Швея из Парижа - Наташа Лестер

Если бы только Эстелла могла прийти и увидеть все это, думала Фабьен. Бабуле понравилось бы, как люди восхищаются платьем «Зве́зды и по́лосы», классического темно-синего цвета с узкими белыми горизонтальными полосами и оригинальной звездой чуть выше сердца, или великолепной красной юбкой – единственным экземпляром из 1943 года, – вышитой крошечными повторяющимися изображениями трех ведьм на помеле, или блузками 1944 года с рисунком на ткани: обесцвеченная карта Парижа, на которой улицы выглядели как тонкие перекрещивающиеся линии; образ города, изо всех сил снова пробивающегося к свету. Фабьен подошла ближе, чтобы рассмотреть еще более неяркую карту на одной из блузок, и споткнулась о чью-то ногу. Чтобы не упасть, она выставила вперед руку и задела спину незнакомого мужчины.

– Простите! – воскликнула она. – Я загляделась на блузку.

Мужчина обернулся; то же самое сделала его спутница. Оба вежливо улыбнулись.

– Это потрясающе, верно? – обратилась женщина к Фабьен. – Я пыталась отыскать Триумфальную арку и не заметила вашу ногу. Сама виновата.

– Так вы нашли арку?

– Вот она. Справа внизу. – Мужчина показывал на карту, и Фабьен невольно обратила внимание на то, что тот очень привлекателен: темные волосы, голубые глаза, со вкусом пошитый смокинг – в котором он походил на Тома Форда[35] – и титановый браслет от Тиффани на запястье.

Фабьен резко переключилась на блузку, и как раз вовремя, прежде чем незнакомец поймал ее взгляд, и велела себе не домогаться чужого бойфренда, особенно бойфренда такой приятной женщины. Она улыбнулась, различив крошечную Эйфелеву башню, затем проследила глазами вдоль Елисейских Полей, по рю де Риволи, пока не уперлась в нагрудный карман прямо над сердцем, и увидела крестик на рю де Севинье. Там находился дом ее бабушки. Дом, в котором Эстелла никогда не жила.

– У вас чудесное платье, – сказала женщина, с восхищением глядя на Фабьен. – Можно потрогать вот этот цветок? Как настоящий!

– Конечно! – рассмеялась Фабьен.

Женщина нежно провела рукой по кожаным лепесткам черного пиона, украшавшего плечо Фабьен.

– Само совершенство. Никогда не подумаешь, что пион сделан из кожи. Оттого он выглядит еще более интригующе. – Она вздохнула и посмотрела через плечо Фабьен на другое платье. – Только взгляните. Можно носить сейчас, и все скажут, оно по-прежнему сказочно красиво.

Фабьен повернулась к золотому платью, одной из самых любимых вещей бабушки. Эстелла всегда говорила, несколько загадочно, что платье предопределило ее судьбу.

– Согласна с вами.

Они замолчали, и до Фабьен дошло, что она всего лишь случайная собеседница, лишь отнимающая время у пары.

– Приятного вам просмотра, – сказала она и двинулась дальше.

Следующие два часа пролетели быстро; Фабьен обошла всю выставку, не в силах отогнать от себя мысль: как здесь понравилось бы бабушке! И как понравилось бы отцу…

Она пила шампанское. Затем куратор Института костюма представил ее паре знаменитостей, при виде которых она чуть не лишилась дара речи. У Бабули ни за что не зарябило бы в глазах от звездного блеска, напомнила себе Фабьен и попыталась представить, что все они обычные люди, подобные ей самой. В час ночи она решила, что пора уходить; увиденного достаточно, чтобы дать Эстелле исчерпывающую информацию. Она вышла на улицу и направилась вниз по ступенькам ловить такси. У пары впереди, кажется, были проблемы. Мужчина поддерживал под руку женщину, которая двигалась медленно и неуклюже, словно получила травму и каждый шаг причинял ей боль.

