Истинный облик - Галина Дмитриевна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приговор Марии был вынесен, его осталось привести в исполнение.
* * *
– Шагрен! Шагрен погибнет в огне и воде!!!
Мужчина задыхался, бился на убогом ложе, и не будь оно подстилкой из соломы на полу, точно упал бы. Но куда уж падать ниже пола?
Рэн бросился к учителю, придавил его к полу, чтобы тот, выгибаясь, не повредил себе ничего…
– Учитель!!!
Не сразу, не за минуту пришел в себя старый монах. Может, часа за четыре-пять удалось привести его в чувство. А заговорить старик и вовсе смог только к вечеру, не слушалось сорванное от дикого крика горло.
Рэн не лез с вопросами, где он и где Учитель? Но тот сам заговорил.
– Страшное я видел, мальчик мой. Страшное и безумное… Шагрен, наш Шагрен может погибнуть в огне и воде.
– К-как?
Учитель помолчал, сделал еще несколько глотков из чашки и медленно заговорил:
– Я видел, как среди острова открылась громадная рваная рана. И сначала оттуда повалил огонь, он тек по острову, сжигая все на своем пути, потом достиг воды – и та вскипела. И никого живого не осталось на Шагрене. А остров наш раскололся и затонул.
Рэна холод пробрал.
Вот ведь… вроде и не мальчик уже, а такое услышать… жутко!
– Учитель…
– Это будет очень скоро. Не успеет еще яблоневый цвет осыпаться сединой на твои волосы.
Рэна затрясло.
– Н-но как же…
– Я стал молиться что есть сил. Я кричал в видении, и Многоликий услышал меня. Он послал мне видение существа, которое может спасти наш остров.
– Существа, учитель?
– Единственный, кто может найти спасение – Дракон. Я видел громадного дракона, который пролетел над островом, и под его крылом успокоились и суша. И море. И я видел людей, которые тянут из моря невод, полный рыбы. И счастливых детей на берегу. Сытых детей…
– Учитель, я…
– Послушай меня, Рэн. Я знаю, ты вскоре вернешься в столицу, к брату.
– Да, учитель.
Рэн Тори действительно приехал ненадолго.
– Никому и ничего не говори. Но выполняй любой приказ императора так, словно от этого зависит больше, чем твоя жизнь! Словно от этого зависит весь Шагрен. Ты понял?
– Да, учитель.
– Вот и хорошо. Переночуй в монастыре сегодня, а завтра – уходи. Тебе пора, мальчик мой. И я буду молиться за тебя…
– Да, прадедушка…
Рэн поклонился старику.
Ну да.
Кому – старый монах, которому уж невесть сколько лет, а кому прадедушка по матери, родной и любимый. Так тоже бывает, приглянулась вельможе девчонка из горного селения, взял тот ее к себе, только долго в неволе не прожила она, сгорела, оставив сына… Шимо Тори его и признал, и в род ввел, как положено, и жену, видимо, правда любил. Рэна отпускал в горную деревню, с родней повидаться. Вот и с прадедом в том числе.
– Дедушка, не надо ли мне рассказать?..
Спрашивал парень не просто так. Прадеда действительно считали «озаренным Огнем Многоликого». Случалось у него провидеть будущее… и коли опасность грозит всему острову…
– Молчи, Рэн. Не надо о таком говорить, и тебе не надо бы кое-чего знать, да не получилось иначе. Так что промолчи и делай, что должен. А я буду за тебя молиться.
Рэн с тем домой и отправился.
А на душе все равно тревожно было, муторно, страшно…
Прадед просто так не скажет. И если он что-то не договорил, стало быть, от Рэна будет зависеть… что? Нет ответа.
А вот страх есть.
Страх не справиться, не оправдать… и уничтожить Шагрен!
Многоликий, помоги!
* * *
– Ваше величество, если позволите…
– Эрр Торган, я вас внимательно слушаю?
Мария доброжелательно смотрела на начальника гвардейцев. Эрр Леонидас ей нравился, не как мужчина, а просто по-человечески. Симпатичный мужчина лет двадцати пяти, уже мужчина, не мальчишка, относился к своему заданию очень ответственно. Заботился о доверенных ему женщинах, несколько раз в день беседовал с королевой, просил не скрывать, если что-то потребуется…
При этом в его поведении не было раболепства, не было желания поклониться перед вышестоящим, не было никакого мужского интереса. Просто обычное – нормальное! – мужское отношение к женщине.
Вот тебе доверили ее, она слабее, она женщина, ей требуется забота. Он и позаботился. Хотя это такая безумная редкость в любом веке, хоть в средние века, хоть в двадцать первом веке.
Невероятная редкость.
– Ваше величество, так получилось, к нашему костру забрел странствующий сказитель. Если вы позволите, я приглашу его?
Мария и сомневаться не стала.
– Приглашайте, эрр Леонидас, я буду рада послушать его вместе со всеми. Анна?
– Да, маменька! – ребенок даже в ладоши захлопал. – Можно, правда?
– Конечно, можно, – махнула рукой Мария.
– Но это слишком простонародно, – засомневалась эрра Розабелла.
Мария качнула головой.
– Правитель должен знать, чем живет его народ. Мой муж так считает. – А если и нет, пусть Розабелла у него об этом спросит. Авось, ее потом от стены не отскребут! Вот ведь… дурища!
Эрр Леонидас поклонился, скрываясь в полусумраке. Сегодня они не смогли заночевать под крышей, не попалось на пути ничего достойного, а потому мужчины еще засветло съехали с дороги и сноровисто разбили лагерь на свежем воздухе.
Костры, палатки, правда, ее величество и дамы будут спать в каретах. Но это потом, а пока кареты открыты настежь, чтобы проветрилось, а дамы сидят у костра на роскошных подушках и лакомятся мясом на углях. Что-что, а мясо здесь было восхитительное, птицефабрик тут еще долго не появится, и мясо пахнет мясом, а не загадочными химикатами, а куриц, к примеру, откармливают пшеном, а не антибиотиками и гормонами. Деревенские хитрости никто не отменял, ну так про них и гвардейцы знали, и покупали только целое животное. Живое, не разделанное, чтобы убедиться, что оно здорово. Мария только следила, чтобы крестьяне, у которых покупали скотину, получали полную ее цену[12].
Странствующий сказитель оказался приятным дополнением к хорошему вечеру. Есть тут такая категория, аналог радио и телевидения средних веков. Не менестрель, нет. Никакого романтизма, никаких прекрасных дам и рыцарства. Да и с музыкальными инструментами у них сложно.
Инструмент – штука нежная, трепетная, даже тонкая, поди, потаскай его за собой, да сбереги, да почини, если что. При этом духовые инструменты не особенно подходят для ситуации, разве что ты при дворе обретаешься. Вот кто будет два-три часа слушать одну музыку? Разве что закоренелые меломаны, а людям и истории послушать хочется, и поговорить, и самим чего рассказать.
