Зверь в тени - Лури Джесс

Так что я действительно порадовалась тому, что меня наконец-то позвали на вечеринку в каменоломнях.

Вот только ночью они показались мне очень древними. Я бы не удивилась, если бы в них и правда обитали призраки. А между соснами-дозорными завывал с присвистом суховей.

Миновав парковку, мы свернули на гравийную дорогу, въезд на которую скрывал такой плотный полог ветвей, что можно было запросто его не заметить, если ты не знал, куда смотреть. Через несколько минут мы оказались возле небольшой каменоломни, обрамленной колыхавшимися деревьями, – черными в лунном свете. На нас уставилось огромное слезящееся око воды, а за ним мои глаза узрели стену, которую сложили из отколотой породы горняки, когда вгрызались в земную твердь. Мы расселись напротив нее, вокруг костра, разведенного Эдом.

Эд и Ант оказались от меня слева, Рикки с Брендой – напротив. Угнездившись на каменных плитах, мы несколько секунд молча смотрели на колеблющиеся языки пламени. От их жара и дикой пляски меня стало подташнивать. Глаза забегали по сторонам. Я насчитала свыше двух десятков ребят; они все пили и смеялись; некоторых – тоже из Сент-Клауда – я узнала в лицо. Но часть гостей оказались мне незнакомы. Похоже, это были затейники с ярмарки, которых пригласил Эд. Мне показалось, будто я заметила и Морин. Я приехала с Эдом и Антом, а она, должно быть, вместе с Брендой – на машине Рикки. После странных слов, оброненных Морин на ярмарке, меня не оставляло беспокойство за подругу. И уверенности в том, что я увидела именно ее, оно мне не прибавило. Хотя народу собралось не шибко много.

И уж точно эта вечеринка не имела ничего общего с легендарными гулянками Джерри Тафта. А о них слыхали все ребята Пэнтауна. Я питала надежду попасть на одну из них, но Джерри ушел в армию до того, как я стала достаточно взрослой, чтобы принимать участие в таких кутежах. Неделю назад Джерри приезжал домой при странных обстоятельствах. Но я ни разу с ним не пересеклась, а Бренда ничего не пожелала об этом рассказывать. Обмолвилась только, что он все-таки устроил вечеринку, пока находился в городе.

Думаю, это была одна из тех вечеринок, на которые подруги ходили без меня.

Из машины Эда, стоявшей с широко распахнутыми дверцами, разносилась песня рок-группы CCR «Восходит плохая луна». Мои пальцы невольно начали отбивать ее ритм на коленке. Эд врубил музыку, как только мы приехали, потом исчез ненадолго в лесу и вернулся оттуда с коричневым пакетом. Ант, Рикки, Бренда и я сидели полукругом, как стайка нахохленных птиц, в ожидании парня. Я все еще не понимала до конца, что такого было в этом Эде, что подействовало на всех нас, заставило считать, будто нам необходимо его слушаться и ждать. Но именно это мы начали делать.

– Черт, – ругнулся Эд, подсветив самокрутку, которую только что скрутил. – Мне эта песня никогда не надоест.

Я не то что не возразила, но даже не решилась открыть рот, чтобы сказать что-нибудь в принципе.

По ту сторону костра Рикки начал распускать руки; он вообще стал обращаться с Брендой иначе. Не так, как вел себя раньше. Мне это не понравилось.

– Ну же, давай, – произнес он слишком громко, хотя губами прижимался к ее уху, а потом схватил Бренду за шею. – Что ты жеманишься, как в дрянном фильме. Не дрейфь, киса.

Бренда попыталась стряхнуть его руку:

– Прекрати!

Он изобразил пальцами «кавычки» на уровне носа:

– Ты долго будешь кривить морду?

Я узнала цитату из фильма, но не она, а голос Рикки – высокий, мальчишеский – перенес меня назад во времени, в тот свежий осенний вечер, о котором я не вспоминала годами. Мне было года четыре, ну, может, пять. А Джуни была совсем крохой. Это было до несчастного случая с нами, так что мама оставалась еще прежней. И тот день был одним из хороших.

«Миссис Шмидт нездоровится, надо отнести ей горячую еду», – сказала мама.

