Битва за Францию - Ирина Даневская

Он взял перо и, начертав несколько строчек на бумаге, протянул её Коттингтону.

   — Ступайте к моему казначею Оливеру и получите все причитающиеся вам деньги.

В этом был весь Бэкингем. В эпоху, когда политических соперников предпочитали устранять тюремными застенками, руками палача либо же вином, приправленным мышьяком, враги герцога могли опасаться разве что провинциальной скуки, ожидавшей их у камина сырыми английскими вечерами.

Коттингтон взял записку и, поклонившись, вышел. Патрик, который стал молчаливым свидетелем этой сцены, негромко кашлянул.

   — Не слишком ли это сурово, милорд? — деликатно поинтересовался он.

   — В самый раз, — недовольно отозвался герцог. — Вчера этот идиот не пропустил меня к королю в тот самый момент, когда решалась моя судьба. А завтра «забудет» показать мне серьёзный документ, касающийся меня лично. Может, даже и приказ о моём аресте.

   — Вы шутите, ваша светлость? — побледнел Патрик.

   — Конечно, шучу, — невесело усмехнулся герцог.

   — Но ведь Бристоль опаснее лорда Когтингтона! И ваш импичмент — это его рук дело!

   — Конечно. Я уже лишил Джона Дигби места в Тайном совете и попрошу короля отлучить его от двора... Ладно, кто там ещё желает меня видеть? Очередной проситель?

Роджерсон доложил об Элените.

Бэкингем с улыбкой поднялся ей навстречу и поцеловал кокетливо протянутую руку молодой женщины.

   — Всё в порядке, мой ангел? — тревожно поинтересовался он, заметив волнение на её прелестном личике.

   — Не совсем, — честно ответила Элена. — Ваша светлость, я хотела предупредить вас, что ваша идея назначить ваших родственниц фрейлинами королевы, отнюдь не блестящая. Королева в бешенстве, что будет вынуждена видеть их лица каждый день.

Бэкингем спокойно выслушал её и виновато развёл руками.

   — Я знал, что так и будет, — вздохнул он. — Но что же прикажете мне делать? В этих женщин словно бес вселился — им так захотелось заделаться придворными дамами Её Величества, что они меня совсем извели своими истериками. Если уж приходится выбирать между званиями плохого сына, ужасного брата, чёрствого мужа и невоспитанного подданного, я, пожалуй, выберу последнее. Когда нужно сделать одну женщину несчастной, чтобы осчастливить троих, то я предпочту выступить на стороне большинства. Вот как бы вы поступили на моём месте?

   — Если уж говорить совершенно откровенно, милорд, — медленно проговорила Элен, — то Её Величество не устраивает общество всего одной дамы.

   — Моей матери, — вслух подумал Бэкингем. — Что ж, я не удивлён. Все вокруг считают её невыносимой особой, но молчат, чтобы не вызвать моё неудовольствие. Но я действительно удивлён, что именно вы решились открыто выступить против неё... Не вздумайте сказать об этом Джону.

Элен покраснела.

   — Я говорю о вашей жене.

   — О Кэйт? Помилуй Бог, чем же она могла вызвать неудовольствие королевы? Она, кто всю жизнь закрывает глаза на мои измены и ни разу не позволила себе ни жалоб, ни упрёков?

Внезапно дьявольская улыбка появилась на лице министра, но тут же исчезла.

   — Я очень разочарован, моя дорогая баронесса, тем, что Её Величество не сказала мне об этом сама, — уже совершенно другим тоном произнёс Бэкингем. — Признаюсь, я очень рассчитывал на такую откровенность с её стороны.

   — Признаюсь, милорд, я ничего не понимаю, — растерянно проговорила девушка.

   — Ну и слава Богу... Вы что-то ещё хотели мне сказать?

И Элен решилась.

   — Милорд, почему вы запрещаете Джону жениться на мне?

   — Что такое?

Девушка замолчала, увидев непонимание и гнев на его лице. Бэкингем мгновенно оценил ситуацию и заставил себя рассмеяться. Но через минуту его лицо опять приняло суровое выражение.

   — Итак, наш дорогой Джон побоялся исповедоваться вам в своих грехах и решил свалить их на меня, — заявил герцог. — Иначе вы, моя прекрасная леди, вряд ли стали бросать мне в лицо эти нелепые обвинения, не правда ли?

   — Я не понимаю вас, ваша светлость, — совсем растерялась баронесса.

   — Ваш возлюбленный женат, Элена, — объяснил Бэкингем. — Но он почему-то не сумел сказать вам правду и решил выставить меня в ваших глазах сущим чудовищем.

Молодой женщине показалось, что земля разверзлась под её ногами.

   — Это правда? — еле проговорила она, чувствуя, как слёзы подступают к её глазам. Вилльерс кивнул.

