Зверь в тени - Джесс Лури
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
При этих словах они с Рикки загоготали так, что все чары, которыми околдовал меня Эд, разом развеялись. Я бросила на него негодующий взгляд.
– Меня зовут Клод, и нам плевать на вашу дурацкую вечеринку. Мы на нее не придем, – заявил мой друг, потирая плечо, получившее тычок от Эда.
Я потупила глаза, избегая встретиться с ним взглядом. Мне расхотелось говорить Клоду, что я уже пообещала Бренде пойти на вечеринку. Впрочем, дело было не только в обещании. Во время суеты за ланчем, пока пальцы были заняты, но мыслям ничто не мешало блуждать, меня озадачил коварный вопрос: не означало ли увиденное прошедшей ночью, что мне следовало наверстать упущенное? Быстрее, чем я думала?
Я, конечно, не хотела делать то, чем занималась Морин. Но может, и мне следовало быть поактивней? А потом мне в голову пришла и вовсе дурная мысль: а что, если Морин брала за то, что делала, деньги? Этим, по крайней мере, объяснялось, откуда у нее взялись бабки на покупку кольца «Блэк Хиллс», с его сочной гроздью винограда из розового золота, окаймленной изогнутыми листиками из зеленого золота (точнее, сплава золота и серебра с зеленоватым оттенком). Нет, Морин не могла брать за такое деньги! Мой разум отказывался в это поверить. Я даже дала себе мысленный зарок: если выиграю в лотерее Расчетной палаты, то скуплю для Морин все золотые украшения от «Блэк Хиллс» в мире, чтобы ей больше никогда не пришлось вставать на колени.
И все же… Как я ни старалась, но выбросить из головы подсмотренную сцену не получалось. Как и не думать о ней. Каждый раз, когда она всплывала перед глазами, к горлу подступала тошнота. И все-таки… те мужчины ждали Морин. Ждали своей очереди. Настолько увлеченные тем, что их ожидало, что не заметили открывшуюся, а потом захлопнутую дверь. Но почему? Что заставляло их ждать? Что влекло их к Морин?
Ее сила?
Красота?
Может, это губной блеск давал Морин власть над парнями? Ее кузина в Мейпл-Гров сказала как-то: «Ни один парень не устоит перед этим блеском на твоих губах». Он превращал даже самые невзрачные, невыразительные губы в мощнейшие, неодолимые магниты. Я тогда тут же купила себе тюбик с вишневым блеском. И спрятала его от отца, как какой-то наркотик. Но роликовый аппликатор случайно выскочил и испортил мои любимые фиолетовые брюки из рубчатого плиса.
– Спасибо, приятель, – ухмыльнулся Эд, забрав у Рикки шипучий напиток.
А затем вытащил из внутреннего кармана куртки коричневый пузырек с анальгетиком, высыпал в ладонь три таблетки, положил их в рот, начал разжевывать. И поймал мой пристальный взгляд.
– Хочешь? Возьми. – Эд протянул мне пузырек, разглядывая мою грудь, а не лицо. – Я перенял эту привычку в Джорджии, когда служил. Защищает зубы от кариеса.
Когда я отказалась от таблеток, Эд закрутил крышку на пузырьке, убрал его обратно в карман и отпил глоток газировки. А мои глаза устремились к его запястью – ища медный браслет, который я заметила у того мужчины в подвале, чьи руки теребили волосы Морин.
Нет, на запястьях Эда браслета не было.
***
Бет решила, что у нее один шанс – запустить в него керосиновой лампой.
Ночной горшок был слишком легким, а кувшин для воды слишком громоздким, бросаться им было несподручно.
Оставалась керосиновая лампа.
Она огреет его по голове с такой силой, что вышибет все мозги.
Бет не только занималась бегом на длинные дистанции, но и провела почти все лето, носясь по залу ресторана с подносами, нагруженными тяжелыми обеденными тарелками. Она знала: ее руки достаточно сильны, чтобы его удивить, звездануть по башке прежде, чем он вскинет руку, чтобы оборониться.
В непроницаемой темноте Бет притаилась за дверью. И стала ждать.
Она ждала, ждала, ждала.
А когда ее ноги начинало сводить судорогой, Бет тихо мерила шагами комнату, бродя из угла в угол, прислушиваясь к любому звуку, отличному от мягкой поступи своих ступней.
И предвкушая, как приятно будет причинить ему боль.
Головы тоже кровоточили. Сильно. Им рассказывали об этом на уроках здоровья. Бет запомнила.
Только она не станет смотреть, как он будет истекать кровью. Она швырнет в него лампу и убежит.
Выскочит за эту дверь, промчится по коридору и выбежит наружу. Неважно где. На улице она тоже не остановится. А побежит дальше. Она будет бежать долго-долго. Полицейским придется приехать в Канаду, чтобы взять у нее показания, расспросить об этом парне и его кровавых, липких мозгах.
Хотя, как знать… Может, ноги донесут ее до Северного полюса…
Глава 13
Воздух был густо насыщен запахом мини-пончиков и попкорна. Люди кричали и смеялись, их разговоры перемежались с посторонними звуками – звоном колокольчика и возгласами «молотобойцев», когда чья-то кувалда заставляла взлететь ввысь наковальню; иступленным жужжанием игровых автоматов; бряцаньем колец, которые метал ярмарочный затейник, нараспев призывавший добровольцев «подойти и победить» гигантское чучело гориллы.
Мы уже приготовились к выступлению на главной сцене.
Сегодня вечером группа Girls поет и играет вживую!
Идея создать группу была моей. Барабаны служили мне отдушиной со второго класса. А прежде я была «серой мышкой». Из тех, кого другие не замечают, пока они не встают у них на пути. Но в один прекрасный день зазвонил телефон. Я возилась в песочнице на заднем дворе, зарывала сокровища, которые тут же откапывала. За звонком донесся приглушенный голос мамы, а потом распахнулась задняя дверь. Мама вышла, прижимая трубку к груди, – с платком на голове и коралловой помадой на губах, хотя она не собиралась уходить из дома.
– Хизер, – позвала мать. – Мистеру Руппке нужен барабанщик в ансамбле. Ты хочешь играть на барабанах?
– Конечно.
Вот так все и случилось.
Я вошла в ансамбль, затем в оркестр. И даже играла на малых барабанах в составе летней походной бригады. Я была счастлива, какую бы музыку ни приходилось играть. До тех пор… пока 3 августа 1974 года не увидела в передаче «Американская эстрада» группу Fanny. Глядя на этих четырех женщин, игравших рок так, словно они имели на это полное право, бросавших всем вызов и улыбавшихся под хлесткие слова «С меня хватит», я поняла: пути назад нет.
Мне отчаянно захотелось играть в своей группе, по-настоящему своей.
У Бренды был голос, а у Морин имелся гараж. Остальное сошлось, как шоколад и кокосовое масло. Родители Бренды пожертвовали затхлым, скатанным в рулон ковролином лимонно-зеленого