Журнал "Вокруг Света" №8 за 1997 год - Вокруг Света
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полицейский придвинул арестанту стул, тот сел и, выпрямившись, стал неподвижно смотреть поверх головы профессора.
— Я профессор ле Верженн, знаю 26 восточных языков и наречий и хотел бы поговорить с Голкондским принцем Нао Толонда на его родном языке, которым он разговаривает, — сказал по-французски профессор.
Арестант не шелохнулся, промолчал и все каким-то отрешенным взглядом смотрел вдаль.
— Какой язык в употреблении в твоей земле?
Арестант вздрогнул, словно проснулся, облизал пересохшие губы и почти шепотом произнес — Голкондский.
— Вчера мне дали перевести твое письмо к брату в Голландию. Ты уж извини, — профессор хохотнул, — что я читаю чужие письма. Но здесь уж так заведено. — Он обвел взглядом зал и снова внимательно и уже серьезно посмотрел на узника. — Я, — он поднял указательный палец, — не мог понять ни слова. Также я просмотрел все словари языков, мне не известных, и не нашел там ничего похожего. На каком языке написано твое письмо?
— На авоадском, — сказал арестант.
— Но такого языка нет! — воскликнул профессор. — И ты мне можешь сказать что-то на этом языке? Как он звучит? Может, ты напишешь алфавит сего языка и рядом проставишь латинские литеры?
Арестант кивнул головой. Профессор подвинул к нему чернильницу, дал перо и бумагу.
Арестант долго смотрел на кончик тонко оточенного пера, размышляя о чем-то, потом решительно макнул перо в чернила и стал выводить на бумаге невообразимые каракули, в которых, правда, было что-то от восточных литер, и возле каждой проставлял: А, В, С, О...
— В авоадском языке всего двадцать литер, — закончив писать, он протянул лист профессору.
Профессор де Верженн достал из кармана камзола увеличительное стекло и стал внимательно разглядывать написанное.
— Любопытно, любопытно, — бормотал он, — но науке сие неизвестно. Можешь ли ты рассказать на твоем языке, что ты написал брату?
Арестант холодным и твердым взглядом посмотрел на профессора, и вдруг из уст его, громко и четко, зазвучала гортанная и мелодичная речь. Он говорил долго, а потом вдруг сник и затих.
Профессор, не отрываясь, смотрел в глаза арестанта, и теперь тот словно был во сне.
— Знаешь ли ты персидский? — вдруг по-персидски спросил профессор.
Арестант молчал.
— Говоришь ли ты на турецком, раз был в турецком плену? — по-турецки спросил профессор.
Арестант снова промолчал.
— Говоришь ли ты по-русски? — спросил профессор.
— Да, — неожиданно вздрогнул узник, — я почти пять лет пробыл в России и хорошо знаю сей язык.
— В каких городах России ты побывал? — уже по-русски спросил профессор.
— В Харькове я был в плену более всего. Там обучался по-русски, арифметике, рисовать в тамошней школе. А в Санкт-Петербурге работал я в типографии, — по-русски, с каким-то акцентом отвечал арестант.
— В типографии, — кивнул головой профессор. — А, будучи в Париже, ты каждый день ходил в Королевскую библиотеку?
Арестант кивнул утвердительно.
— А скажи, любезнейший, знакома ли тебе книга моего доброго друга аббата де Ла Порта «Всемирный путешествователь», где есть описание всех по сие время известных земель в четырех частях света?
Вдруг холодный и твердый взгляд арестанта на секунду исчез и он с какой-то звериной злобой посмотрел на профессора.
Профессор уловил это выражение и стал совершенно серьезен.
— Скажи мне имя отца твоего. — Профессор ткнул тростью в каменный пол, и словно выстрел прозвучал в гулком и темном зале.
— Низал-эл-Мулук имя моего отца.
— Ты прав, мой мальчик, — почему-то ласково сказал профессор. — Был такой правитель Голконды Низал-эл-Мулук. В своем труде аббат де ла Порт подробно описывает его историю. — И он, закатив глаза, стал как бы читать книгу аббата:
— «В 1737 году Низал-эл-Мулук, Великий канцлер Могольской империи, сделался через брак с императорской дочерью королем всего Декана». Ты хорошо изучил эту историю и другие путешествия аббата в разные части света. И если ты помнишь, что пишет аббат о жителях Голконды, то сии индейцы ростом высоки, цветом больше оливковы, нежели черны, и очень боязливы.
Профессор спрятал увеличительное стекло в карман камзола, еще раз внимательно посмотрел алфавит, написанный арестантом, и встал.
— Я ничем не могу помочь тебе в твоем утверждении, что ты принц Голконды. Безрассудство — утверждать это. Но если бы ты был свободен, я охотно взял бы тебя к себе в ученики.
