Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский

– Наоми сказала, что ты уже починил.

– Она права. Все же проверьте сами. – Миссис Кроцки прошла в душевую, осторожно включила душ и выключила. Она сунула руку в карман обтрепанной кофты и протянула мне две купюры – двадцать и десять.

– Мы всегда с Наоми в это время пьем чай, – сказала она. – Можешь присоединиться. – В гостиной Наоми разливала чай.

– Антони, вы пьете крепкий?

– Предпочитаю крепкий. – На столе уже стояли бутылка кедема и та же бутылка хенеси. Миссис Кроцки только глотнула чаю, заела миндальным печеньем, поднялась от стола и сказала:

– Мне надо навестить Бренду Гершец. После похорон мужа она одна. Как и я. Мы с ней дружили. А вы пейте чай. – И она вышла. Наоми спросила:

– Антони, вы знали Гершеца?

– Я пришел на работу в синагогу, когда он уже был в больнице. А его жену я видел только два раза и вчера на похоронах. – Тут хлопнула входная дверь. Миссис Кроцки ушла. Я сказал: – Каждый день кто-нибудь умирает. А мы пока живем. – Я придвинулся со стулом вплотную к Наоми и обнял ее. Она не отстранилась, а глядя прямо перед собой, спросила:

– Антони, вы смотрите телевизор?

– У меня нет телевизора. Но если меня приглашают соседи, то смотрю.

– Сейчас идут последние известия. Хотите посмотреть?

– Хочу. А можно налить немного хенеси?

– Конечно. – Я налил два бокала вина, и мы прошли в спальню, сели перед телевизором. – Наоми сказала:

– Мама по религиозным убеждениям телевизором не пользуется. Поэтому я его поставила в этой спальне, чтобы иногда смотреть новости. После смерти отца мама этой комнатой не пользуется. Она спит в маленькой спальне. – Было понятно, что телевизор был куплен и поставлен в этой спальне к моему приходу. И было понятно, что миссис Кроцки пошла навестить вдову Гершеца, чтобы оставить Наоми наедине со мной. Передача новостей кончалась. Диктор передавал прогноз погоды. Я глотнул вина, поставил бокал на столик, обнял Наоми за плечи, поцеловал, стал ждать ответной реакции. И она повернулась ко мне, обняла за шею и теперь уже первой поцеловала меня. Я продлил поцелуй, поводя руками по ее спине и груди. У нее было плотное бра, так что трудно было определить форму содержимого. Она поднялась со стула, и мои руки скользнули вниз по ее бедрам. Я встал к ней вплотную, обнял, она обняла меня за шею. Я поднял ее на руки, понес, усадил на кровать, сел рядом, опять обнял, расстегнул молнию сзади на ее платье. Она резко отстранилась, сказала:

– Нет, нет, так нельзя. – Я спросил, касаясь губами ее уха:

– А как можно? – Она быстро заговорила тихим голосом:

– Вы, наверное, не знаете, вы же не еврей. Нельзя это делать вульгарно. Вы же ничего не сказали. Вы даже не сказали, нравлюсь ли я вам. – Было все понятно. У христиан это называется пуританство, у евреев это называется, вероятно, по другому, и я сказал:

– Наоми, ты мне понравилась сразу, как я тебя увидел. И я дал это тебе понять уже в прошлый раз. – Я опустил ее платье ниже плеч, поцеловал грудь выше бра, которое, конечно, мешало. И я разнял на ее спине застежку бра, стал опускать его вместе с платьем. Она схватила меня за руки и почти умоляющим голосом сказала:

– Антони, подождите, не смотрите на меня. Очень светло. – Она потянулась, выключила прикроватную лампу. Спальня теперь освещалась экраном телевизора. – Антони, выключите телевизор. – Я подошел к будуарному столику, выключил телевизор. Глаза еще не привыкли к темноте, но я понял, что Наоми снимает платье. Было очень тихо. Окно выходило во двор, и уличный шум сюда не проникал. Я разделся, выждал некоторое время. Слабый свет едва пробивался из окна через опущенные шторы. Я подошел к кровати. Наоми до подбородка была укрыта покрывалом. Я стал стаскивать с нее покрывало, а под ним была простыня, за которую Наоми ухватилась и держала ее у подбородка. Простыня была широкой, так что края свисали с кровати. Я сразу вспомнил когда-то услышанный миф о том, что особо религиозные евреи проводят половые акты через простыню, чтобы мужчина не касался тела женщины. Я тогда не верил этому. Я лег вплотную к Наоми, провел рукой по ее телу, через тонкое полотно ощущая ее полную грудь с твердыми сосками, еще раз попытался осторожно сдвинуть простыню. Наоми, продолжая крепко держать ее у подбородка, быстро заговорила тихим просящим голосом:

– Нет, нет. Так нельзя. Антони, я не могу так. Антони, пожалуйста.

– Что нельзя? – невольно таким же тихим голосом спросил я.

– Оставьте все так, как это есть. – И тут я понял, что этот миф, передаваемый как шутка – реальная правда. Я снова повел рукой по ее телу, покрытом тонкой простыней. Внизу ее живота в простыне я нащупал отверстие, очевидно, обрамленное вышивкой. У рыжих женщин мало лобковых волос, моя рука скользнула в ее пах. Здесь отверстие простыни кончалось, по величине оно было рассчитано только на половые органы. Это почему-то привело меня в крайнее возбуждение, хотя все это казалось забавным, как изощренные позы в порножурналах. Религиозные евреи придавали сексу интригующее таинство. Во время полового акта она явно сдерживала свое дыхание и только в конце оно участилось, и она тихо произнесла: – Ой, ой… – А потом я просто не знал, что делать. Я опять лежал рядом с ней на простыне, которой Наоми была укрыта до подбородка и придерживала ее обеими руками. С силой отвести с нее простыню было бы грубо. И я просто ласкал ее тело через простыню, снова повел пальцы в низ ее живота, нащупал отверстие в простыне. Края его были мокрые от моей спермы. Наоми пошевелилась, сказала:

– Антони, пожалуйста, на спинке кровати мой халат, подай пожалуйста. Мне нужно в ванную. – И она сделала попытку приподняться на локтях. Но я надавил рукой ее грудь, спросил:

– Разве ты больше не хочешь?

– А ты разве хочешь? – спросила она растерянно.

– Конечно. Погодя. Тебе хорошо? – Она не ответила. Я спросил: – Наоми, а с мужем ты тоже это делала через простыню?

– Да. Первое время. А потом по разному.

– Наоми, первое время у нас уже прошло. Может быть, начать по разному? – Она еще туже натянула на себя простыню, тихо сказала:

– Нет, нет. Ты же не муж, все это грех. – Это было забавно. Я наклонился к ней, поцеловал в губы, она ответила на поцелуй, и я опять почувствовал возбуждение. Тут я рывком сдернул с нее простыню. Наоми сразу повернулась ко мне спиной, стала опускать ноги с кровати, но я резко притянул ее к себе, прижался грудью к ее спине. На этот раз я провел половой акт, лежа на боку, не меняя позы, хотя половой акт был длительным. Тело ее было приятным, как и у всех рыжих женщин. На этот раз она произнесла – ой, ой – особенно жалобным тоном. Мы еще долго лежали так не двигаясь. Я спросил: