Перстень для Избранной (СИ) - Алора Анна

Да вот уже века три как стали рождаться девочки, непросто ростом да дородством далекие от своих предков, а просто настоящие птички-невелички.

Помните, как пробирались по траве хора Кольхи и хора Эльхи? Ведь не сколько та трава была велика да длинна, а сколько то, что пожилые матроны были невеликого росточка. Вырождался потихоньку род Кобэлло, что и говорить. Удивительно еще, что мальчики в роду рождались такими, как и века назад. Доживали, правда, до пятнадцати лет далеко не все, но ни в росте, ни в крепости тела не страдали.

Вера же, которой трава доставала до колен, вполне могла с ней справиться. Однако вот сапожки пришлось снять. И то, какая же это ходьба, с расстегнутой молнией да в меховых сапогах?

— Эхх, — девушка устало опустилась в траву, и с удовольствием стащила сапоги с распухших стоп, — Ну нет, нет тут змей. Я бы заметила! — уверяла она себя, потому что надеть сапожки по новой даже под страхом наступить на страшную местную гадюку не хотела. Да и что говорить, не только не хотела, а и не могла.

Распухшие ступни просто отказывались подвергнуться этакому издевательству.

— Однако куда же сапожки пристроить? — задумалась девушка. А солнце, между тем, уже миновало свой пик, и жара явно стала спадать.

— В рюкзачок — без вариантов. Не войдут. Тут бросать не хочу, мало ли, пригодятся.

Она задумчиво перебирала пальчиками ног траву-мураву, которая явно радовалась такому вниманию. Ноги отдыхали, по небу плыли легкие перистые облака, все вокруг навевало дрему. Вера вздохнула, и поняла, что вот только лечь и заснуть в чистом поле ей и не хватало. Но хотелось, хотелось страшно.

Однако девушка вдруг совершенно четко поняла, что нужно идти. Идти, и лучше не останавливаясь. В конце концов и развалины те, к которым она и направлялась, явно стали ближе. Вера даже почудилось, что она различает что-то, очень похожее на жилые дома.

— Так, нечего, Веруша, рассиживаться, — сказала девушка, и поднялась на ноги, — Вот сейчас решим вопрос с сапогами, и вперед. Она раскрыла рюкзачок, и стала просматривать все кармашки на предмет чего-нибудь подходящего. чтобы вот связать сапожки, и просто перебросить их через плечо.

А почему нет?

Девушка представила себя, этакую русскую валькирию, с полуобнаженной грудью, переброшенными через левое плечо сапогами, вглядывающуюся вдаль, аки Илья Муромец на известной картине.

И ее пробрал смех, очень похожий на нервный. А может быть, это был обычный, здоровый смех. Ведь картина вырисовывалась действительно смешная.

Тут подул лёгкий ветерок, освежающий и несший явное напоминание о морских просторах, где он только что побывал. Вера вдохнула полной грудью, почувствовав соленую морскую воду на губах. Ей даже показалось, что она слышит, как волны бьются о берег.

— А не тепловой ли удар ты получила, матушка? — спросила себя Вера. — Какое море? Кругом трава. Море травы, и горы, далёкие горы, высоченные, окружающие долину. И до гор тех мне точно не дойти.

Ветерок стих.

И только тут Вера поняла, что она обгорела. Обгорела, как человек, который никогда не был на море, а приехав, тюленем залег на пляже, со всеми вытекающими.

— Но я-то! Я! И как меня угораздило снять свитер? Жарко было. Понятно, что жарко. Но у меня же был опыт! Да а той же Турции год назад обгорела, — расстроилась девушка, потому что плечи были краснющие.

А она нашарила-таки в рюкзаке невесть как оказавшуюся там веревочку с красными шариками, малюсенькими, на концах.

Вы подумайте, а?

Вера даже растерялась. Вот не могла она припомнить, как эта веревочка там очутилась:

— Сама я точно не могла, да и не держу я дома ничего подобного. Ибо ни к чему….

А! Это, наверное Классик! Точно, он игрался и загнал мне прямо в рюкзак, очевидно. Вот когда я последний раз у Светка была.

— Классик… Светик!.. — и на глаза нашей неунывающей Веры опять стали наворачиваются слезы.

