Незваный гость (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна

– Кто там еще? - Раздалось после повторного стука и долгой паузы. - Клавка,ты?

Отодвинув плечом «горничную», я вошла в полутемную душную спальню и закрыла за собой дверь, чтоб Клавка не мешалась .

Мадам было за тридцать, даже ближе к сорока, но к красивым сорока, холеным. Она только встала с постели, сквозь кружево пеньюара просматривались высокие груди, мускулистые плечи и плоский живот бабы ни разу не рожавшей.

– Что за одна? – зевнула мадам, рот не прикрывая. - За какой надобностью? Это ты там про желтые билеты орала, не приснилось мне? Так девки мои все чистые, по закону каждые две недели на предмет болезней срамных осмотренные.

Представившись столичной газетчицей, я покаялась:

– Простите мне это маленькое представление, госпожа…любезная хозяйка.

– «Чижик-пыжик»? – переспросила она. - Знаю. Регулярно из Мокошь-града заказываю. Только вот никаких Поповичей там не написано.

– Я же барышня, разумеется, приходится творить под псевдонимом.– развязно подмигнув, я исполнила мужской поклон. - Алан Легкоперый к услугам вашим.

С означенным господином знакома я была шапочно и посредством чтения его тухловатых сплетен, выдаваемых за журналистику. Он мне не нравился, что так, что эдак. Мадам же всплеснула руками:

– Легкоперый! Я ваша поклонница! Расскажите же, чем закончилось дело у князя К. с барышнею А., заметки на самом интересном месте прервались . Они поженились?

– Разумеется, - раскрыла я тайну, не углубляясь, впрочем, в подробности, что не друг на друге. – Любовь сломала все преграды.

– Как хорошо, - умилилась хозяйка. – Да вы присаживайтесь, госпожа… Евангелина Романовна. Что же теперь про Крыжовень в вашем издании пропечатаете? Чудесно! Обязательно заметку вырежу, в рамку на стену повешу. А, может, вы мне подпишете на память,чтоб совсем солидно получилось?

Заверив, что всенепременно, я приступила к допросу. Звали ее Марией Степановной Мишкиной, в миру – мадам Мими, была она мещанка, вдова и постоянная любовница кого-то из немалых местных чиновников. Эту тему я не ковыряла, чтоб не спугнуть, записывала быстро в блокнотике, не забывая заинтересованно кивать.

Вдова. В семнадцать лет вдова. Что ей еще оставалось, если денег нет, родни нет, а жить дальше хочется? Вот и пришлось единственное, что было, в оборот пустить. Да, она с самых низов начинала, фонарщицей. Так называли тех девиц, что поджидают клиентов на улице. Под котом ходила,тот по обычаю сутенерскому ее поколачивал, приятелям в аренду сдавал, все деньги отнимал до грошика. А потом как по волшебству черная полоса закончилась . Сереженьку ей бог послал.

Я записала: «Сергей». История бандерши меня особо не интересовала, ну то есть, страшно на самом деле, что одинокая женщина в современном мире не может себя иначе прокормить, страшно и гадко,и делать с этим что-то надо, просвещать, учить, рабочие места организовывать, но сейчас я сильных чувств не испытывала, давала собеседнице выговориться, чтоб перейти к теме визита.

Бог послал ей Сереженьку, а кота, наоборот, прибрал, зарезали мучителя в пьяной драке, а того сутенера, что на нее права наследства заявил, нашли в Крыже, когда лед сошел, да таким от воды распухшим, что только по фиксам золотым опознали. Сереженька денег дал, обустроиться помог и по сей час заботами не оставляет.

Решив, что Мими достаточно размякла, я быстро спросила:

– Покойный пристав к вам хаживал?

– Господин Блохин? - она перекрестилась. - Заходил, не буду скрывать. А куда ему еще? «Храм наслаждений» – лучшее заведение в городе, девушки у нас чистые, молодые, я ведь абы кого к себе не беру, ежели косая или рябая, на улицу ступай.

Хвалилась Мишкина долго, потом, спохватившись, вернулась к теме:

– Степан Фомич мужчина был с понятием, холостой опять же, в неделю раза два посещал.

– Любимицы у него среди ваших работниц были?

