Наш лисенок - Антон Таммсааре

Когда он вернулся на кухню, чтобы разгонять дым теперь уже старым пиджаком, оказалось, что дым почти весь уже сам вышел через открытые двери и окна. А нового не прибавлялось: мама залила огонь водой, чтобы наконец освободиться от дыма.

У отца, пока он распрягал лошадь и отводил ее пастись на край ноля, было достаточно времени все хорошенько обдумать. Вернувшись домой, он еще раз спросил, тянет ли труба, а услышав, что мама погасила огонь, сказал ей:

— Я думаю, что погода тут ни при чем. Пойдем-ка наверх, поглядим, что это там лиса набедокурила.

И они снова все втроем поднялись на чердак. Атсу тоже хотелось увидеть, что натворила Мосса и как теперь с ней поступит.

Но Мосса по-прежнему ничего не делала, а все еще сидела на куче песка и обозревала окрестность сквозь дыру в крыше, будто кто-то пригвоздил ее к этому месту.

— Ты только подумай, что зверю может понравиться! — сказал отец. — Помнишь, все над помещиком смеялись, когда он над своим домом стал башню строить, а оказывается, даже лисе по душе смотреть сверху вниз.

— А она глядит вовсе не вниз, а вдаль, — сказала мама. — Помещик тоже хотел глядеть вдаль, а не себе под ноги.

— Мы ведь тоже забираемся на елку, когда хотим посмотреть, где лес горит, — сказал Атс.

— Ну, ты сразу со своим лесным пожаром, — проговорила мама. — Часто ли этот лес горит. Да и Мосса не лесник.

Но отец, внимательно рассматривавший, что натворила лиса, прервал их разговор, задумчиво произнес:

— Чудно! Как она могла собрать в кучу песок со всего чердака, если она на цени. Я еще нарочно укоротил цепочку.

С этими словами отец подошел к лисе, дернул за цепь. И сразу оторопело воскликнул:

— Цепь-то разорвана! Лиса на свободе!

Поставив ногу на песчаный холмик, на верхушке которого все еще сидела Мосса, он дотянулся до обрывка цени.

— Ну-ка иди сюда, плутовка! — сказал отец и стянул лису с кучки песка. — Хватит тебе глазеть, пора ответ держать.

Но у лисы на уме был только лаз, который она проделала в кровле. Она изо всех сил рванулась обратно. Но ей уже никогда больше не удалось просунуть голову в эту дыру — ни в тот день, ни потом. Никогда больше не удалось ей глянуть вниз и вдаль, чтобы любоваться, как бродят по траве петух и куры, как летают и поют в лесу птицы, как движутся по проселочной дороге лошади, телеги, собаки и люди, совсем ей незнакомые. Никогда больше не удалось ей увидеть кроваво-красное мерцанье солнца, спускающегося за лес.

Пока отец отводил Моссу под елку, к ее норе, мама и Атс ходили по чердаку, дивясь тому, что она там натворила. Не успела мама оглянуться, как Атс уже был на верхушке песчаного холмика, где раньше сидела лиса, и так же, как она, высунул голову сквозь дыру в крыше. Мама вдруг услыхала, как кто-то кричит как будто бы издалека:

— До чего же отсюда все красиво!

Только тут увидела она, куда забрался Атс, и стала звать его. Но мальчик ни за что не хотел спускаться с кучи песка, ему так же, как лисе, очень понравилось сидеть там. А когда он наконец захотел втянуть голову обратно на чердак, шапка соскользнула у него с головы и куда-то исчезла. Он и сам не знал куда.

Но то, что случилось потом, было еще хуже.

Просунуть голову вместе с шапкой сквозь дыру в крыше ему ничего не стоило, выбраться обратно оказалось куда сложнее: сухие, острые, как иглы, дранки впивались в подбородок и шею, царапали нос и уши. Атс раза два попробовал втянуть голову обратно, но каждый раз отказывался от этого намерения — так больно они кололись. Когда же мама, совсем рассердившись, сурово потребовала, чтобы Атс немедленно спустился вниз, он разревелся во весь голос.

— Я не могу втянуть голову! — кричал он.

Мама с трудом разбирала его слова: кричал-то он с крыши, а она была на чердаке. Зато их услышал отец, возвращавшийся с выгона. Он поднял глаза, увидел над крышей голову мальчика, и ему на мгновение померещилось, что перед ним опять лиса. Он стоял как вкопанный и ошарашенно глядел на крышу. Но продолжалось это всего лишь один миг, он быстро понял и чья это голова, и кто там ревет.

Когда мама увидела, что Атс попал в ловушку, она тоже вскарабкалась на кучу песка, так что можно было подумать, будто вся их семья решила последовать примеру лисы, обломала острые края дранок, дыра в крыше стала больше, и Атс мог наконец высвободить голову.

— А ну-ка покажись, — сказала мама Атсу. И, внимательно оглядев его, сочувственно проговорила: — Вот беда, за ушами ссадин не перечесть! Придется смазать их йодом.

