Танго с тенью - Гайк Левонович Дарбинян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы в любую секунду можем сделать нашу жизнь немножечко лучше. Не нужно бояться перемен! За величественными горами – ещё не обретённая частичка души…
Лиана. Сан-Франциско. 27 мая
16:51 На моей ладони – твой почерк! И ты так часто рисуешь эти линии, изменяя судьбу и загоняя в тупик, из которого не выбраться. Тяжело быть рабом чужого настроения, но ещё сложнее просто сидеть в тишине и гадать, что же случится с наступлением рассвета… Насколько далеко ты готов зайти? Только не переставай рисовать, потому что эта игра затянула нас обоих!
19:42 И я бы ему поверила – куда бы делась: я всегда ему верила… Любую ложь принимая за неоспоримую истину, я не переставала им любоваться… Выброшенное в пустоту времён объятие навсегда осталось неповторимым мгновением одного летнего дня… Ты единственный, которого удалось забыть! Правда! Тебя так много в моей иллюзорной жизни, что я даже не помню, какой ты был раньше… И я бы снова тебе поверила, каким бы невыносимым ни оказалось услышанное… За любым новым словом – понимание того, как же дико мы любим…
Гэбриэл. Стамбул. 1-7 июня
И снова я лечу не к тебе… Ещё одно путешествие на недосягаемой высоте нашей любви и в такую жуткую даль… Но сколько ни накручивай милю за милей, ни одна из них не позволила даже на минуту усомниться в том, что нет тебя милей ни там, среди простых людей, ни здесь, среди облаков и гордых небожителей. Жаркие песочные пляжи Америки, пасмурные города Европы, скромное солнце Азии и самый ледяной материк – кажется, я был везде! Но с завидным постоянством возвращался лишь в одно место – в свой небольшой мирок надежды, тихий уголок ожидания твоего звонка. А в один особенный день я прошу любимый голос в качестве подарка… Год за годом и так уже много лет. А я снова лечу не к тебе, и это так достало…
На высоте десяти тысяч метров мы становимся ближе к Богу. Можно тихонько помолиться: «Господи, подари нам мир и спокойствие. Положи конец кровопролитию». Пока одни греются в джакузи, другие борются за жизнь в нищенском госпитале одной из стран так называемого «третьего мира». Нескончаемые войны за ресурсы и территорию так отдаляют нас от Твоих истин, сея смуту в рядах верующих и убивая последнюю надежду атеистов. Истребляя себе подобных, мы ставим крест на будущем наших детей. Глобальные перемены ждут тех, кто меньше всего к этому готов – консерваторов; людей, выросших в патриархальных семьях, где нормы морали всегда стоят на первом месте…
На самом скучном побережье Средиземного моря счёт дням теряется так же легко, как и вера в человеческую святость. Мы так боимся разочароваться в любимых, что предпочитаем не знать о них ровным счётом ничего! Не важно какие они, лишь бы были рядом. Не менялись, а если и менялись, то совсем незаметно, чтобы по-прежнему казались родными.
А я вот столько всего знаю о ней… Как никто другой: ни родная мать, ни отец не смогут сказать о ней больше, нежели я. Она замечательная девушка, но безмерно противоречивая. Парадоксально загадочная и неординарная. Была. Сейчас, конечно, может быть, что-то изменилось, но не думаю, что существенным образом…
Кому из нас верить? Тебе, снова уснувшей в одежде, или мне, в который раз проснувшемуся голым? На таком избитом посторонними желаниями пляже я сумел найти самую большую жемчужину в самом себе – неустанную жажду жить после почти забытой неклинической смерти… Откуда столько энергии и рвения быть в центре внимания, приковывать случайные взгляды и ещё очень долго не выходить из сердца? Я не самый хороший в мире человек, но, по-видимому, меня должно быть много… Поэтому я самокопируюсь. Мои клоны в чужом сознании вершат судьбы, творят историю!
И, наверное, где-то есть счастье для меня, но пока я не нашел ничего лучше соседнего с тобой стула в каком-нибудь парижском кафе… А там всегда так уютно в запахе твоих «Шанель» и с бокалом бордо. Наверное, я мыслями снова там, с той девочкой и с тем мной, влюбленным до мозга костей, а не умелым актером непродолжительной театральной постановки. Эти пьесы просто осточертели… Мечтаю о более реальной жизни, где до тебя хотя бы можно дотронуться. Но не как в музее, а скорее как в 3D кино, где все почти настоящее, пусть это умело отснятая фантазия чужого дяди. А где-то в Средиземноморье, когда я дико пьян, ко мне пришла ты, тихим шагом и скромным взглядом. Где-то в дверях твой образ, и я робко замираю, будто это всё не плод моего воображения, а ожившая сказка, но не чужого дяди, а наконец моя…
И когда на заброшенном турецком берегу я разбивал очередную бутылку вина и собственную голову о каменные изгибы моря, где ты была в ту минуту, кого проклинала, кого разом разлюбила? За моими ехидными речами всегда было столько не испорченной дружескими посиделками любви… Когда мы кричим о своих отношениях первому подсевшему со стаканом виски, мир обретает отвратительный запах блевотины! А в моём сердце мы всегда оставались секретом… Самым простым – нераскрытым. Мимо пролетают самолёты, падают звёзды. Дай Бог, чтобы первые всегда были высоко над водой, а вторые прямо перед глазами, не переставая привлекать меня и не привлекая переставших верить в Господа…
Лиана. Сан-Франциско. 7 июня
17:37 Внимательно смотри за закатом – он окончательно похоронил все твои обещания… Он сделал мой дневник таким же печальными, как твои глаза. Эти несколько строк как зеркало души, только вот мы с тобой в нём не отражаемся. Осколки разбитого стекла после последнего перенесённого стресса валяются на полу – скоро от этой квартиры ничего не останется. Разрушительной силы любовь каждый раз уничтожает попытки хоть немножко забыть о твоём существовании. Подаренная тобой майка, которую когда-то ты примерял, до сих пор занимает почётное место в моём гардеробе. Запах любимого мужчины – то, в чём никогда не сможет разобраться настоящий парфюмер! А я любила тебя с закрытыми глазами и чистым сердцем. Прости за чувства, у меня их всегда было больше пяти…
Гэбриэл. Майами. 8 июня
12:00 –
