансамбле не было ничего идущего лично от вас, никакой изобретательности, никакой выдумки, не было той спонтанности, кою может внести лишь та, что носит эту модель. С шестьдесят восьмого года родители больше не навязывают своих правил детям, богатые – бедным, верхи – низам... И теперь улица, школьные выходки, третий мир, мое глубинное «я» — все это воздействует на моду.

Вот как я заговорила, точнее, дремавшая во мне предводительница хиппи.

– Дарлинг, может, мне следовало нацепить бабочку или не знаю что, но все же не рюкзак, не тюрбан или шлепанцы!

– Именно! Вы были бы великолепны.

– Вы думаете?

– Уверена в этом.

– Дарлинг, поскольку мы говорим начистоту, я тоже была разочарована Мне известна ваша репутация знатока одежды, как мне говорили, переходящая все границы, с тех пор как вы покинули фирму «Шанель». Объясните мне в таком случае, почему вы появились в Ламорлэ, одетой так... так...

-Так буржуазно?

- Да.

- Мне хотелось понравиться вам.

– Вы меня поражаете!

- Я предпочла не рисковать, и вот теперь у меня все тело чешется от этого наряда, кожа вот-вот покраснеет и вздуется. Это напомнило мне тот приступ в бутике Шанель.

Вы заслуживаете того, чтобы вас раздуло, как жабу. Неужто вы полагаете, что мои взгляды узки, как игольное ушко?

– Мне хотелось подчиниться правилам хорошего тона, хорошего вкуса, светскому политесу, а на самом деле я никогда в жизни еще не была так выряжена – в самом скверном смысле этого слова.

– Именно это я и почувствовала.

– Мода, которую я создаю для себя, исходит из другого – из моих огорчений и радостей, из романов и книг по истории, некогда прочитанных мною. Моя мода рассказывает то, чего не умею поведать я сама. Тем временем шея и живот у меня ужасно чешутся. Как вы считаете, можно ли мне раздеться в вашем автомобиле? Мне следует позаимствовать куртку у вашего шофера и скрыться под ней.

Слишком широкая для меня куртка, по крайней мере, прикрыла трусики, я, должно быть, походила на Принца или Майкла Джексона, – стоило стараться из-за такого пустяка.

Одежда для дома. Обретение личности

Как замечательно – после того как весь вечер ощущаешь себя связанной, замкнутой в рамки навязанной тебе роли – по возвращении домой почувствовать себя свободной. Было бы так естественно, вернувшись из Ламорлэ, вновь обрести себя в закутке трехкомнатной квартиры, где вдоль стен расставлены вешалки, ломящиеся от шмоток. На самом деле все обернулось совсем иначе, и, вспоминая об этом, я и по сей день переживаю ощущение внезапно обретенной свободы и стремление злоупотребить ею.

Я легкими мазками наложила крем на лицо от центра к волосам; раздевшись, набросила футболку с начертанной на груди чушью – что-то вроде «Осторожно, могу укусить» – и, не надев ни шортов, ни трусиков, начала проделывать серию упражнений для брюшного пресса.

Снобы... У Шанель, стоя за своей витриной с фантазийными украшениями, что предполагает спасительную дистанцию, я предпочитала именно их. Прогуливаться в их парке было довольно забавно, но для хамелеона это таило некую опасность.

Погружению в другой мир необходимо было предпослать одиночество и размышления. От какого недуга страдала МТЛ и каким образом Бог спас ей жизнь? Была ли она смертельно больна? Если Бог является профессором гематологии, означает ли это, что у нее низкая свертываемость крови?

Я еще раз прослушала диск (последовательность легких успехов, что уводит вас в иной мир, прочь, как платье «сверху» от Унгаро), который незнакомец номер 2 записал для меня в тщетной надежде увидеть меня вновь.

«Линч-баж», картины, рассуждения о «верхе», все эти знаменитости в замке со своими привычками, неотступно преследовавшая меня болезнь. Несмотря на Лизу Экдал, Натали Коль, голоса, призывавшие любить первого встречного,– что-то в этом диске было не так, как в Love Story: болезнь от любви, болезнь из-за денег – это определенно накладывает отпечаток. Плачущая принцесса – это ненормально. Даже в бестселлере.

Болезнь совершенно не вязалась с обликом и манерами МТЛ. Неужели ее появления и уходы в бутике Шанель, наши беседы об Иве, Унге, «верхе» и «низе» были способом нарушать предписанные правила? Мне не хотелось говорить о грустном. Подозреваю, что и ей тоже. Стремление заставить меня сосредоточиться на ширине подгиба ткани, на изнанке рукава или на ногтях было для МТЛ способом обойти неотвратимое. Таким образом, с ее стороны было мудро сообщить, что подчеркивать лунки ногтей уже немодно, она последняя, кто отваживается на это. Сегодняшняя тенденция – это французский маникюр, что предполагает подчеркивание белым выступающей части ногтя. Мы бросаемся из одной крайности в другую. Следование моде предполагает гибкость спины и духовную открытость, умение каждый раз отказываться от себя прежнего, предпочитая подвижный образ застывшему. Самосохранение, фиксация невозможны. Необходимо принимать быстрое смещение линий, эволюцию форм, принимать тот факт, что часть тебя самого каждый сезон остается в прошлом. Разумеется, «верх» — это отлично, но также следует нырять в корзины магазина «Монопри» на рю Берси, примерять на себя модели «низа», которыми пренебрегли директрисы бутиков. И они-то порой оказываются лучше всех. Мода, подлинная мода – ее можно найти в старых номерах журналов, в том, что бросает вызов, но не находит отклика, тенденция обретается в «Antropology» в Сохо, в «Тор Shop» на Оксфорд-стрит, в «Voyage» на Фулхем-роуд, на бульваре Сен-Мишель, в Бобуре, в ателье Нины Бараль-Вергез, волшебницы кинематографической одежды, и, смею сказать, в моем шкафу на бульваре Бомарше.

В сфере моды снобы не придерживаются истины. МТЛ не слишком стремится держаться на волне последних тенденций, правда, лунки ногтей выглядят как ретротрюк, что граничит с китчем – вторая степень, коей, на мой критический взгляд, следовало бы избегать. И все же этот обед перевернул мои представления, я верила, что МТЛ на свой манер достигла совершенства в присущей ей манере одеваться, что она умудрилась избежать классических ловушек Высокой Моды: выбирая (и оплачивая) повседневную одежду, снабженную свидетельством о мумификации, предпочитая классику, которая, укорачиваясь или удлиняясь, может сопутствовать по меньшей мере трем поколениям женщин. МТЛ находилась под защитой расчета, МТЛ позволяла себе покупать одежду и «верха» и «низа», никогда не перенося ее из одного сезона в другой. Ей недоставало лишь маленького зазора, вкусовой погрешности, ее собственной.