Слеза чемпионки - Ирина Роднина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
До этого вечера я ему совершенно безоговорочно верила, верила всему, что бы он ни говорил, что бы ни делал, выполняла все его поручения. Один раз он мне сказал: «Руки слабые». Я эхом: «Слабые». — «Значит, мало качаешься». Я: «Да нет, я все задания выполняю». Жук: «Утром проснулась, на пол упала и отжалась двадцать раз». И я действительно с кровати падала на пол и отжималась. Дальше: «Голеностоп слабый». Я повторяю: «Слабый». — «Ты в метро спускаешься на эскалаторе?» Я говорю: «Спускаюсь». Он приказывает: «Наверх надо бежать». И я с сумкой, всех расталкивая, бежала по эскалатору как ненормальная. А тут, может быть в первый раз, я вдруг поняла, что он не бог. Я даже не смеялась над ним. Я представить себе не могла, как реагировать на то, что мой учитель не знает Шекспира.
Он продолжал праздновать: день, второй, третий. Анна Ильинична принимает решение: отобрать у Жука одежду. У нас поздно вечером идет тренировка на основном катке. Мы катаемся с Улановым не спеша, тихонечко. И неожиданно видим, как в темноте, потому что каток был полуосвещен, возникает квадратный Станислав Алексеевич в одежде худенького Славы Жигалина. С нами начинается истерика. Тут Жука увидела Анна Ильинична и буквально шуганула его с арены. Вдогонку она ему еще сказала: в таком виде на тренировку не приходить!
На следующий день у нас ранняя утренняя раскатка. Там около катка стояла скамейка в виде конька и на ней надпись в память американской команды фигуристов, которая разбилась в шестьдесят первом году. Мы выходим из Дворца, и видим, что в озере по колено стоит Жук. Я ему: «Что это вы делаете, Станислав Алексеевич?» Он, естественно, немножко подвыпивши, мне отвечает: «Иду топиться». И стоит по колено в воде. Лешка дает мне свою сумку, закатывает брюки и вытаскивает Жука из этого озера. К соревнованиям он очухался. Трудно об этом говорить, но я впервые увидела, что он может пить до такой степени. Когда родилась его дочка, точнее, только он отвез Нину в роддом, тут же прибежал на тренировку. А в роддоме оставил друга, ожидать результата. Потом друг приехал, сказал, что родилась девочка, привез бутылку шампанского, которую они распили. Самое большее, что у Жука водилось, — пиво с рыбой. Это он всегда любил. Но так, чтобы выпадать не просто из тренировочного процесса, вообще из жизни — такое я увидела в первый раз.
Раньше жеребьевка на короткую программу проходила в общей тусовке. А дальше, уже по результатам короткой программы, мы делились на две группы: сильнейшие и слабейшие. Слабейшие уже сами у себя «жеребились». Так получалось, что несколько лет мы открывали группу сильнейших. Мы выступали первыми, а потом смотрели, что происходит дальше. Вот отчего я хорошо помню любые соревнования. Перед выходом Протопопова с грохотом лопается лампа надо льдом. Разлетается раскаленное стекло и впивается в лед. Выходят рабочие, чистят арену, потом машина ездит, чистит лед. Соревнования задержали на пять-семь минут. Вышли Белоусова и Протопопов. Они примерно полпрограммы катали очень прилично, а потом началось что-то жуткое. Они еле-еле передвигаются. Может быть, задохнулись, а может, случилось что-то другое, но они еле доехали до конца.
Кстати, мы тоже с Улановым с трудом закончили, но по другой причине. Мой надорванный еще в шестьдесят восьмом году ахилл в середине программы, когда я прыгнула тулуп, хрустнул, и у меня от левой ноги не осталось буквально ничего — я ее просто потеряла.
Я Уланову на ходу говорю: «Лешка, у меня с ногой что-то». Леша сочувственно (все же музыкант — он на чемпионаты со своим баяном ездил) предлагает: «Сейчас закончится медленная часть, и мы остановимся». К концу медленной части у меня вроде нога отошла, мы стали дальше кататься. Но когда доехали почти до финала, Леша мне заявляет: «У меня печень болит». А у него в детстве была желтуха. Нам осталось сделать последние четыре поддержки той самой знаменитой «Калинки». Я Лешу прошу: «Ты только руки держи». Лешка держал руки, а я сама на него запрыгивала и делала шпагатики во все стороны. Мы сумели не остановиться, закончили программу. Впрочем, на последнем издыхании там все катались. Каток в Колорадо построили очень быстро, в течение чуть ли не двух недель, потому что ждали приезда сборной Советского Союза по хоккею. Каток очень небольшой. Когда катаешься, видны эти трубы. А когда выходишь со льда, в торце — узенький коридорчик. Направо мужская раздевалка, налево — женская. Во время проката произвольной программы с одной стороны коридорчика стояли двое черных, вроде как швейцары, в перчатках, с носилками, и такие же двое с другой стороны. Когда пары выходили со льда, они дожидались оценок, потом делали два-три шага в сторону раздевалки и понимали, что свои движения больше не контролируют. В этот момент парочка «швейцаров» ловко раскрывала носилки и на них тебя вносила в раздевалку. А в раздевалке стоял громадный квадратный диван, скорее тахта. И тебя на нее сбрасывали. Через какое-то время мы на ней и приходили в себя. Молодые быстрее, а Белоусовой долго было очень плохо. Всю ночь около нее просидел наш врач. Нас тогда не проверяли, и мне кажется, что они принимали какие-то препараты. Вероятно, это сыграло свою роль, потому что нередко действие стимуляторов рассчитано только на короткий промежуток времени, и во время второй части пошло обратное действие препарата. Сразу оговорюсь — все это исключительно мои догадки.
Судьи, как обычно, долго подсчитывали баллы. Мы же не знали, что в Америке начинают награждать с третьего места. И первыми вызывают Белоусову и Протопопова. Они выехали, сделали поклон и остановились около пьедестала. Следующими вызывают Москвину с Мишиным, они тоже делают поклон и быстренько прыгают на второе место. Наконец, зовут нас. Я спрашиваю: «Лелик, что будем делать?» Он: «Давай встанем на первое, если сгонят, спустимся». И мы забрались на первое место, и Протопопову ничего не оставалось, как встать на третье. Все-таки иногда молодость позволяет делать сумасшедшие поступки. Ну, сгонят — так сгонят. Не сгонят — останемся.
Уланов окончил Гнесинское училище по классу баяна. У меня все время были синяки на правом бедре, потому что он как этими фалангами баян держит, так и меня держал. Его пальцы у меня на бедре абсолютно четко отпечатывались. На чемпионат мира Леша взял баян с собой. Во время соревнований я не помню, чтобы он им сильно пользовался. Но когда мы поехали в турне по Америке.
С ним в номере жил чех Ондрей (по-нашему Андрюшка) Непела, и уже через два города Андрюха мне сказал: «Я больше с ним жить не хочу, он все время на баяне играет. Я уже его музыку слушать не могу». Андрюха в Колорадо стал серебряным призером чемпионата мира. Сережа Четверухин — бронзовым. Первым был американец Тимоти Вуд. Непелу поселили вместе с Улановым, вероятно, решив, что чехи — они же славяне, тем более оба из соцстран. Мы много путешествовали по Америке на автобусах. Уланов всегда садился в хвосте, растягивал баян и — «С чего начинается Родина…» Все это сейчас выглядит достаточно смешно. Но в этом весь Лешка со своими странностями и комплексами.