За подводными сокровищами - Джейн Крайл

— Моя жена уходит в поле пасти «создания» с другим мужчиной.

Женщина этого не отрицала. Судья спросил — имеются ли у них дети. Таковых не имелось. Был разрешен развод.

— А почему и не дать развод? — спрашивал нас потом администратор. — Не дай я свободу мужу, последствия могли бы оказаться более тяжелыми.

Повивальная бабка Араминта Бейнен — самая уважаемая личность на острове. Это была полногрудая амазонка, говорившая глубоким контральто, с большими выразительными руками «исцелителя». В своей медицинской практике эта женщина становилась в тупик лишь в очень редких случаях. Английский представитель органов здравоохранения приезжал раз в год, все остальное время только она помогала при рождении и смерти. Араминта Бейнен — представительница древнего рода повивальных бабок. Она переняла знание лечебных трав от своей матери. Когда я ей сообщила, что Барни врач, она тут же спросила у него — не считает ли он, что корни бананового дерева лучшее средство против поноса? И тут же перешла к описанию своего средства против лихорадки.

— Я беру «крабовый куст», лавровую кору и «касериллу», все это варю с небольшим количеством джина. Даю больным в горячем виде. И лихорадка проходит.

Знание лечебных трав перешло к Араминте по наследству. Оно вырабатывалось в течение столетий путем опытов и ошибок. В голодное время человек вынужден был употреблять в пищу ягоды, корни, почки, даже ветки и листья. Посредством таких экспериментов, иногда смертельных, он узнавал, что некоторые растения ядовиты, некоторые питательны, а иные обладают лечебными свойствами. Лечебные травы были описаны за четыре тысячи лет до нашей эры еще в индийском эпосе «Ригведа». Гиппократ, отец медицины, описал 300 растений, полезных в борьбе с болезнями. Очень часто эти ученые и ботаники древности оказывались правыми. Кора хинного дерева была известна южноамериканским индейцам как средство против малярии задолго до того, как испанцы открыли ее целебные свойства всему миру под названием — хинин. Семена дерева шольмугра, произрастающего в Северной Бирме, в течение многих столетий применялись и сейчас применяются для лечения проказы.

— Я собираю травы осенью, когда растение набирает полную силу. Собрав, высушиваю их, — рассказывала нам Араминта. Она описала способы извлечения действующего начала из трав. Эти методы являются обычными для всех первобытных народов мира.

— А у вас много неприятностей с вашими больными? — спрашивали мы.

— Бывает, но в основном все вылечиваются, — сказала она.

В ее голосе звучала вера и фатализм.

Мы спросили ее, много ли она приняла детей. Смеясь от души, она сказала:

— Столько, что я и не знаю сколько; может быть 150, возможно 160, а может быть и больше.

— При родах вы применяете травы? — поинтересовались мы.

— Когда я принимаю детей, я даю джин. Глотнув джина, мать не боится.

И мы уверились, что при личных качествах нашей знакомой, матери острова Андрос, принявшие еще немного джина для храбрости, могут без боязни и без боли рожать. Такие приемы могут соперничать с самым последним словом в акушерстве — «естественные роды с расслаблением мышц». Мы хотели присутствовать при родах, но, к сожалению, наши планы и сроки появления младенца на свет не совпали.

Мы подарили Араминте бутылку канадского виски, которое она называла брэнди. В благодарность за это бесценное средство в ее практике она, отведя Барни в сторону, подарила ему две небольшие бутылочки своего любовного зелья. Какой элексир силы и мужества таила в себе эта темная сатанинского вида жидкость? Означает ли название этого острова — Андрос, «мужчина», — что даже травы, произрастающие на нем, содержат вещество, повышающее мужскую потенцию? Возможно, что в этих бутылочках были и более сильные стимуляторы, чем размолотые рога носорогов, применяемые китайской медициной, или же размельченные усы тигра, известные в индийской медицине.

— Я кладу кору корня железного дерева, измельчаю принцево дерево, взбалтываю и кипячу все это с небольшим количеством рома. Принимайте в горячем виде, — пояснила она. — Это средство безотказное.

Она попросила Барни в порядке консультации осмотреть некоторых из ее наиболее тяжело больных. Оба коллеги, один — выпускник медицинского факультета Гарвардского университета, другая — выпускник джунглей Андрос, совершили обход. На Барни произвело глубокое впечатление то умение, с которым она управлялась при ее примитивных средствах. Вряд ли современная больница могла оказать лучшую помощь ее наиболее трудным больным. Один страдал трудно излечимой формой кардиальной астмы, а другой, по всей вероятности, неизлечимым раком желудка.

Два мальчика из числа местных жителей стали нашими особыми друзьями. Они вместе с нами участвовали в спусках под воду. Один из них был Давид, умный стройный мальчик — младший сын семьи Клеров. Давид в детстве болел астомиэлитом. Значительную часть из пятнадцати лет своей жизни он провел в постели. Страдания и вынужденная неподвижность способствовали усиленному развитию его естественных умственных способностей и артистических наклонностей. Он обладал глубокой натурой и легким характером. Его мечтой было стать художником.

Лучшим другом Давида был Иван, темнокожий шестнадцатилетний Адонис, высокого роста, широкоплечий, с хорошо развитой мускулатурой и отличной координацией движений. Он любил приключения и обладал редким бесстрашием. Это дитя природы был единственный из местных жителей, не боявшийся воды. Со свойственной британским поданным манерой гордиться королевским семейством он сообщил нам, что его брат служит камердинером у герцога Виндзорского. Давид и Иван, хотя и несходные по своим интересам и характерам, относились друг к другу с большим уважением. Их сближали ум и чувство юмора. Они пригласили нас ловить кузовков. Кузовок — любопытнейшая пародия на рыбу, которая, подобно омару, носит свои кости в виде панциря, снаружи. Белое мясо этой рыбы втиснуто в защитный твердый треугольный ящик — раковину. Иван с копьем и Давид с блокнотом рисовальной бумаги присоединились к нашей компании.

С океана дул сильный ветер. Когда мы собрались плыть на отмель, на волнах, разбивавшихся о внешний риф, были белые гребни. Лавируя по фарватеру при встречном ветре и течении, мы были охвачены чувством, которое, вероятно, испытывала жаба, сидевшая в колодце, прыгая вверх на три фута и соскальзывая вниз на два.

— «Тартенде-хедбаа», — орал капитан Джо при каждом повороте, когда парус проходил над нашими головами. Его крик — смесь африканского, английского и карибского наречий, которой местные жители пользовались для общения, — означал: «Пригните ваши головы». Мы, конечно, ни слова не разбирали из того, что они говорили.