Гибельный день - Эдриан Маккинти

Моран мрачно кивнул:

— В записке сказано, что между девятью и полуночью они позвонят и сообщат дополнительные условия. Мы, согласно плану, должны ждать звонка в отделении полиции на Артур-стрит, так как они собираются потребовать от полиции особый режим перекрытия дорог.

— Боже, неужели письмо было таким длинным? Копия осталась?

— Все в полиции. Да там ничего особенного не было. Волосы, требование собрать деньги и ждать указаний, — устало произнес Моран.

— А сможете собрать деньги?

Моран утвердительно кивнул.

— А парень, доставивший сообщение?

— Оставил его на стойке администратора. Был одет в кожаную мотоциклетную одежду и шлем. Сообщил только: «Послание для Бриджит Каллагэн».

— Белфастский акцент?

— По всей видимости, да. Но это не имеет отношения к делу, Форсайт. Теперь до тебя дошло? Все поменялось.

Я отрицательно покачал головой.

— Не вижу, что для меня изменилось.

— Сначала, когда девочка исчезла, мы думали, она просто сбежала. Теперь мы знаем, что ее украли.

— На мою работу это не влияет. Что мне сказано сделать, то я и сделаю.

— Влияет, да еще как! У тебя есть конечный срок. Сегодняшняя полночь. И хочу тебя предупредить по-честному: вернем ли мы Шивон к полуночи или ее убьют, после я все равно перережу тебе глотку — независимо от того, даст Бриджит согласие на это или нет. — Он впечатал кулак в ладонь другой руки, едва сдерживая ненависть ко мне.

Я убил его никчемного братца, а теперь он собирался убить меня. Боб никогда даже не заикался о Дэвиде, поскольку тот не играл в его жизни особой роли. Спустя много лет в глазах Дэвида Боб превратился просто-таки в романтического героя. Смотреть противно! Придется убедить его, что задуманная им месть не удастся.

— Ты, главное, не волнуйся, приятель, но, если эти ублюдки убьют Шивон, Бриджит уберет меня раньше, чем ты.

Он кивнул и встал с кресла.

— Но мы поняли друг друга? — спросил он.

— А как же! — Я тоже встал.

— Я провожу тебя. И будь повежливей с ней, пожалуйста, она уже на пределе, — предупредил Моран.

Мы вышли из комнаты и по коридору прошли к большим двустворчатым дверям. Моран постучал, и мы наконец-то оказались в президентских апартаментах. За исхлестанными дождем окнами мне открылся весь Белфаст, Черная гора, гора Дивис, новые отели и офисы и река Лаган, лениво текущая среди трущоб. Отсюда хорошо были видны окрестности вплоть до Килрута и, может, до самой Шотландии.

Обстановка напоминала больше штаб, а не номер в гостинице. Я переводил глаза с одного присутствовавшего на другого: несколько грозно выглядевших ребят, полицейский в униформе, детектив, горничная с бутылкой воды, парень с…

А вот и она.

Сколько времени прошло!

Более привлекательной женщины за десять лет я не встретил. По-прежнему прекрасная.

Бриджит… Слова бессильны описать ее красоту. Целой книги не хватит, чтобы вместить все оттенки зеленого и голубого, сменяющие друг друга в ее огромных глазах при малейшей смене настроения. Волосы, искрящиеся всеми оттенками меди. Кожа белоснежная, как страницы Нового Завета.

Из девчонки она превратилась в женщину, чье тело, должно быть, принесли на землю прихвостни Люцифера для того, чтобы разрушать семьи, провоцировать драки, морочить головы, отправить в Мексику на смерть четырех молодых мужчин.

Вспомните Денев в «Дневной красавице», Келли в «Жарком полдне», Экберг в «Сладкой жизни», и вы получите представление о красоте Бриджит. Правда, все эти актрисы блондинки, но я не могу припомнить ни одной рыжей, которая дотягивала бы до идеала. Разве что Бетт Дэвис или, возможно, Кидман.

Сейчас Бриджит тридцать — расцвет женской красоты. Все мужчины в комнате не отводили от нее взгляда: она действовала на них как гипноз.

Глаза мученицы, губы убийцы, сводящие с ума формы.

Ради того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на нее, можно проехать на красный по Пятой авеню. Любой мужчина, увидевший ее в метро, наверняка сразу предложит ей руку и сердце.

На Бриджит была черная юбка — верх скромной элегантности. Туфли на низком каблуке — сама простота. Простота, которая стоит пятьдесят тысяч долларов. Элегантность, ради которой Вера Уонг всю ночь, не смыкая глаз, шила юбку вручную.

Бриджит.

Где же ты была все эти годы?..

Лишь в этот миг я осознал, насколько одиноким, насколько опустошенным себя чувствовал.

