Мой любимый сфинкс - Людмила Зарецкая

– И здоров, – кивнул головой Заварин. – Хотя подтвердить я это, конечно, ничем не могу. Я пошел обратно к вышке, потому что хотел догнать и успокоить Светлану. И услышал выстрел, но, признаюсь, не обратил на него никакого внимания.

– Вы слышали один выстрел?

– Нет, два. Первый прозвучал, когда мы все еще были на вышке и я девушкам оленей показывал. А второй – когда я возвращался после разговора с егерем.

– Извините, Константин Алексеевич, но это очень важно. Вы догнали Светлану до этого второго выстрела или после?

– После. Я услышал выстрел, не придал ему значения и пошел дальше. Светлану я догнал почти у самой вышки, мы вместе поднялись наверх, и минут через десять по рации Александр Федорович сообщил, что случилось несчастье и за нами сейчас приедет машина.

– То есть в момент выстрела вы друг друга не видели, – задумчиво произнес Зимний.

– Если вы об алиби, то у нас его нет, – чуть раздраженно ответил Заварин. – Но я его не убивал. Я врач, я людей жизни не лишаю. Совсем наоборот. И пистолета у меня никогда не было.

– Если говорить об алиби, то у меня его, получается, тоже нет, – сказала Злата. Все с удивлением посмотрели на нее. – Ну, я ведь на вышке осталась одна. И никто не может подтвердить, что я оттуда никуда не отлучалась.

– Тем более что вы отлучались, – сообщил Аржанов. – Я выходил на связь с вашей рацией, и мне никто не ответил. Это было незадолго до выстрела.

– Я вниз спустилась. – Голос Златы задрожал. – На вашей вышке, конечно, есть удобные кресла, но вот туалета нет. Но я далеко не уходила, потому что не такая смелая, как Светка, и диких зверей боюсь. Хотя вы абсолютно правы. Именно поэтому я и говорю, что алиби у меня тоже нет.

– А оно вам нужно? Вы что, тоже были знакомы с убитым? – полюбопытствовал Зимний.

– Нет, я его первый раз в жизни видела, – ответила Злата. – И у меня не было совершенно никаких причин испытывать личную неприязнь к потерпевшему.

– Так и запишем, – пробормотал Зимний и обвел глазами собравшихся в комнате. – А у кого такие причины были? Помимо Светланы и Константина Алексеевича?

– У меня, – мрачно ответил Григорий. – Я его, конечно, видел первый раз в жизни, но он мне в машине нахамил, ну, вы многие слышали. А я, знаете ли, уже вышел из того возраста, чтобы хамство оставлять безнаказанным. Так что я был на него крайне зол и все время до случившегося обдумывал, как ему ответить.

– В смысле – отомстить, – уточнил Костромин.

– Отомстить – это слишком громко сказано. Но гадость хотелось сделать. Я, Сашка, собирался с тобой переговорить, зачем ты такого хама на работе держишь. Ладно, он мне надерзил, так он ведь и кому-нибудь из министров может перечить начать. Не оберешься ты потом проблем.

– Мои проблемы, мне и разбираться, – спокойно ответил Аржанов.

– Это понятно. – Григорий снова заметно побледнел. – В общем, я обдумывал свою месть до тех пор, пока не выяснилось, что за меня уже кто-то отомстил.

– Точно кто-то, а не вы?

– Точно. Я, конечно, человек самолюбивый, но не маньяк какой-то, – скрипуче засмеялся Григорий. – Да у меня и возможности не было. Я ж с Сергеем Константиновичем, – он кивнул в сторону Парменова, – на вышку полез.

– То есть вы все это время были вдвоем? – уточнил Зимний. – Да, Сергей Константиныч?

– Да. – Перед тем как ответить, Парменов кинул на Гришу странный взгляд. Мимолетный, но тоже замеченный Златой.

Все ее мысли и чувства как-то обострились в этот жуткий вечер, не похожий ни на какой другой в ее тридцатидвухлетней жизни. Несмотря на трагичность происходящего, она вопреки своей воле чувствовала себя героиней романа Агаты Кристи. Загородная база. Небольшое число людей, среди которых прячется убийца. Расследование, которое ведет настоящий полицейский. Долгое разбирательство. Поиск алиби. Ей было жутковато, но интересно. Ужасно интересно. Она представила, как дальше будут разворачиваться события, в полном соответствии с детективным жанром. Именно ей придет в голову блистательная мысль… И именно она поможет вычислить и разоблачить убийцу… И именно она…

– Вот что. Пойдемте спать, – вывел ее из грез голос Аржанова. – Час ночи уже. Предлагаю оставить продолжение нашего разговора на завтра. Ты как, Леонид Андреевич, не против?

– Не против. – Зимний медленно обвел глазами собравшихся. – Я думаю, никого не надо предупреждать, что выезд с базы всем запрещен до особого распоряжения?

– Не надо, все понимают, – почему-то радостно провозгласил Муромцев. – Мы же теперь все подозреваемые. Как говаривал один герой «Собачьего сердца», «тридцать лет ничего подобного».

– А могу я поинтересоваться, когда нас отсюда выпустят? – достаточно нервно спросил Костромин. – Мне так-то послезавтра на работу.

– Если за завтра все выяснится, то поедете на работу, – успокоил его Зимний. – Вместе поедем, Иван Николаевич. – Не один ты работаешь. Не один ты – государственный человек. Ну что, уважаемые? По предложению Александра Федорыча расходимся небольшими группами. Но позволю себе внести коррективу в правила здешнего пребывания. Завтра ровно в девять собираемся здесь за завтраком. Все, а не только те, кто проснется. Это ясно?

– Вполне, – пробурчал Заварин, поднимаясь со стула. Разочарованная Злата тоже встала.

Видимо, разочарование было так явно написано на ее лице, что бросивший на нее взгляд Аржанов весело и необидно засмеялся. Гордо задрав нос, Злата независимо прошла мимо него.

В своей комнате она, не включая света, подошла к окну и с ногами забралась на подоконник. Сидеть так она любила с детства. С ночной речки тянуло приятной прохладой. Вдали стрекотали кузнечики, чуть слышно плескалась рыба. Воздух был напоен тишиной и покоем. Несмотря на случившееся убийство. Злата почувствовала себя моральным уродом.

«То мне интересно, то спокойно, – сердито подумала она. – Тут человека убили, а я… Нет, вот все-таки права мама, что у меня на все реакция ненормальная. Я – бездушная математическая машина, а не человек».

Внизу по мелкому гравию дорожки вдоль реки зашуршали шаги. Злата навострила уши, но не шевельнулась, чтобы не привлечь внимания. Ночи были уже не белыми, но все еще достаточно светлыми, чтобы ее профиль в окне был различим, возникни у собеседников внизу желание задрать голову и посмотреть вверх. Впрочем, остановившиеся аккурат под ней банкир Гриша и журналист Парменов такого желания не выказывали.

– А скажи-ка мне, Гриша, пока нас никто не слышит, – в голосе столичного журналиста звучала неприкрытая насмешка, – а чего ж ты не признался, что уходил с вышки? Тебя ж минут двадцать не было?