Меня заверили, что нет, и что все мужчины в мире обожают разнообразие. Я спорить не стала, а попросила дозволения лично с некоторыми девицами побеседовать. Мишкина против расспросов подопечных не возражала, попросила только не делать этого на глазах у посетителей.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

За окном совсем стемнело, хозяйка начинала нервничать, украдкой поглядывала в угол, где стояли напольные часы.

– Спасибо, дорогая Мария Степановна, - поднялась я, пряча блокнот. – Непременно вышлю вам свежий выпуск «Чижика-пыжика» со своею заметкой.

За дверью скучала «горничная» Клава, хозяйка велела ей:

– Отведи барышню в хинский кабинет, да на все вопросы ей ответь. – И, повернувшись ко мне, попрощалась любезно.

Девушка провела меня по темному коридорчику, мы спустились по другой лестнице,там тоже были комнаты, и гостиная, гораздо меньше и уютнее парадной, сейчас пустовавшая.

– Прошу, – Клавдия отдернула занавесь и щелкнула кнопочкой светильника.

Кабинет к чистописанию, либо к каллиграфии, отношения не имел никакого. В небольшой квадратной комнатушке стояла круглая кровать без ножек, накрытая медвежьей шкурой, название же частично оправдывалось настенными картинками фривольного содержания, где, предположительно, хиняне с хинянками предавались страсти в разнообразных акробатических позициях.

Я села на шкуру, посмотрела на девицу, прикидывая, с чего начать.

– Лет тебе сколько?

– Пятнадцать, – ответила она просто и сняла с головы кружевную наколку, волосы упали на плечи темной волной, - но вы, барышня, не сомневайтесь, знаю, как вам удовольствие доставить.

– Чего? - пролепетала я испуганно.

Мне не ответили, нарядец горничной расстегивался спереди и, как оказалось, с ошеломительной быстротой. Узрев перед собой абсолютно голую девицу, я собралась звать на помощь, к таким ситуациям жизнь меня не готовила. Но быстро передумала, невдалеке раздался воркующий голос Мишкиной и звук приближающихся шагов.

– Про тебя расспрашивала, Сереженька, а глаза хитрые лисьи,и сама рыжая.

Схватив девицу за предплечья, я повалила ее на кровать:

– Тихо сиди, идиотка малолетняя, и хоть шкурой вон прикройся, – и подскочила к дверной портьере, плотно ее сдвигая.

– Что ж ты ей с девками говорить разрешила? - Мужской голос показался мне знакомым.

– Из осторожности, сокол мой ясный, пусть шпионка бесстыжая думает, что вокруг пальца всех обвела. Да и что эти козявки рассказать могут? Ходил пристав, а после перестал? Про куколку под кроватью ни одна не знает.

– Эх, Маня!

Ρаздался звук шлепка и жеманное хихиканье.

– Я ее, лисицу рыжую, в дальний кабинет спровадила, в хинский, где ширма с драконами,так что тебя она не увидит.

«Эх, Мария Степановна, падшая вы «свиристелка», как же вы ошиблись», – подумала я и выглянула в щелочку между занавесок. Лестница начиналась в трех шагах от меня, по ней как раз поднимался прекрасно видимый в профиль старый мой знакомый Сергей Павлович Чиков, поверенный в делах господина Бобруйского.

Переждав, пока любовники удалятся, я повернулась к кровати:

– Одевайся, горе луковое. Тебе велели меня в совсем другой кабинет вести, а ты что удумала?

– Я же не знала, барышня, - Клавдия прикрывалась медвежьей шкурой до подбородка и чуть не плакала, - подумала вы из этих, «особенных». Вы только мадам меня не выдайте,тот кабинет с ширмой совсем в другом крыле, я живо…

Она вскочила с кровати и стала натягивать платье, что заняло гораздо больше времени, чем процесс обратный.

– Она же меня прогонит , если прознает. А мне нельзя, никак нельзя.

– Здесь поговорим, - решила я, - нечего туда-сюда бегать, опять же выход другой неподалеку. Я права?

Девушка кивнула:

– Не на площадь, а на улицу Сливовую, очень для гостей удобно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я посмотрела на нее внимательно: личико гладкое, фарфоровое, ни тебе морщинки, ни оспинки какой, неправильное лицо, неживое, чардеит девица над внешностью меры не зная.

– Лет, тебе, положим, не пятнадцать,и даже…

– Двадцать пять, - прошептала Клавдия, – но если мадам про это прознает, выгонит, а я на улицу не хочу.