Былого слышу шаг - Егор Владимирович Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты отказался от таких привычных, безликих строк информации. Захотел вдруг и начал писать совсем иначе. Вот как ты писал в тот вечер:
«Колоссальный зал Алексеевского манежа, в котором обычно тонет масса людей, превращаясь в кучку, в незначительную толпу, наполнен людьми. «Да здравствует Ленин!» — раздается голос.
Тихо, медленно начинает свою речь Ленин. Но с каждой фразой его голос крепнет, с каждой фразой растет мощь его голоса. В речи его — бодрой, сознающей свои силы, твердой уверенностью, невольно тает усталость, зажигаются взоры, напрягаются мускулы, и светлая улыбка просится на уста, и жажда работать днем и ночью охватывает душу. Сплоченной, тесной массой сгрудились товарищи и слушают с величайшим вниманием и напряжением, которого уже не замечают, так оно легко далось. Настроение удивительное, бодрое».
Эти строки потребовали небывалых затрат души и чувств. Не потому ли ты прокараулил еще одно событие, которое произошло поздним вечером того же дня, точнее, в ночь на 13 марта? Московский репортер петроградской «Красной газеты» сумел передать о нем, а ты пропустил. Информация между тем заслуживала внимания: чем дальше уходят годы, тем представляется она все более сенсационной. Называлось это сообщение «Задержание тов. Ленина».
«Поздно ночью 12 марта патруль красноармейцев под командованием комиссара Городского района задержал автомобиль. При задержании патруль для острастки произвел несколько выстрелов в воздух. Один из седоков заявил, что он — Председатель Совета Народных Комиссаров Ленин. Комиссар заявил, что он Ленина лично не знает, и предложил задержанному отправиться для выяснения личности в Благородное собрание. Там недоразумение выяснилось. Отпуская патруль, Ленин благодарил солдат за революционную службу».
Не сумел передать информацию об этом событии репортер из года восемнадцатого, а стоит ли и нам говорить об этом сегодня? Говорим о первой поездке в Кремль — командир у ворот не узнал Владимира Ильича. А теперь и того больше — задержали по незнанию. К чему такой подбор фактов, уж не хочет ли сказать автор, что москвичи не представляли, как выглядит Ленин? Хочу лишь повторить слова Крупской: «В то время Ильича в лицо мало кто знал; когда он ходил по улице, на него никто не обращал внимания». И напоминаю об этом потому, что всякий раз, стараясь, представить историю чуть лучше, на наш взгляд, чем была она на самом деле, мы неминуемо ослабляем подлинный конфликт, а с ним и значение личностей, которые действовали в нем.
В первый свой московский день Ленин переступил порог Благородного собрания под конвоем красногвардейцев. И спустя день, когда здесь открылся IV Чрезвычайный Всероссийский съезд Советов, репортер передавал из Благородного собрания, не столько обращаясь к читателю, сколько сам постигая Ленина:
«Этот человек с рыжей бородкой и лукавыми глазами, стоящий на трибуне, держа одну руку в кармане, чувствует себя в толпе в своей стихии. В этом его сила. Мартов, Чичерин, Покровский — хорошие, интересные и умные люди, но они чужие. Они никогда не сливаются с этой толпой. А Ленин даже на трибуне весь с ними. И они это чувствуют. Он не просит, не уговаривает: он думает вслух и убеждает. Он уверен, что толпа будет с ним, потому что он с толпой».
Так было в первые московские дни Владимира Ильича. А спустя шесть лет сюда, в Дом Союзов, прощаться с Лениным потянется вся Москва и с нею вместе вся страна…
Пройдет пятьдесят дней со времени переезда правительства из Петрограда в Москву, и наступит первомайский праздник. Первые пятьдесят московских дней Владимира Ильича. В самом начале их, на IV Чрезвычайном Всероссийском съезде Советов, был ратифицирован архитяжелый, насильственный, позорный, поганый, похабный, унизительный — такими эпитетами наградил его сам Владимир Ильич — Брест-Литовский мирный договор с немцами.
Наступила передышка, и Ленин подчеркивал: «Необходимо крайнее напряжение всех наших сил, чтобы использовать предоставленную нам стечением обстоятельств передышку…» И, как всегда бывало, сам прежде всего достигал в работе этого крайнего, для нас теперь, скорее всего, непостижимого, напряжения сил.
«Поскольку вопрос о договоре с немцами был решен, Ильич считал, что настала передышка и надо использовать ее для широкого развертывания работы Советской власти внутри страны, — вспоминала Надежда Константиновна. — Он засел за писание брошюры «Очередные задачи Советской власти».
Выражение — засесть за писание брошюры, книги или, что особенно теперь часто бывает, диссертации — звучит по нашим временам однозначно: освободиться от всех других дел, заняться только этой работой, а если удастся, то еще лучше уехать куда-нибудь — подальше от служебных и семейных забот, телефонных звонков и приятельских соблазнов.
Надежда Константиновна говорила: Ильи** засел за писание брошюры — и конечно же знала при этом, что лишь далеко за полночь приходила тишина, Ленин получал возможность взяться за перо, сосредоточиться, как писал он — «на важнейшей и труднейшей стороне социалистической революции, именно — на задаче организационной».
Брошюра была закончена в самый канун 1 Мая. А «Биографическая хроника» рассказывает нам о других делах, которыми был занят Владимир Ильич в то же время, все в те же пятьдесят московских дней… Участвует, например, в работе более 30 совещаний и председательствует на 33 заседаниях Совнаркома, где рассматривают вопросы о национализации внешней торговли и строительстве узкоколейки для подвоза хлеба Москве, об обороне Мурмана и распределении спичек. Выступает с докладами и речами более 25 раз и 65 раз берет слово на заседаниях Совнаркома. Пишет более 30 проектов правительственных постановлений, резолюций, подписывает и редактирует при этом 269 протоколов, постановлений, декретов, среди них и «Декрет о памятниках Республики» и постановление о передаче лошадей бывшей придворной конюшенной части в ведение Наркомзема. Отправляет ИЗ писем и телеграмм, подписывает 37 мандатов и удостоверений, принимает не менее 120 посетителей и в ответ на новые просьбы о приеме пишет: «Если экстренно и важно доклад, приму всегда. Ленин».
К тому же работа над «Очередными задачами Советской власти» давалась нелегко, как знать, быть может, эта рукопись — ее шестьдесят две страницы — были одной из самых трудных для Владимира Ильича.
В «Очередных задачах Советской власти» Ленин пишет: «Мы, партия большевиков, Россию убедили. Мы Россию отвоевали — у богатых для бедных, у эксплуататоров для трудящихся. Мы должны теперь Россией управлять». Знаменитые, известные всем нам ленинские слова. А тогда предстояло ответить: как управлять Россией? И Ленин — в который уже раз за