Но Атс вовсе не желал, чтобы его мазали йодом. За ушами, мол, и так заживет, если несколько дней их не мыть.

— Ну конечно, главное — только бы не мыть уши, — сказала мама.

Тут на чердак поднялся отец и сказал:

— Слушай, может, плита из-за лисы дымит? Мне ото внизу в голову пришло.

— При чем же тут лиса? — удивилась мама. — Лиса ведь была на чердаке, как она могла очутиться возле плиты?

— А почему бы и нет, — ответил отец. — Когда мы вернулись домой, дверь на чердак была приотворена. Значит, лиса прекрасно могла побывать на кухне. Интересно, когда ты стала разводить огонь, заслонка плиты была открыта или закрыта?

— Открыта, — сказала мама, и Атс это подтвердил.

— Ну, тогда, пожалуй, все легко объясняется, — сказал отец и стал спускаться с чердака, за ним последовали и мама с Атсом.

Отец засучил рукава рубашки и стал снимать чугунные кольца с задней конфорки. Справившись с ними, он нагнулся, пытаясь заглянуть в трубу.

— Вон ее следы! — сказал он и добавил: — А весь пепел она соскребла в дымоход. Сейчас я попробую, может, без особых трудов удастся сделать так, чтобы труба опять задымила.

Он просунул руку в отверстие для конфорки и стал пальцами разгребать пепел. И тут ему в руки попался какой-то продолговатый предмет; когда он его вытащил, это оказался кусок мыла.

— А это что? — спросил отец и положил мыло на конфорку?

— И откуда только она его сюда приволокла! — воскликнула мама удивленно.

Но не успела она договорить, как отец вытащил второй кусок, потом третий, четвертый… седьмой, восьмой.

— И что же это за чудеса такие! — продолжала удивляться мама.

Она поднялась по лестнице на чердак, где у нее был подвешен к перекладине мешок с мылом. Мешок висел на прежнем месте, но он как-то похудел и обвис. При ближайшем рассмотрении оказалось, что на дне мешка была дырка, и тогда стало понятно, что куски мыла выпали из мешка через эту дырку и лиса перетащила их вниз на кухню.

— А сколько кусков лежало у тебя в мешке? — спросил отец.

Мама не помнила, сколько их там было, но сказала, что, во всяком случае, их было больше, чем те восемь кусков, которые отец извлек из трубы.

— Значит, они остались в трубе или лиса их еще где-нибудь спрятала, — предположил отец и снова принялся копаться в трубе, сначала рукой, а когда это не дало никаких результатов, взял на помощь кочергу и выудил ею еще три куска.

— Прямо хоть плиту ломай! — ворчал он.

К счастью, ломать ее не понадобилось; когда они теперь зажгли в плите пучок соломы, труба с воем втянула дым. Удовольствовавшись тем мылом, которое было уже найдено, они развели в плите огонь. Когда на следующий день отец стал раскидывать по чердаку песок, который лиса сгребла в кучу, там оказалось еще несколько кусков. Вся семья очень обрадовалась этому: накануне они решили, что лиса снесла в трубу все мыло, непонятно было только, каким образом мешок вдруг прохудился. Мосса сама продырявить мешок не могла: он висел слишком высоко.

— А если бы она подпрыгнула, разве она не могла бы схватить мешок зубами? — предположил наконец отец.

Это не пришло в голову ни маме, ни Атсу. Подпрыгнув, она, конечно, могла разорвать мешок, так что мыло посыпалось вниз.

— А как же мыло не свалилось ей на голову? — испугался вдруг Атс. — Если бы какой-нибудь большой кусок упал ей на нос, это могло для нее плохо кончиться.

— Лисе везет, — сказала мама, — мыло не упало ей ни на голову, ни на нос. А вот если бы ты разодрал мешок, нос у тебя был бы весь в крови, как сейчас за ушами.

— Значит, лисе везет больше, чем человеку? — спросил Атс.

— А ты как думаешь? — в свою очередь спросила мама.

На том и кончилась очередная лисья проделка. Но никто на лису особенно не сердился, напротив, все с нетерпением ждали, что она выкинет в следующий удобный момент. Долго ждать не пришлось, но эта история кончилась для всех ее участников куда печальнее, чем они того хотели или могли бы предположить.

Так как Мосса каждый раз, оказываясь на воле, рано или поздно все-таки возвращалась домой, к ней постепенно стали относиться с большим доверием. Скоро все в доме так уверились в ее привязанности, что уже не держали ее за цепь, когда она вместе со всеми отправлялась в лес. Конец цепи, позвякивая, волочился за лисой по пятам, словно бы оповещая всех, где она находится в ту или иную минуту. Атс хотел, чтобы отец надел Моссе на шею маленький бубенчик, но отец предпочел цепь; если это будет необходимо, он может схватить ее и вести лису рядом с собой. Позднее он пришел к выводу, что следовало прислушаться к словам сына, но когда он это понял, было уже поздно. Так часто бывает с хорошими намерениями.