Необитаемый ад - Андрей Дышев

Он чувствовал себя здесь чужим. Словно огромный корабль, наполненный богатыми и веселыми людьми, подобрал его в океане. И вот мощные лебедки подняли его на борт и поставили на палубу… Лагутин уже забыл, зачем он здесь. Держась ближе к забору, отгораживающему дачные кварталы от улицы, он медленно шел вперед, пялясь на прохожих.

Постепенно он свыкся с шумной атмосферой курорта и понял, что его камуфлированный костюм и щетина на щеках не привлекают ничьего внимания, разве только девушки поглядывают на него чаще других.

– Ой, девочки, смотрите! – пронзительным голоском воскликнула худенькая блондинка в шортах и красной на синтепоне куртке, показывая на Лагутина пальцем.

Ее подруги вонзили в Лагутина свои взгляды. Ему пришлось остановиться, так как девушки перегородили ему дорогу. По их лицам он понял, что они пытаются вспомнить, где же его видели.

– А вы артист, да? – предположила круглолицая девушка с прической каре.

«Не хватало, чтобы они узнали во мне робинзона!» – подумал Лагутин и, с сожалением разведя руками, отрицательно покачал головой.

– Увы! Я всего лишь охранник с автостоянки.

– Опять тебе, Вика, артист померещился! – проворчала третья девушка со злым смуглым личиком. – Замуж, наверное, пора!

– Но там точно был Затевахин! – не сдавалась Вика. – И нос и уши его… Давай поспорим и вернемся!

– Где же я вас видела? – не сводя восторженных глаз с лица Лагутина, произнесла блондинка, которая узнала его первой. – Сейчас вспомню… А вы случайно не Костолевский? Нет?.. А может быть, Певцов?.. На кого же вы похожи?

– На Толоконникова, – ответил Лагутин и поспешил смешаться с толпой.

«Пора затариваться и сматываться! Не то узнают и начнут брать автографы», – подумал он и, не поднимая лица, стал исподлобья смотреть по сторонам в поисках продуктового магазина. Его внимание привлекла ярко освещенная «стекляшка», небольшая витрина которой впечатляла разнообразием продуктов. Там он закупил все, что заказал ему Безымянный, и, отягощенный сумкой с раздутыми боками, пошел на заправочную станцию. Пацаны, подрабатывающие на обслуживании клиентов, раздобыли для него старую, но еще вполне пригодную канистру и наполнили ее самым дешевым бензином.

Оставалось еще немного денег, и Лагутин, едва переставляя ноги под тяжестью ноши, остановился передохнуть на открытой терраске пивного бара. Он постыдился своего дремучего вида и не стал заходить в душный и прокуренный зал, наполненный голосами и музыкой. Официант тем не менее проявил готовность обслужить его и на терраске. Ожидая заказанный бокал холодного пива, Лагутин глотал слюни и с нетерпением поглядывал на дверь, ведущую в зал.

И тут сердце его обмерло. «Так вот о каком Затевахине говорили девчонки!» – подумал он, глядя через дверной проем в зал. На маленькой сцене за клавиатурой синтезатора сидел плешивый низкорослый музыкант, а над ним, покачиваясь и тыча пальцем в нотную тетрадь, склонился Бревин. «Робинзон» был хоть и небрит, но одет цивильно, в просторный спортивный костюм с яркой голубой полосой на груди.

– Эта песня посвящается нашему гостю из Москвы Саше, – объявил в микрофон музыкант и надрывно, с искусственной хрипотцой запел что-то пронзительное и тоскливое про братву.

«Гость из Москвы», покачивая плечами, спустился со сцены и сел за столик, заставленный пивными кружками. Сидящая напротив него девица с несвежим лицом оперлась подбородком на кулак и глубоко затянулась сигаретой. Она слушала песню, смотрела на Бревина, и ее глаза наполнялись слезами. Время от времени она вздыхала, прикусывала губы и, пытаясь сказать нечто задушевное, с широким замахом ударяла себя ладонью по груди. Локоть ее, будучи единственной точкой опоры, срывался, и отяжеленная хмелем голова девушки ударялась о стол. Казалось, что она кланяется Бревину в пояс да все время почему-то задевает лбом край стола.

«Вот это «Робинзонада»! – подумал Лагутин и даже присвистнул. – Это что ж получается? Вместо того чтобы шишки лузгать на острове, он здесь под музыку пивом давится!»

Он стал вспоминать, не было ли сообщения о выходе Бревина из игры? Да нет, ничего подобного Лагутин не слышал. Сошли с дистанции только Павлов и Лена. А пропустить столь важное сообщение о Бревине Лагутин никак не мог – радиостанция ведь всегда при нем. Значит, Бревин тайно переправился на берег и теперь вовсю радуется жизни?

«Вот же сволочь! – с ненавистью подумал Лагутин. – Я, как дурак, на острове дичаю, а эта гадина как сыр в масле катается! Он же наверняка и ночует где-то здесь, с лярвами в постели!»