Целое, умноженное на ноль; выключенный экран; черная дыра, испаряющаяся в ничто.

Пустота — место, которого нет.

О, Бриджит…

Она повернулась. Увидела меня. А я увидел заплаканное лицо.

Пересекла комнату как в замедленной съемке.

Солнце скрылось за тучей.

Дрогнули губы.

— Майкл, — прошептала она.

Один повелительный жест — и всех как ветром сдуло. Остались только мы вдвоем. Бриджит сидела на одном конце дивана, я — на другом.

Руки лежат на коленях. Безжизненное лицо, усталые, опухшие от слез глаза. Она была измучена, и жизнь, казалось, вытекает из нее капля за каплей. Очевидно, с того времени, как исчезла Шивон, она не прилегла ни на минуту и отказывалась от снотворного, которое, вне сомнения, ей предлагали.

Горничная принесла чайник с зеленым чаем и одну чашку. Бриджит закрыла усталые глаза со слипшимися ресницами, слабым голосом поблагодарила горничную, та бесшумно исчезла. Бриджит сделала глоток чая.

Мы оба ждали, кто же нарушит молчание.

Бриджит заговорила первой.

— Майкл, я знаю, нам есть что сказать друг другу… — начала она и осеклась.

— Тебе нет нужды ворошить прошлое, — отозвался я.

— Не буду. Но не потому, что не хочу об этом говорить. Я о многом должна тебе сказать, о многом хочу спросить тебя. Однако не теперь. Не будем о том, что ты натворил. Понимаю, у тебя были веские причины, по крайней мере, они такими казались, но я не желаю обсуждать прошлое. Я попросила тебя приехать из-за Шивон и говорить буду только о ней.

Ее грудь колыхнулась под шелковой водолазкой.

Так вот, значит, как у нас пойдут дела!

Что мне говорил Дэн? «Эта женщина — убийца, руководитель, непревзойденный мастер манипулирования другими людьми».

Я взглянул в ее бездонные глаза, полуприкрытые от усталости, и не сумел вспомнить, какого цвета они обычно бывают; сейчас — черны как сажа, абсолютно непроницаемый взгляд.

Мне надо быть начеку.

— Да, пока не время вспоминать. Думаю, мы каждый по-своему делали то, что считали правильным. Давай на этом и покончим, — сказал я, хотя был уверен, что Темный сам был виноват в своей смерти.

Бриджит кивнула. Итак, первое лежащее между нами препятствие мы преодолели. Наступила неловкая тишина. Бриджит выглядела слишком усталой, чтобы продолжать. Что здесь было от актерства, что настоящее?

— Ты проделала длинный путь, — произнес я, думая о покойниках, перечисленных Дэном, о застывших лицах, что я разглядывал в газетах. Я мог оказаться на месте любого из них. Как там сказал Моран? «Ты даже не представляешь, как было сложно»? Для Бриджит — безусловно. У нее руки по локоть в крови.

Я подождал ответа, но она мельком взглянула на меня и молча отвернулась.

Попробуем поговорить о другом.

— А я ведь и не знал, что у тебя есть ребенок.

— В ФБР разве не сообщили тебе об этом?

— Нет.

Бриджит искренне удивилась:

— Все об этом знали, даже федералы. Я не делала из этого тайны.

— Никто не сказал, да и в прессе упоминаний никаких не было, хотя я стараюсь, насколько возможно, избегать чтения газет.

— Ну… вот это из-за меня. Я настояла на том, чтобы о девочке нигде не упоминали: не хотела, чтобы ее имя мелькало в новостях. Мои адвокаты хотели использовать Шивон как средство подорвать доверие к тебе. «Неужели мы поверим этому человеку, человеку, убившему отца девочки» и тому подобное, но я хотела, чтобы ребенка оставили в покое.

Бриджит и не заметила, что своими словами сильно меня разозлила. Я-то рассчитывал, что прошлое не всплывет в нашем разговоре, потому что, черт побери, я тоже мог бы кое-чего порассказать…

— Почему? — пытаясь успокоиться, спросил я.

— Майкл, я хотела, чтобы у Шивон была нормальная жизнь — насколько это возможно. Я не хочу, чтобы ее имя связывалось с судебным процессом об убийстве. Я вообще не желаю видеть ее фото в газетах до тех пор, пока она не получит Нобелевскую премию.

Я не рассмеялся на ее шутку, но меня тронуло, что Бриджит хотя бы пытается шутить.

— Понимаю.

— Так ты действительно ничего не знал? — переспросила она недоверчиво.

— Нет. Думаю, они не хотели, чтобы я почувствовал себя виноватым, боялись, что отзову свое признание.

— Неужели ты не заметил в суде, что я поправилась после родов? — произнесла она с некоторым сомнением.

— Не заметил. Ты ведь почти всегда сидела в последнем ряду.