Блистательные Бурбоны. Любовь, страсть, величие - Юрий Николаевич Лубченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В бумаге говорилось, что брак будет заключен, если маркиза в течение года принесет ребенка королю, но Генриетта уже была беременна (по случаю чего и получила свой титул). Однако, видимо, небо было благожелательно пока настроено к французскому царствующему дому – во время грозы у маркизы случился выкидыш, и, хотя это и сняло немного остроту ситуации с обязательством, до конца ее еще не решило, ибо Верней цепко держала бумагу в руках, предлагая королю попробовать еще раз.
Однако у того уже прошла любовная горячка, и он начал задумываться о браке, как о политической акции. После долгих раздумий его выбор остановился на племяннице великого герцога Тосканского Марии Медичи. За это было несколько факторов: папский престол сейчас занимал один из Медичи, да и вообще эта семья постоянно давала высших иерархов церкви, что Генриху, теперь католическому монарху, представлялось немаловажным. К тому же Тосканские герцоги – одни из самых сильных государей в Италии, вблизи опять от того же престола римского первосвященника; богатства Медичи ни для кого не были тайной в Европе; да и род этот уже поставлял женщин в королевский дом Франции – так что в данном случае налицо была преемственность действий власти – от дома Валуа к первому из дома Бурбонов.
Генрих, заручившись одобрением Рима, отправил во Флоренцию своих доверенных лиц – для урегулирования всего комплекса дел, для подготовки невесты к столь радостному и торжественному событию et cetera.
Когда все вопросы, сопутствующие браку столь высоких особ, естественно, политического характера, были решены, причем весьма скоро, Сюлли, друг и ближайший сподвижник Генриха IV, нечто вроде французского Меншикова, только не вороватый, отвечавший как раз за урегулирование всех предбрачных дел, пришел к королю. Генрих изумился:
– Что вы пришли?
– Государь, мы пришли вас женить!
Мария Медичи. Художник П. Факетти
Король на несколько минут замер, как пораженный громом. Потом начал нервно расхаживать по комнате и молчал. Но вот решился и отчаянно махнул рукой:
– Ну хорошо! Быть так, коли нельзя иначе! Вы говорите, что для блага моего государства мне нужно жениться – так женюсь. Единственного, чего я опасаюсь, по правде говоря, так это того, что мой второй брак будет слишком похож на первый.
– Государь! – вскричал Сюлли. – Вы странный человек: монарх, который с успехом и со славой сумел прекратить тысячу жестоких раздоров, причиненных ему войной и политикой, не должен, не смеет трепетать при одном напоминании домашних ссор и несогласий.
Генрих пытался ответить на сию речь мудрой улыбкой, но она получилась скорее грустной.
– Ах, Рони, война – это политика. Она худо-бедно поддается все же какой-то логике. Женщины же – это стихия!
Он имел право говорить так, ибо именно сейчас вел изнурительную войну с маркизой Верней по поводу все того же обязательства.
Маркиза, узнав, что ведутся переговоры о браке короля с Марией Медичи, потребовала от Генриха, чтобы он прекратил их, ибо он должен и может жениться лишь на ней – у нее об этом имеется документ. Король пробовал возразить, что там была и приписка о ребенке, на что ему было резонно замечено, что он сам не захотел второй попытки, она же, маркиза, готова в любой момент доказать, что ее способность к деторождению сохраняется в полную силу, а если король сомневается в собственных возможностях, то у него при дворе множество дворян, кои будут счастливы оказать своему возлюбленному монарху сию столь незначительную услугу. Что-де в данном случае до нее, то она – во имя блага Франции – стиснув зубы, перенесет сию подмену и даже готова (из любви к монарху, естественно) оказать выбранному на замену дворянину не меньшее почтение и усердие, чем она обычно оказывает королю.
Генрих, проглотив все слова, что рвались у него с языка, отступил. Первый его наскок был отбит. Он всегда говорил, что Генриетта необычайно умна, но сейчас он впервые убедился в этом на собственной шкуре.
Тогда он попробовал другой заход и предложил своей любовнице временно отдать документ, столь драгоценный для них обоих, на сохранение их законному капуцину отцу Илеру, который-де перешлет бумагу папе римскому. (Хотя в действительности король надеялся как раз на противоположный результат и надеялся добиться через своего посла в Риме, чтобы отца Илера арестовали у ворот Святого города и отобрали эту ужасную, как он теперь понял, бумагу.) Однако маркиза еще раз продемонстрировала свой незаурядный ум, возразив, что в этой бумаге ее честь, а кто же рискнет доверить монаху женскую добродетель? Нет, ее единственная защита – королевское слово и церковный алтарь, от которого ее любовник столь малодушно уклоняется.
Генрих IV. Старинная гравюра
Но, поскольку Генрих так долго расхваливал отца Илера, уверяя подругу в его честности и непреклонности, то по зрелом размышлении Верней поступила именно так, как ей и советовал король, – отдала бумагу капуцину и послала его в Рим. Правда, не предупредив – дабы не волновать, как она объясняла позднее, пленительно улыбаясь, – Генриха. И французскому послу, предупрежденному из Парижа в последний момент, с величайшим трудом удалось добиться, чтобы гордого приобщением к большому богоугодному делу капуцина упрятали в монастырь. Отныне браку короля с Марией Медичи ничто не препятствовало.
Он и состоялся в 1600 году. Во время бракосочетания утонченные придворные Генриха с сочувствием посматривали на своего сюзерена. Действительно, после всех подруг короля, отличавшихся завидной миловидностью и пикантностью, в королеве лишь с трудом – да и то в основном из уважения к ее титулу, – можно было заметить нечто подобное.
Крупная, белотелая, почти тучная женщина с круглыми невыразительными глазами, она уже успела показать всем и свой характер – грубый, взбалмошный, сварливый. Лень и вульгарность, мнительность и скупость. Короче, все дворяне хотят заменить короля на троне, но весьма малое количество пожелало бы заменить Генриха в королевской опочивальне.
