Клетка - Виктор Каннинг

– Тоже нет.

Франсуа улыбнулся: «Она красива?»

– Да, пожалуй.

– Ей очень нужны деньги – и поскорей?

– Не думаю. Она, Франсуа, просто хочет знать, сколько пояс стоит. Возможно, чтобы застраховать его. Вот я и решил обратиться к тебе.

– Правильно сделал. Но для точной оценки нужно время. Дня три-четыре. С современными драгоценностями все ясно сразу, а вот со старинными… тут и происхождение, и имя мастера роль играют… словом, надо быть очень осторожным. Ты можешь оставить его у меня?

– Конечно. И большое спасибо.

– Не за что. А теперь, как ты уже понял по предыдущим визитам, в этот час от жареных сардин, что готовит Элиза, не отвертеться.

Итак, на столе появились жаренные на углях свежие сардины. Ричард и Франсуа ели, держа рыбки за хвост и голову, снимали мясо сначала с одного бока, потом с другого, оставляя скелетики, которые, подумалось вдруг Фарли, Марсокс или Герман, как истинные уроженцы Португалии, положили бы между двумя ломтиками хлеба и плотно сжали, а потом закусили бы этим пахучим хлебом остатки вина.

Франсуа проводил Ричарда к машине и, когда тот сел за руль, сказал: «Поговаривают, ты спас красивую девушку и уехал жить с ней в горы. По мне, так живи хоть с русалкой, лишь бы нравилось. Но я обещал Элизе узнать правду. Жизнь здесь однообразна, посему сплетни мою жену очень подбадривают».

– Ты угадал почти все, – рассмеялся Фарли. – Только я живу не с нею, а у нее.

– Но она тебе нравится?

– Да.

– Ей и принадлежит золотой пояс?

– Да.

– И в конце концов она пожелает его продать?

– Наверно. Поможешь?

Франсуа едва заметно пожал плечами: «Что ж… от дел я отошел, но не настолько, чтобы не расстараться для прекрасной дамы. В общем, подумаю. Уж очень занятная вещица».

Ювелир смотрел вслед удаляющемуся автомобилю, рассеянно пощипывая кончик длинного носа. Наконец повернулся и возвратился под навес. У стола жена разглядывала лежавший в футляре пояс.

– Какая прелесть, Франсуа, – сказала она. – Знакомая Ричарда хочет продать его?

– Возможно.

– Он дорого стоит?

– Недешево, – покачал головой Франсуа, – но гроши по сравнению с ценой подлинника. Ведь это лишь очень искусная подделка. Он не из золота и камни не настоящие, но работа столь тонкая, что под силу лишь одному-единственному мастеру на свете.

– Но, Франсуа, почему ты не сказал сеньору Фарли правду?

– Разве можно так огорошить друга? Тем более, когда он пьет у тебя в гостях вино, а на дворе такое чудесное утро? С плохими вестями можно и подождать. К тому же я хочу кое-что разузнать об этом поясе. – Он улыбнулся, провел тыльной стороной ладони по щеке жены и закончил: – Кстати, Фарли не спит с этой женщиной.

– Какая жалость. Ему уже давно пора кого-нибудь найти.

Письмо пришло, едва Ричард уехал к Франсуа Hopберу. На конверте стоял челтнемский штемпель, по краю шла надпись: «Лично в собственные руки». За утренним кофе Сара перечитала его трижды. Она смутно помнила Арнолда Гедди. Он был поверенным в делах отца, а иногда защищал и интересы матери. Приятный человек – добрый и вежливый. После смерти леди Джин именно он приехал на виллу устраивать дела Сары. Но бывал там и раньше – раз или два навещал мать. Сара улыбнулась, вспомнив прозвище, которым его наделила мать… Винни-Пух. Гедди оно было, конечно, совсем не к лицу… От радости Сара засмеялась. Уж теперь Ричард от ее подарка не отвертится ни за что.

Письмо Гедди написал собственноручно на гербовой бумаге.

"Моя дорогая мисс Брантон!

Надеюсь, вы вспомните меня и без напоминаний. Но в моем ремесле быть слишком самонадеянным неразумно. Я поверенный в делах Вашего отца, защищал также интересы Ваши и Вашей матери. Поэтому не удивительно, что от Вашего отца я узнал о происшедших недавно событиях, приведших Вас на виллу Лобита. Ввиду изменившихся обстоятельств мистер Брантон и миссис Ринджел Фейнз поручили мне предпринять некоторые юридические меры для обеспечения Вашего будущего. В подробности в письме я углубляться не стану, скажу только, что бедствовать Вам не придется. Надеюсь, это Вас обрадует.

Видите ли, мистер Эдуард Кэслейк, младший совладелец нашей конторы, по счастливому стечению обстоятельств намеревается несколько дней отдохнуть в Португалии, поэтому я позволил себе направить его с визитом к Вам, дабы он ввел Вас в курс дела и покончил с формальностями, которые вызваны распоряжениями Вашего отца и миссис Ринджел Фейнз. По прибытии в Лиссабон мистер Кэслейк позвонит Вам и договорится о встрече. Точную дату его приезда назвать не могу – он предварительно должен уладить дело одного из наших клиентов в Париже, однако в Лиссабоне будет не позже чем через два-три дня после этого письма.

И в заключение разрешите добавить несколько теплых слов – ведь я знаю Вас очень давно. Если Вам понадобится посоветоваться по личному или деловому поводу, надеюсь, Вы обратитесь ко мне – так в прошлом поступала и Ваша матушка.

С наилучшими пожеланиями искренне Ваш Арнолд Гедди".

Сара отнесла письмо в спальню, положила на письменный столик у окна. И тут ее взгляд упал на лежавший у промокашки – там, где она его недавно оставила – дневник в синем замшевом переплете. Опьяненная счастьем оттого, что теперь у нее есть веское основание заставить Ричарда принять щедрый дар, она взяла дневник и вдруг заметила надпись, выведенную золотом на корешке. «Беседы души и тела. Святая Катерина Генуэзская». Сара улыбнулась. Как это характерно для матери – защищаться от собственного легкомыслия. Ведь она часто разбрасывала письма, бумаги и драгоценности где попало. Здесь расчет прост – не многие, прочитав такое название, отважатся заглянуть в «книгу». Сара распахнула дневник наугад, прочла первый попавшийся абзац, написанный старомодным почерком давным-давно, – чернила поблекли до светло-коричневого цвета, какой бывает у дубовых листьев осенью, – легко перевела с французского: "Беллмастер вернулся явно не в духе. «Отважный грек» – лошадь, на которую он поставил, – упал за три барьера до финиша и его пришлось прикончить. Хорошо, что меня не было дома. Впрочем, я и не собиралась возвращаться – Челтнем в марте несносен. Обедали в «Савойе» с Полидором, он ни на миг не сводил с меня маленьких черных, похожих на маслины, глаз. Боже мой… Надеюсь, Беллмастер не пригласит его к нам на «Морской лев».

Взгляд Сары бесцельно перескочил на другую страницу, она прочла: «Получила очаровательное письмо от Бобо из Ларкхилла с маленьким любовным стихотворением – рифма есть, а смысла мало. И все же он милый и добрый. Живет по колено в грязи. Приглашает почетной гостьей на какой-то званый ужин к нему в полк. Не поеду – от военных в больших дозах у меня прыщи. Сам по себе он мне нравится, но в братской компании офицеров его словно подменяют. Водит меня, как фокусник ассистентку по арене цирка, и чуть не кричит: „Посмотрите-ка, что я заимел!“ А ведь это неправда».

Сара с улыбкой закрыла дневник. Она как будто снова встретилась с матерью – остроумной, капризной, бесцеремонной. «Когда-нибудь сяду и прочитаю дневник от корки до корки, – решила Сара. – А что такого? Иначе бы мать мне его не оставила».

Тут за окном послышался шум автомобиля – приехал Ричард. Сара бросилась встречать. Но у двери спальни сообразила, что дневник все еще у нее в руках, и остановилась. Справа от двери висел небольшой книжный шкаф на три полки, заставленный томиками в твердых и мягких обложках. Сара сунула дневник в книги и поспешила вниз.

Когда Фарли вошел в дом, она была уже в прихожей. Подлетела к нему, взяла за локти и с нетерпением спросила: «Ну, что он сказал? Говорите же скорей!»

– Ух, – Ричард улыбнулся, – не надо брать быка за рога. Сначала выпью рюмочку. Пойдемте. – Он взял Сару под руку и повел к веранде.

– Ричард, не мучайте меня!

– Хорошо, только успокойтесь. Он согласился оценить пояс. И попросил несколько дней, чтобы сделать это по всем правилам. И сказал, что это прекрасная работа. И мне страшно хочется пить после жареных сардин, которыми нас потчевала его жена.

– А у меня тоже есть новости. Смотрите – это письмо пришло из Англии, как только вы уехали. Теперь между нами разногласий быть не может. – Сара протянула полученное от Гедди послание. – Я так рада, что и высказать не могу.

Он взял письмо, не сводя глаз с Сары, и вдруг сгоряча выдал: «Вы все в облаках витаете. Не пойму, как вам удалось столько продержаться в монастыре».

Сара даже в лице переменилась. Она понимала и почему он так сказал, и что он не виноват, если правда обидно кольнула ее, и отчего впервые в жизни ей стало стыдно за себя – неудачницу. Стыд скоро пройдет, а сознание собственной слабости останется. Ведь она и впрямь размазня.

Фарли, увидев, что с Сарой, потянулся к ней, легонько поцеловал в щеку и успокаивающе пробормотал: «Простите. Я сморозил глупость. Какой осел!»

Она покачала головой, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, и произнесла: «Идите на веранду, прочтите письмо. А я схожу за льдом к Фабрине».