Колосок с Куликова поля - Алексей Логунов

«Откуда они знают? — удивлялся Васька. — Ведь я все украдкой делаю, рядом никого не бывает».

Надоели Ваське укоры да попреки и захотелось ему сделать что-нибудь особенное, чтобы люди восхищались и хвалили его. Но кто будет им восхищаться, когда вся деревня в поле, на посевной? И когда Васька увидел Машу и мальчишек, то очень обрадовался: вот они, зрители!

Теперь оставалось придумать, чем бы их удивить. Но это для Васьки было раз плюнуть.

— Эй, пацаны! — крикнул он, подходя. — Айда со мной на старую мельницу.

— Зачем? — спросила Маша.

Она знала, что от Васьки хорошего не жди, и держалась настороже.

— Купаться, зачем же еще, — беспечно ответил Васька.

У Саньки и Ваньки одновременно заблестели от восторга глаза, а через миг близнецы так же одновременно поёжились.

— Не… Вода ледяная.

— Так ведь купаться я буду, чудаки, — снисходительно объяснил Васька. — А вы на берегу посидите, посмотрите.

— А не забоишься?

— Я забоюсь? — обиделся Васька. — Да я, может, скоро «моржом» стану. Видели по телевизору таких людей, которые зимой в проруби купаются?

— Видели, видели, — сказала Маша. — Только «моржи» постепенно закаливаются, а не сразу в прорубь прыгают.

— И я постепенно. Я, может, уже всю зиму закаливался, снегом по пояс обтирался. Так что для меня вода теперь в речке, как парное молоко.

— А рыбку мне поймаешь? — спросил Алешка.

— Рыбку? Само собой. Да я вам даже раков под берегом наловлю, там много в норьях живет. Зажарим их в костре… Айда, пацаны!

И ребята сдались. Маша схватила было за руку Алешку, чтобы остановить, но потом поняла, что ребят ей все равно не удержать, и пошла вместе со всеми. К тому же ей самой хотелось посмотреть, как Васька будет ловить раков. Если он, конечно, не врет.

Старая мельница находилась от деревни километрах в двух. Самой мельницы уже давным-давно не было — от нее осталось только название, глубокий омут да несколько корявых ветел на берегу. Речка после полой воды уже успокоилась и вошла в свое русло. Вода в ней была тихая и чистая. В тех местах, где берега были поцарапаны льдинами, успели распуститься желтые цветы мать-и-мачехи. Сильно пахло нагретой землей, высохшими водорослями, валявшимися там и сям.

На взгорке, под ветлой, они увидели забытую копну осоки.

— На избушку похожа, — сказал Алешка.

— Только без окон, без дверей, — подхватили мальчишки.

— И без трубы.

— Давайте сверху дыру прокопаем!

И ребята дружно, с разных сторон, полезли на копну. Осока за зиму слежалась, и на ней хорошо было валяться. Как на соломенной крыше. Малыши подняли возню, пытаясь побороть Ваську, но он их все-таки всех уложил крест-накрест. А потом чтобы не огорчались, решил их порадовать и хотел поджечь копну.

— Костер будет — сила!

Но тут неожиданно запротестовала Маша:

— Сено ведь, зачем поджигать?

— Какое сено? Осока! — презрительно сплюнул сквозь зубы Васька. — Да и прошлогодняя она.

Но Маша уперлась — и ни в какую.

— Если спалишь — бригадиру расскажу, — твердила она. — Сено колхозное, его осенью здесь забыли.

— Ну и ябедничай, — обиделся Васька. — Подумаешь, расскажет она… Да кому нужна эта дурацкая копна? Уж ее мыши всю изгрызли.

Мальчишки, конечно, были на стороне Васьки.

— Ябеда, ябеда! — вразнобой закричали они. — Пятница-ребятница! Чего за нами ходишь, иди отсюда.

Но Маша не уходила. Ей вдруг стало обидно за бабушкину корову. Она недавно даже березовый веник съела, а тут хотят поджечь сено. И Маша, сжав кулаки, стояла на своем.

Ваське не очень-то хотелось связываться с девчонкой. «Еще взаправду бригадиру пожалуется, — думал он. — А эту осоку я ей припомню».

— Айда, ребята! — махнул он рукой. — Смотрите, как печет, душно даже.

— Купаться будешь, да? — юлил возле него Алешка. — Не забудь рыбку поймать.

— Поймаю, чего пристал, — буркнул Васька.

Лезть в холодную воду ему уже не хотелось, и он сейчас жалел, что, не подумавши, брякнул об этом мальчишкам. А тут еще лягушки брекекекали так надоедливо, словно дразнились. Некоторые из них грелись на берегу, и когда ребята подходили близко, словно подкинутые пружиной, прыгали в воду. Васька набрал белых голышей и со злости стал кидаться в лягушек. Одну он так ловко прихлопнул, что та свалилась в воду и некоторое время плавала кверху брюхом. Живот ее красиво был разрисован красными узорами. Но вскоре лягушка очнулась и нырнула в воду. Малыши тоже старались не отставать от Васьки, но никто из них ни в одну не попал.

— Не бейте лягушек — дождь будет, — предупредила Маша.

— Это почему же? — усмехнулся Васька.

— Я от бабушки слышала…

— Темнота! — засмеялся Васька. — Бабкиным сказкам веришь. Человек — царь природы, поняла? А царь все может: и казнить, и полцарства насовсем отдать.

— А ты тоже царь? — спросил Алешка.

— А как же.

— Значит, и я — царь? — удивился мальчишка.

— Ты еще царенок! — засмеялся Санька.

— Царенок-цыпленок! — подхватилВаська и тоже засмеялся.

Васькин авторитет, несколько поколебленный Машей, был восстановлен.

И вдруг Санька и Ванька увидели на берегу такую здоровую лягушку, что со страху попятились назад. Она сидела у самой воды, устремив на ребят круглые осуждающие глаза и, казалось, хотела что-то сказать. Беловатый подбородок ее часто-часто ходил вверх и вниз.

— Где она? — кричал Васька. — Только не пугайте, сейчас я ее ухлопаю!

А большая лягушка совсем не боялась ребят. Она спокойно смотрела на них выпученными стеклянными глазами и вдруг гортанно, словно человеческим голосом, квакнула и нырнула в воду. Всем стало жутко. Маша посмотрела на омут — вода в нем была черная-черная. Да и солнышка уже не было видно, а от речки веяло холодом. Над головами ребят резко и неожиданно ударил гром. Все испуганно посмотрели на небо. Прямо на них плыла огромная лохматая туча, похожая на черного медведя. Солнечный день превратился в густые сумерки. Рванул такой ветер, что чуть не сшиб с ног Алешку. И тут же хлынул ливень.

Все кинулись к двум старым ветлам. Они росли рядышком, и ветки их в пушистых сережках трепались на ветру, как волосы. Загородив спиной узкий прогалок между ветлами, Маша прижала к себе Алешку, Саньку и Ваньку. Сейчас она была похожа на наседку с растопыренными крыльями. Девочка дышала в остриженные макушки своим царятам-цыплятам и нашептывала какие-то бессвязные, успокаивающие слова.

И вдруг ей стало страшно: с ними не было Васьки! Куда он делся? Маша совершенно отчетливо представила себе, как его сшибло ветром с ног, он цепляется пальцами за мокрую скользкую землю, кричит, а его все тащит и тащит прямо в черный омут.

А вокруг творилось что-то невообразимое: плескалось, шипело, ухало и грохотало.

Вась-ка! — закричала Маша. — Ты где-е? Васень-ка-а!

Слова ее заталкивало ветром обратно в рот, Маша захлебывалась ими, но все звала и звала. Побежать бы поискать его, по с кем оставить малышей? Не одних же!

А Васька в это время сидел под копкой осоки. Правда, копны уже не было, ее всю разметало ветром, осталась одна охапка, которой Васька прикрывал голову от ливня. Ему казалось, что кто-то большой и беспощадный хлещет его длинными гибкими хворостинами, хлещет и что-то приговаривает. На миг перед ним мелькнули осуждающие глаза большой зеленой лягушки и тут раздался такой оглушительный грохот, что Васька ткнулся лицом в мокрую землю и мертвой хваткой вцепился в осоку.

«А как же там Маша с ребятами?» — слабо подумал он, хотел приподняться, бежать к ним — и не мог. Все тело его так прилипло к земле, будто по нему проехал трактор. И все-таки Васька поднялся: сквозь шум ливня ему послышался далекий захлебывающийся голос, который звал его по имени, звал на помощь. Скользя по размокшей земле, то и дело падая, он побежал на этот голос. Охапку осоки, оставшуюся от копны, он так и держал в руках.

Увидев Машу и мальчишек живыми и невредимыми, Васька так обрадовался, будто не видел их сто лет. И неожиданно разревелся — откровенно, не стесняясь малышей.

— Я к ва… к ва… к вам пришел, — еле выговорил он.

— Ты где был, дура-ак? — набросилась на него Маша. — Мы думали, тебя в ом… в омут утащило…

Девочка тоже не могла уже сдерживать слезы.

Ваське вдруг захотелось сделать для товарищей что-нибудь хорошее-хорошее, и он принялся укрывать их остатками осоки. И длинные гибкие хворостины, как показалось ему, стали хлестать его все реже и реже.

Вместе пережидать дождь было веселее. А он становился все тише. Похожая на черного медведя туча уплывала дальше по небу, и у старой мельницы постепенно посветлело. Только речка сделалась совсем мутной и глухо плескалась в берега.