Убийство на Пикадилли - Энтони Беркли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Боюсь, в этом не может быть никаких сомнений, — серьезно ответил мистер Читтервик.
— Но Линн не способен на такое, даже если бы захотел. Он самый добрый и милый человек на свете. Мистер Читтервик, во всем этом есть какая-то ужасная путаница. Я просто уверена.
И леди Милборн принялась развивать свои мысли на данную тему очень искренне и с чувством, защищая интересы своей приятельницы так же горячо, словно собственные.
Мистер Читтервик был тронут, но — что же он может поделать? — спросил он.
— Вы должны опротестовать свое опознание, — быстро ответила леди Милборн. — Вы не могли видеть Линна, значит, это был кто-то другой, не правда ли? Вы же наверное понимаете, как это будет ужасно, если Линна повесят, а он виноват не больше, чем вы или я.
Это была нелегкая задача — убедить ее, что ошибки тут быть не может, что Линн, без всякого сомнения, виноват и что мистер Читтервик не в состоянии взять свое свидетельство обратно или изменить его хоть на йоту. Задача была нелегкая, но мистер Читтервик как-то справился с ней, чувствуя себя при этом бесчеловечным мерзавцем, и подавленная его доводами леди Милборн через несколько минут отвела мистера Читтервика в библиотеку и что-то неразборчиво сказала мужу.
Лорд Милборн пребывал в одиночестве. Он подал мистеру Читтервику сигару, предложил ему виски с содовой, усадил в самое удобное кресло и пошел в наступление.
— Я рад, что этого парня, Мауса, сейчас здесь нет. Хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, Читтервик.
— Да? Пожалуйста, — ответил мистер Читтервик, чувствуя себя еще больше не в своей тарелке.
— Джуди Синклер говорила с вами, да? Кстати, вы должны простить нас за то, что мы завлекли вас сюда обманом. Но сами понимаете, ради благой цели.
— О да, разумеется, — пробормотал мистер Читтервик.
— Да, так вот обо всей этой чепухе, будто Линн Синклер отравил свою тетю! — лорд Милборн дернул свой седеющий ус и вид у него стал почти такой же несчастный, как у мистера Читтервика.
— Это конечно несусветная глупость. Знаю его вот с этакого возраста. Мухи не обидит. Все это какая-то отвратительная путаница.
Стало ясно, что именно мистер Читтервик ответственен за отвратительную путаницу.
Жертва неуклюже завозилась в кресле.
— Но я… я видел его, знаете ли.
— Чепуха! Дорогой старина, я знаю, что вы это утверждаете совершенно искренне и все такое прочее, но вы ошибаетесь. Да, вы определенно видели кого-то рядом с мисс Синклер, но то был не Линн. Этого просто не могло случиться.
— Боюсь, здесь не может быть ошибки, — промямлил несчастный мистер Читтервик. — Я моментально узнал его, как только увидел в следующий раз.
— Но ведь Синклер клянется, что приехал в «Пиккадилли-Палас» только около половины четвертого и уже не увидел тетушку живой. А то, что говорит Линн Синклер, для меня не подлежит сомнению.
В этих словах лорда Милборна содержался намек, что если уж он не подвергает сомнению сказанное майором Синклером, то это подавно должно быть неопровержимой истиной для кого-то, кто за обедом признался в постыдном неумении охотиться, стрелять и даже ловить рыбу.
— Но на пузырьке остались отпечатки его пальцев, — с отчаянием в голосе возразил мистер Читтервик. — Мимо этого никак нельзя пройти.
Ему совершенно не хотелось обсуждать дело об убийстве, но очевидно, у него, как гостя, есть обязанности перед хозяином.
— Совпадение, — уверенно возразил лорд Милборн, — адвокат Линна тоже не слишком обеспокоен этим обстоятельством. Главное — ваше показание, что вы видели, как этот тип бросил нечто в чашку мисс Синклер, и ваша уверенность, что этот тип — сам Синклер, вот против чего мы протестуем. А я-то думал, Джуди сумеет вас разубедить.
На этот раз подразумевалось, что любой человек, имеющий хоть малейшие претензии считаться джентльменом, даже если он не умеет охотиться, стрелять и ловить рыбу, по крайней мере обязан убирать с пути леди все камни преткновения.