Профессор постучал тростью по полу, вошли полицейские и увели арестанта. В зал тотчас же вошел комиссар Ле Нуар.
— Нет, нет, он не сумасшедший, — громко крикнул, идя навстречу комиссару, профессор де Верженн. — Он абсолютно нормальный. Это умный, смышленый и расчетливый человек. Вы посмотрите на его глаза. Они тверды, гибки и холодны, как сталь. У сумасшедшего не может быть такого взгляда. Знаете, что я вам скажу... — Профессор на минуту задумался.
Мы забыли сказать, что профессор де Верженн, кроме того, что был знаменитым ориенталистом, был страстным любителем Уильяма Шекспира, которого даже на лекциях в Сорбонне не уставал цитировать.
— Знаете, что я вам скажу, — еще раз повторил профессор, — он мне напоминает героя шекспировской «Бури» Калибана: — «Ты странно спишь — с открытыми глазами: ты ходишь, говоришь и видишь сны...» Так и этот ваш Голкондский принц. Вы посмотрите, как он все проделывал. Он не крал серебро. Он, как сомнамбула, шел ему навстречу. Он открыто, не таясь, заказывал свои ордена и рассказывал об азиатских государях. Во сне, несомненно, во сне. Он живет в ином мире, господин комиссар.
— На каком же языке он лучше всего разговаривает? — чуть раздраженно спросил комиссар Ле Нуар, которому надоела эта тирада профессора.
— На русском, — решительно ответил профессор. — Его родной язык — русский. Но чувствуется акцент, характерный для Малороссии. Ваш Голкондский принц — запорожский казак.
К вечеру комиссар Ле Нуар поехал во дворец князя Барятинского и подробно рассказал ему о встрече профессора де Верженна с узником и о том, что профессор абсолютно уверен — арестант никакой не принц Голкондский, а самый настоящий запорожский казак. Князь Барятинский даже привстал с кресла.
— Тем паче, комиссар, тем паче. Надо немедля везти его в Санкт-Петербург.
— Это дело уже улажено, — проговорил Ле Нуар. — Де Лонгпре, мой самый опытный инспектор, уже разобрался, что означенный Ролланд Инфортюне, или Иван Тревоган, не причастен к французской шайке фальшивомонетчиков. Я уже получил разрешение Королевской инспекции, и подписан Указ, по которому на первом корабле, идущем из нашего порта в Россию, мы отправим арестанта. Но, согласно Указу, вся ответственность за него в пределах Франции будет возложена на инспектора де Лонгпре. На корабле он ваш. Де Лонгпре будет только помогать вашему человеку.
— Я пошлю Петра Обрескова. Наивернейший и опытнейший в сих делах человек. Но я просил бы вас, комиссар, сделать еще одно дознание сему арестанту. По моим заготовленным вопросам.
И князь Барятинский протянул комиссару заранее приготовленные листы.
23 мая в четверг, поутру был сделан в Бастильском замке все тем же адвокатом Пьером Шеноном последний допрос Ивану Тревогину — так он теперь значился в протоколе допроса. Он короток, и мы приводим его почти полностью.
Вопрос адвоката и комиссара Пьера Шенона:
— Отвечай! В твоих бумагах есть письмо, писанное на русском языке латинскими литерами.
«Благодарение Богу за то, что все мои дела идут с великим успехом. Мы заняли денег пятьсот тысяч гульденов, с помощью которых я нашел двух инженеров, двух архитекторов, землемеров, пять офицеров с их солдатами, коих всех послал к назначенному месту, снабдив их с моей стороны инструкциею и планом города с крепостью, который я приказал делать не теряя времени под именем ИОАННИЯ, приняв титул Короля Борнейского и купив там некоторую часть земли. Пьер де Голконд».
— Что означает сия часть письма по сделанному нами переводу? Ответ арестанта:
— Я признаю, что писал сие письмо, однако ж не помню, в какое время. Оное писано было господину Салгарию, начальнику над солдатами в Голландии. Но оное не послано к нему, я дожидался возвращения моего брата.
Вопрос Пьера Шенона:
— Правда ли, что ты приказал делать город с крепостью под именем ИОАННИЯ? В которое время и в котором месте?
Ответ арестанта:
— Я хотел приказать строить город и крепость на острове Борнео, когда вступлю во владение Голкондского королевства в том случае, ежели бы Великий Могол отказал мне от моего наследия.
Вопрос Пьера Шенона:
— Кто суть те солдаты и пять офицеров, о коих говорится? Ответ арестанта:
— Я еще не получил солдат, а купил бы их как рабов на острове Борнео. Что же принадлежит до офицеров, то нашел трех человек в Голландии, объявивших добровольно свое желание. Они все трое служат на кораблях в Роттердаме.