Она усадила Джуни в детскую коляску, надела свое лучшее зеленое пальто, от которого я всегда была в восторге, помогла мне застегнуть парку, и мы вышли на улицу. Меня просто распирала гордость из-за того, что мать доверила мне везти коляску, а сама несла стеклянную кастрюльку с запеканкой. Тротуар усеивали хрустящие листья, тонкие, как бумага. Сначала на наш стук в дверь миссис Шмидт никто не ответил. А потом внезапно на пороге возник Рикки.

«Здравствуй, Генрих, – поприветствовала его мать. – А твоя мама дома?»

Рикки оглянулся через плечо:

«Она плохо себя чувствует».

«Понимаю», – сказала мама, но все равно зашла в дом, как будто ничего не понимала. Она поставила запеканку на ближайший стол, вытащила Джуни из коляски, усадила на пол и велела мне следить за сестрой. А сама проследовала в спальню миссис Шмидт так, словно это был ее дом.

Рикки, Джуни и я уставились друг на друга.

«Хочешь посмотреть на мою железную дорогу?» – проронил, наконец, Рик. О его ногу терлась Миссис Брауни, не сводившая желтых глаз с Джуни. «Такой железной дороги ни у кого больше нет, во всем районе», – похвастался парень.

«Конечно хочу», – был мой ответ. Я поставила Джуни на ножки, и мы последовали за Рикки в спальню, которую он делил с братьями. По дороге я мельком увидела миссис Шмидт, лежавшую в постели. Один глаз женщины был синим и распухшим, губа рассечена так сильно, что глубокая рана казалась черной брешью. Заметив, что я на нее посмотрела, миссис Шмидт поспешно отвернулась к детской колыбельке возле ее кровати. Мама устремилась к двери, но прежде, чем ее закрыть, бросила на меня быстрый, предупреждающий взгляд. Ее лицо было непроницаемо, даже сурово.

Огонь в костре вспыхнул, вернув меня в реальность. Сглотнув, я отвернулась от Рикки и Бренды. Ант затянулся самокруткой, которую передал ему Эд. А потом протянул ее мне. Он выглядел таким же напуганным, какой почувствовала себя и я. Может, для него это тоже было впервые? Я зажала самокрутку между большим и указательным пальцами, поднесла ко рту. Мои глаза встретились с глазами Бренды. Рикки конкретно присел ей на ухо, но подруга смотрела на меня. И ее посыл был мне понятен:

«Тебе не следует этого делать».

Я сделала затяжку – очень неглубокую. Задержала ее в задней части рта. Я не хотела закашляться и опозориться. Но забалдеть я тоже не желала. Мне просто хотелось показать ребятам: я своя. Я сотни раз видела, как курила мама. И решила затягиваться так, как это делала она.

– Молодец, девочка, – одобрительно произнес Эд.

Я улыбнулась, поднялась и, сделав пару шагов, передала сигарету Рикки. Он оторвался от Бренды и взял самокрутку. А я вернулась к своей каменной плите, озадаченная вопросом: «У меня реально закружилась голова или я воображаю себе это?»

Кто-то в отдалении заулюлюкал; затем послышался всплеск воды.

– Может, поплаваем? – спросил Ант, когда я снова присела на камень рядом с ним.

В его голосе прозвучало отчаяние, но в последнее время Ант всегда вел себя странно.

Моим ответом парню стал неопределенный звук.

– Ты знаешь, что там, за деревьями, стоит хижина? – поинтересовался он.

Я посмотрела в ту сторону, куда он указывал, но увидела лишь сумрачный лес. И снова перевела взгляд на Анта. Он подстригся под стать Рикки – спереди коротко, сзади длинней. А мне опять вспомнилась игрушка, которую бабушка подарила Джуни на Рождество несколько лет назад. Четырехсторонний Фредди. Это был деревянный прямоугольник, высотой тридцать сантиметров и пять сантиметров в ширину. У него имелось четыре грани, на которых были нарисованы мужские фигурки. И каждая из них разделялась на три подвижные части: голову, туловище и ноги. Стоило тебе надавить на ручку на вершине прямоугольника, и они начинали вращаться – все в разные стороны. И совпадали в конце очень редко. Обычно у тебя получался человек с лысой головой, тщедушной мальчишеской грудной клеткой и накаченными, мускулистыми ногами.

Вот такую фигурку и напоминал мне с недавних пор Ант.

– Хижина принадлежит другу или приятелю друга, – мрачно ухмыльнулся Эд. – Он разрешает мне пользоваться ей, когда уезжает из города.