   — Ну, не надо плакать, — улыбнулся он. — Всё не так уж страшно, Элен. Вам всего лишь нужно подыскать себе лучшего мужа, чем мой беспутный женатый брат.

   — Как вы можете так говорить? — всхлипнула Эленита. — Вы же знаете, что я люблю его.

Герцог тихо рассмеялся.

   — Моя дорогая, когда-нибудь я возьму на себя труд убедить вас в обратном. А пока утрите свои очаровательные глазки. Я не знал ни одной женщины (а знал я их немало!), которую бы украшали слёзы.

И, видя, что баронесса не спешит воспользоваться его советом, сам достал платок и промокнул солёные капли на её щеках.

   — Вот так гораздо лучше, — удовлетворённо заметил он.

Элен подняла на него свои прекрасные, хоть и чуть покрасневшие глаза.

   — И что же мне теперь делать? — спросила она.

   — Ничего. Живите, как жили, любите и будьте счастливы. А если соберётесь замуж, скажите об этом мне, и я найду вам достойного мужа.

   — Благодарю вас, ваша светлость. Но я бы не хотела обременять вас своими заботами.

Баронесса повернулась, чтобы уйти, но герцог остановил её и держал до тех пор, пока она не припомнила все вспышки ярости Её Величества, направленные против герцогини Кэйт. Это было действительно жестоко со стороны милорда, потому что молодая женщина еле сдерживала рыдания, подступающие к горлу, и на все вопросы отвечала автоматически, даже не вникая в смысл странного допроса.

   — Хорошо, — удовлетворённо прошептал Бэкингем. — Генриетта ревнует, как я и предполагал. Ох, дорого бы я дал, чтобы королеве хватило мужества высказать мне всё то, что она не захотела скрыть от нашей дорогой Элениты. Но остановимся на достигнутом и прекратим эту опасную игру, пока она не поссорила меня с Её Величеством, что было бы весьма обидно теперь, когда я в двух шагах от целиНа следующий же день министр уведомил о своём решении Генриетту.

   — Моя прекрасная королева, я не буду настаивать на том, чтобы вы взяли герцогиню Бэкингемскую в свою свиту. Моя жена, конечно, будет весьма разочарована и никогда не простит мне такой подлости, но хорошее настроение Вашего Величества для меня важнее личного счастья.

   — Надеюсь, моя неуступчивость не станет причиной ваших душевных страданий, милорд? — всё же поинтересовалась Генриетта, заметив странный блеск в его глазах.

   — О, я убеждён, что буду за них вознаграждён!

Теперь королева испугалась по-настоящему. А жаркий поцелуй, которым он впился в её ладонь, уже не оставлял никаких сомнений насчёт намерений герцога.

   — Я не приму вашу жертву, милорд, — решительно произнесла Генриетта, вырывая руку. — Пусть герцогиня Бэкингемская остаётся в моей свите.

На лице Бэкингема промелькнула тень разочарования.

   — Что ж, Мадам, — заставил он себя улыбнуться.

Я могу только поблагодарить Ваше Величество за вашу доброту. Жаль, что не так, как бы мне того хотелось.

Он поклонился и вышел. Генриетта провела его взглядом.

   — Я затеяла опасную игру, когда впервые позволила этому человеку перешагнуть границы пристойности, — прошептала она. — Но неужели же он решится преследовать меня на глазах у собственной жены?

Баронесса Сент-Люс не присутствовала при этом разговоре: она горько плакала в своей комнате после душераздирающего объяснения с Джоном. У хрупкой молодой женщины всё же хватило сил поставить точку в их отношениях.

ГЛАВА 14. СИЛА ИСПОВЕДИ

Этим утром кардинал Ришелье пребывал в самом приятном расположении духа. Последние дни были овеяны его триумфом. Ему удалось настолько запугать короля рассказами о международном заговоре, целью которого было убийство Его Величества, что тот согласился предоставить своему министру до сих пор небывалые должностные полномочия. Принц Анжуйский был обвенчан с мадемуазель де Монпансье, получив после свадьбы титул герцога Орлеанского, и был официально объявлен наследником французской короны. На этом настояла королева-мать Мария Медичи, и королю, как всегда, пришлось уступить. Королева Анна предстала перед Государственным советом по обвинению в государственной измене, и только заступничество самого Ришелье, опасавшегося неизбежного охлаждения в французско-испанских отношениях, которыми не преминули бы воспользоваться англичане, спасло Её Величество от развода или же ссылки. Вандомы сидели в тюрьме. Принц Конде затаился в провинции, куда предстояло отправиться и госпоже де Шеврёз. Граф Суассон бежал в Турин и оттуда, не жалея слов, поливал грязью негодяя кардинала. Ришелье не мог достать его в чужой стране, но потребовал у французского посланника де Бетюна довести до сведения итальянских властей, чтобы те не смели титуловать «высочеством» мятежного графа. К огромной досаде Ришелье, те отказались выполнять эту просьбу...