Ведь неунывающая не значит бесчувственная или ничего не чувствующая.

Вера была человеком живым, чувствующим. Вот толькопредаваться унынию и разного рода мрачным мыслям было не в ее характере.

Случится что, выводящее ее из себя, так сразу и выведет. И потом тишь да гладь да Божья благодать. Горячих кровей была девушка, темперамента боевого.

Ей бы не отчеты проверять да дебит с кредитом сводить, а сеть на боевого коня и с палашом наголо гнаться за врагом, разбивая того в пух и прах.

Да где в условиях современной России, да и мира, можно найти такие возможности?

Вера аж опять села в траву, зажав найденную веревку в обеих руках.

— Точно, перегрелась ты, голубушка. Экие странные мысли в голову пробрались, — очумело покрутила головой девушка.

В обычных, нормальных условиях, да ей в жизни ничего подобного в голову не приходило.

Лошадок да, любила. Но смотреть, а поездить вот не пришлось. И никогда-то она в себе не замечала желание махать шашкой наголо. — С перегреву, не иначе, — постановила Вера, и стала собираться в путь-дорогу.

Кое-как приладила эту веревку, которая, на ее счастье, оказалась резинкой. Потому что наперевес через плечо не получилось. Так-то оно может и ничего, но вот горящие огнем плечи напрочь отказывались от этакой нагрузки.

Пришлось девушке прикрыть их драгоценным, любимым джемпером тонкой кашемировой шерсти. Она вздохнула, глядя на одежку, которой предстояло быть завязанной рукавами прямо на шее.

Но выбора не было.

И пошла наша Вера с аляской, кое-как державшейся на крепкой талии, на которую пришлось навьючить еще и сапожки. Проклятая резинка врезалась в кожу не хуже тупого ножа, перетягивая талию девушки так, что почти скрывалась в ней.

— Это ж как раньше дамы корсеты носили? — думала, дыша через раз, Вера. — Героя им и памятник при жизни надо было. Девушка наконец выбралась на место, показавшееся ей пригодным для небольшого привала.

Естественная полянка, образованная купами травы или нет, скорее это кустарники, уверилась Вера, когда подошла поближе. Трава имела несколько другую структуру, а эти явно более твердые.

— Похоже на наш ивняк, только малорослый какой-то, — решила для себя девушка, — наверное, тут есть вода. Потому что пить хотелось страшно. Немудрено, столько прошла на жаре, да еще шоколадка.

Вспомнив о шоколадке, Вера почувствовала, как желудок, на время умолкший, встрепенулся. И от шоколадки он бы не отказался. Но сначала — пить.

Пить!

Почему девушка решила, что здесь есть вода? Вот ни разу она не следопыт ведь. Может быть, запахи изменились, а может быть, изменение растительности, а может быть, пробудились какие-то давно забытые знания?

Кто знает.

Но Вера оказалась права. Потому что чуть ниже той полянки она обнаружила ручей. Совсем небольшой, с кристально чистой водой и мелкими камушками на дне. Он юрко извивался, скрываясь в траве. Однако девушка сразу поняла, что ведет он как раз к тем заброшенным строениям, которые сейчас виднелись совсем явно.

— Ага! Вот в чем дело-то… Это наверняка жилые дома. Деревня. Ведь жилье принято возводить у воды, раньше, по крайней мере, — сказала Вера, которой эти знания моментально пришли в голову. Явно из долговременной памяти выбрались. Девушка любила историю, и имела твердую пятерку в школе.

— Мда, вот и не знаешь, где что пригодится. Ученье — свет, не ученье — тьма, — весомо заключила Вера, очередной раз убедившись в мудрости народной.

И девушка, не долго думая, решительно зашагала к ручью. Скинула скорее с плеч свитерок, с трудом, но развязала узел на талии и скинула аляску, за ней полетели сапожки, а за ними и джинсы.

— О-о-о… — сладострастно простонала Вера, оставшись в одном кружевном наборе в тонах аметиста.

— О-о-о…, - еще более сладострастно простонала девушка, когда вошла в ручей, который ей был чуть ниже колен, и встала, не думая о возможных последствиях нахождения в неизвестном источнике.

Вода, свежая, прохладная, пахнущая всем разнотравьем, какое только можно вообразить, звала к себе.