– Могу я помочь? – спросила Фабьен и бросилась вперед, не в силах наблюдать мучительную картину и ничего не делать. А вдруг эти двое скатятся с лестницы?

– Вот и опять мы встретились, – через силу улыбнулся мужчина. Фабьен узнала ту самую пару, с которой столкнулась ранее.

– Ах да. А если я поддержу ее с другой стороны? Или поймаю вам такси? – Она коснулась руки женщины и увидела ее лицо: бледное, застывшее и безучастное, будто та полностью погрузилась в себя.

– Такси было бы неплохо, – ответил мужчина.

Фабьен поспешно преодолела оставшиеся ступеньки и отчаянно замахала рукой. Такси подрулило к бордюру, как раз когда пара доковыляла до тротуара.

– Спасибо. – Мужчина ответил ей очередной вежливой улыбкой, которая не затронула его потемневших от тревоги глаз. Он помог женщине сесть в машину, и спустя секунду их поглотила манхэттенская ночь.

– Долго мне еще ждать?

Фабьен разбудили, как ей показалось, среди ночи; однако, разлепив глаза, она поняла, что на улице светло, а туман в голове вызван переменой часового пояса и поздним отходом ко сну.

– Она настойчиво потребовала привезти ее сюда, – извиняющимся тоном произнесла сиделка, вкатывая в спальню кресло. – Я удерживала ее, сколько могла.

– Все в порядке. – Фабьен села на кровати и наклонилась поцеловать бабушку в обе щеки.

– Она позавтракала и сделала все утренние процедуры, – сообщила сиделка и вышла из комнаты.

– Как прошел вечер? Ты развлеклась? – спросила Эстелла таким знакомым голосом, который невозможно спутать с другим: своеобразная смесь французского и американского акцентов и необычный тембр, словно не от мира сего. Да и внешний вид, с грустью отметила Фабьен, это подтверждает. Будто бабушка больше не принадлежит сегодняшнему дню и уже присоединилась к отцу Фабьен на небесах; до сих пор Эстелла цеплялась за этот мир кончиком пальца, но в конце концов даже и он соскользнул. Фабьен считала, что ей повезло: Бабуля в свои девяносто семь лет все еще с ней. И вдвойне повезло, потому что, хотя тело бабушки ее подводит, ум остался таким же острым, как всегда.

– Вечер прошел идеально, Бабуля, – ответила Фабьен и принялась рассказывать бабушке все: во что была одета публика, какие экспонаты выставлены, кто присутствовал и кто что говорил, какими почестями осыпали Эстеллу Биссетт и ее легендарную линию одежды «Стелла».

Эстелла протянула ей открытый конверт.

– Самой красивой, уж во всяком случае, была ты, – с гордостью произнесла она.

Фабьен вытряхнула из конверта фотографию, которую, вероятно, доставил сегодня утром какой-то бабушкин почитатель из журнала «Вог». Фото запечатлело Фабьен на красной ковровой дорожке в бесподобном вечернем платье, созданном Бабулей персонально для нее, – сплошная лента серебристого шелка, изящно драпированного и спиралью обвивающего ее тело, с необыкновенно пышной юбкой, которая сделала бы честь любой принцессе, с глубоким вырезом и рукавами-крылышками, начинающимися от края плеч и открывающими ключицы; а чтобы не изобразить Фабьен совсем уж принцессой, на выручку пришли пионы из черной кожи, букетик слева на талии и такой же над правой грудью. В этом платье она уже не чувствовала себя неуклюжей австралийкой, спотыкающейся о чужие ноги.

– Мне кажется, ты пристрастна, – улыбнулась Фабьен.

– Твой отец наверняка согласился бы со мной.

Фабьен коснулась бабушкиной руки:

– Ему бы понравилась выставка.

Слезы, которые, как она надеялась, наконец иссякли, вновь навернулись на глаза.

– Фабьен… – вздохнула Эстелла. – Мне тоже его не хватает.

На несколько минут обе замолчали. Фабьен понимала, что бабушка, как и она сама, вспоминает Ксандера Биссетта, отца