Лагутину стало так обидно, что он даже не допил пиво и поставил бокал на перила с фигурными балясинами. «Может, все давно перебрались жить на берег? – подумал он. – И лишь к сеансу связи возвращаются на острова? Этак я никогда победы не дождусь! В этом поселке можно припеваючи жить хоть до Нового года, хоть до Первого мая…»

С испорченным настроением Лагутин возвращался к озеру. Когда он сошел с грунтовки в камыши, уже совсем стемнело, но лодку он нашел без труда. Погрузив в нее канистру и сумку, Лагутин едва нашел место для себя. Пришлось стоять на коленях, балансируя, чтобы не свалиться за борт.

«Домой!» – без особой радости, но все же с некоторым облегчением подумал Лагутин, отчаливая от берега.

Глава 24

Резать кабанчика

– У меня такое ощущение, что ты темнишь, фраерок…

Безымянный сидел на стволе поваленного дерева и маленькими глотками пил горячий чифирь. Остатки его зубов плохо справлялись с кусочком рафинада, и сахар приходилось размачивать.

Солнце уже поднялось над озером, но его лучи увязали в густом тумане, а потому было еще прохладно и сыро.

– Почему я темню? – осторожно, чтобы не обидеть, спросил Лагутин.

– А почему вчера сказал, что шансов на победу у тебя мало?

– Да я вообще по натуре пессимист! – попытался отшутиться Лагутин и прикусил язык: надо же, едва не проболтался про Бревина!

Безымянный отставил кружку, бережно положил с ней рядом липкий, обгрызенный со всех сторон кусочек сахара и выхватил из-за пояса тесак. Не успел Лагутин догадаться, что сейчас будет, как уголовник кинулся на него, повалил на землю и, приставив к его горлу лезвие, на высокой ноте закричал:

– Ты, падла, меня не зли!! Ты за свой базар ответь!! Я тебе сейчас голову на хрен отрежу и на елку посажу!! Замочу гниду!! На куски порублю и рыбе скормлю!!

Успокоившись столь же внезапно, как и вспылив, Безымянный поднялся на ноги, вытер о брюки выпачканный в глине тесак и сунул его за пояс.

– Чтоб ты быстрее оптимистом стал, – произнес он, – начнем разгонять твоих конкурентов. Мне тоже ждать надоело. У меня деньги на исходе. Собирайся, поплывем к соседу в гости.

– К какому соседу? – насторожился Лагутин.

– Ты ж говорил, что на том острове (он кивнул головой на восходящее солнце) «нового русского» поселили.

– Говорил, – не совсем уверенно ответил Лагутин. – А зачем к нему плыть?

– В баньке попариться да кабанчика зарезать!! – опять истошным голосом заорал Безымянный. – Не задавай идиотских вопросов!!

Лагутин с ужасом покосился на тесак, торчащий за поясом Безымянного.

– Послушай, – как можно мягче произнес он. – Мы так не договаривались. Я тебе что обещал? Что дам тебе половину выигрыша, если ты будешь меня кормить…

– А я не знал, что ты жрешь так много! – с нечеловеческой ненавистью процедил Безымянный, смял в кулаке ворот Лагутина и, качнув бритой головой, ударил лбом по его переносице. Тот сразу обмяк, схватился руками за лицо. Боль была столь сильной, что ему показалось, будто нос с хрустом вошел в черепную коробку.

Пошатываясь, Лагутин отошел к сосне и прислонился к ее стволу. Он был уверен, что вместо носа у него теперь кровавое месиво.

– Ты хоть убей меня, – прошептал Лагутин. – Но я не смогу… Хочешь, я тебе лучше шестьсот тысяч отдам?

Безымянный тотчас подскочил к Лагутину и приподнял его лицо.

– Слово сказал, назад не воротишь. Шестьсот моих! – торопливо проговорил он, напряженно улыбаясь. – Только я никак не пойму, чего ты испугался, фраерок? Я ж не мочить тебя заставляю. А всего-то полить сухостой бензином да поджечь. При таком ветре ельник вспыхнет от одной спички. Твой «новый русский» тут же штанишки промочит от страха и на помощь позовет.

Лагутин осторожно, боясь боли, пощупал нос, а потом посмотрел на пальцы. Странно, но под носом крови не было.

– Заметят нас, – сказал Лагутин уже без надежды на то, что Безымянный от него отвяжется.

– А кто больше должен беспокоиться, чтоб его не заметили? Если меня хоть одна собака увидит, мне опять за решетку идти. А что с тобой станется? С острова снимут и домой отправят? – Он похлопал Лагутина по плечу с небывалым великодушием и добавил: – Не все же время дармовщинку жрать!

Глава 25

Факел

Ворохтин пробежал по берегу километров пять, прекрасно разогрелся и снял с себя курточку, оставшись в одной борцовке. Бронзовый от турецкого загара и лоснящийся от пота, он уже штамповал свои следы на гладком песке пляжа базы, как ему наперерез, будто под колеса «КамАЗа», кинулась Кира.