— Я бы очень хотел больше не обсуждать эту тему, — почти взмолился мистер Читтервик. — Мне моя позиция очень не нравится. Я бы все на свете отдал, чтобы остаться в стороне, но в сложившихся обстоятельствах обязан говорить правду, как я ее понимаю и в силу убежденности, что это и есть правда. Уверен, если бы меня сюда не зама… Не пригласили, не было бы всех этих удручающих разговоров. Разумеется, у присутствующих нет желания как-то повлиять на правосудие, но мое пребывание здесь стало совершенно невозможным, и, надеюсь, вы извините меня, если я вернусь в Лондон завтра же утром.
Мистер Читтервик сказал это очень искренне и гораздо тверже, чем мог сам предполагать.
Лорд Милборн, подергивая себя за ус, смотрел на него, сомневаясь, правильно ли он все расслышал, и довольно разочарованно. Он явно не знал, что предпринять дальше.
— Конечно, если вы так хотите… — и он, по-видимому, принял решение. Хорошо, больше мы об этом говорить не будем. Разумеется, Синклер для вас не может значить так много, как для нас. В бильярд играете?
— Немного, — поскромничал мистер Читтервик, — но…
— Брат жены сказал, что, может быть, вам захочется сыграть с ним партию. Он, наверное, ожидает вас в бильярдной. Я вас туда провожу.
Мистера Читтервика снова повели, как овцу, по каменным коридорам и передали под опеку следующего пастыря. На этот раз при переходе от одного к другому мистер Читтервик заметил очень определенный знак: второй пастырь вопросительно вздернул брови, а первый отрицательно покачал головой и пожал плечами. Мужчины не так осторожны, как женщины.
Когда за лордом Милборном закрылась дверь, мистер Читтервик почувствовал, что сердце у него не только ушло в пятки, но просто-напросто провалилось в подпол. Он прекрасно понимал происходящее: его передают от одного к другому в надежде, что последующему удастся преуспеть там, где предыдущий потерпел неудачу. После того как с ним покончит молодой человек, его передадут в ведение черно-серебристой дамы, а после нее — право, нет никаких оснований предполагать, что не будет предложено и величественному дворецкому попытаться уговорить его. И, откровенно говоря, у мистера Читтервика возникло ощущение, что у дворецкого больше шансов одолеть его, чем у всех остальных. Мистер Читтервик опасался, что просто не сможет отважно противостоять ему сколько-нибудь долгое время.
Известие, что молодой человек, который был до сих пор для мистера Читтервика просто «Маус», является братом хозяйки и таким образом теперь заполнено последнее пустое место в угадайке «кто есть кто», нисколько не утешило мистера Читтервика ввиду грядущего разговора.
Обговорены были необходимые предварительные условия игры — с большим добродушием со стороны молодого человека и с почти угрюмой мрачностью, что касается мистера Читтервика, который с самого начала ударил мимо шара и тем самым позволил своему противнику забить в лузу двадцать шесть шаров.
— Боюсь, я слишком слабый противник для вас, — сказал мистер Читтервик и опять промахнулся.
— Да вовсе нет, — с правдивым видом солгал молодой человек и добавил к своему преимуществу еще тридцать четыре шара.
Через несколько минут игра была окончена со счетом: Маус — 100, мистер Эмброуз Читтервик — 3.
— Да, вы слишком для меня сильны, — засуетился мистер Читтервик, всячески желая оттянуть неприятный момент совершенно бесполезным подтверждением очевидной истины. — У вас… э… наверное, была большая практика?
— Да, очень существенная, — согласился молодой человек, укладывая кий в чехол. — Но я хочу сказать, какая это все чушь, эти ваши утверждения, будто Линн Синклер, майор Синклер отравил свою тетю, а? Вы конечно утверждаете это не всерьез?
Мистер Читтервик застонал. И разговор покатился по уже наезженной колее.
Когда мистеру Читтервику удалось положить ему конец и надо сказать с большим трудом, потому что молодой человек был настойчивее всех остальных за исключением миссис Синклер, он объявил, что собирается лечь спать. Еще не было половины одиннадцатого, но только запершись в своей комнате — подумал он — ему удастся избежать разговора с черно-серебристой дамой, а одна мысль о возможности этого приводила его в полуистерическое состояние. Поэтому, не возвращаясь больше в гостиную и не пожелав никому покойной ночи, кроме потерпевшего поражение Мауса, он юркнул наверх.
Он порадовался, что его спальня находилась на довольно большом отдалении от комнат остальных обитателей дома. Она располагалась совершенно изолированно в конце небольшого коридора в восточном крыле здания, где он был совершенно один. Другие, насколько ему было известно, занимали комнаты в центральной части дома. Таким образом, если по какой-либо причине ночью его нервы настолько не выдержат, что он громко закричит, вряд ли его кто-нибудь услышит.