Всеобщая история. - Полибий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
10. Так нередко одно слово, кстати сказанное внушающим доверие человеком, не только отвращает людей от порочнейших поступков, но и побуждает их к благороднейшим действиям. Если к тому же поведение советника в частной жизни согласуется с его речами, то советы его непременно возымеют благотворнейшее действие35; такое согласие слов с делом всякий мог бы легко наблюдать на Филопемене. В одежде и пище он был скромен и прост, равным образом вся внешность его, а также обращение с другими благопристойны и непритязательны36. Зато во всю жизнь он больше всего стремился к тому, что бы говорить только правду. Вот почему даже немногие случайно брошенные им слова покоряли слушателей, ибо своею собственною жизнью он давал образец поведения при всяких обстоятельствах, и потому слушатели его не нуждались в многословии. Вследствие этого он не раз немногими словами решительно опровергал речи своих противников, говоривших долго и, по-видимому, прекрасно, только силою доверия, каким пользовался, и верным пониманием предмета.
Итак, по распущении собрания37 все разошлись обратно по своим городам, преисполненные высокого удивления и к оратору, и к его речи, и убежденные в том, что с таким вождем им нечего опасаться какой бы то ни было беды. Со своей стороны, Филопемен немедленно отправился по городам, быстро и старательно производя этот обход, потом стянул отдельные отряды в одно место, строил их и обучал38, наконец по прошествии восьми месяцев в подготовительных упражнениях он собрал войска под Мантинею с целью сразиться с тираном39 за свободу всех пелопоннесцев.
11. Маханид был твердо уверен в своих силах, и ему казалось, что ничего не могло быть желательнее для него, как это наступление ахеян, а потому, лишь только узнал, что враги собрались в Мантинее, он в Тегее обратился к лакедемонянам с приличным случаю увещанием и на другой же день на рассвете двинулся к Мантинее. Сам он вел фалангу на правом крыле, наемников поместил по обеим сторонам передового отряда на равном расстоянии, за ними шли повозки со множеством машин и метательных снарядов для катапульт. В то же самое время Филопемен, разделив свое войско на три части, вышел из Мантинеи, причем иллирийцы, панцирные воины, а также все наемное войско и легковооруженные направлялись по улице, ведущей к святилищу Посейдона, ближайшей улицей к западу шли фалангиты, а следующей за нею конница из ахейских граждан. Легковооруженными Филопемен занял прежде всего довольно высокий холм перед городом, господствующий над Ксенидской улицей и упомянутым святилищем; вслед за ними по направлению к югу он поставил панцирных воинов, а к ним примыкали иллирийцы. За иллирийцами по той же прямой он поставил разделенные промежутками отряды фаланги вдоль канавы, которая проходит серединою мантинейской равнины к Посейдонову храму и достигает гор, пограничных с областью элифасиев. Подле фалангитов на правом крыле он выстроил ахейскую конницу с Аристенетом димейцем во главе. Левое крыло Филопемен занимал сам со всем наемным войском, отряды коего следовали один за другим.
12. Когда неприятельское войско можно уже было разглядеть хорошо, Филопемен обходил отряды фалангитов и обращался к воинам с кратким, но убедительным словом40 о предстоящей битве. Впрочем, речи его большею частью и не слышали, ибо войска так любили его и были так уверены в нем, что рвались в бой и, как бы вдохновляемые божеством, сами обращались к вождю с увещанием и просили его довериться им и вести их в битву. Однако Филопемен, как только получал возможность говорить, всячески старался пояснить воинам, что в предстоящей битве враг будет сражаться за позорное, постыдное порабощение других, а они — за приснопамятную славную свободу.
Что касается Маханида, то вначале он делал вид, будто намерен повести растянутую в длину фалангу41 против правого неприятельского крыла; но с приближением к противнику, хотя и на достаточном от него расстоянии, он повернул свое войско вправо, растянул правое крыло так, что оно сравнялось с левым крылом ахеян, и выставил впереди по всей линии катапульты в некотором расстоянии одну от другой. Однако Филопемен постиг замыслы противника, понял, что он желает обстреливать из катапульт ряды фалангитов и разрушительным действием снарядов вызвать смятение во всем войске; посему, не теряя времени и не давая врагу опомниться, он приказал тарентинцам тотчас открыть сражение вблизи Посейдонова святилища, на местности ровной и удобной для действий конницы. При виде этого Маханид вынужден был сделать то же и послал вперед своих тарентинцев.
13. Первое время жаркий бой вели одни тарентинцы. Но мало-помалу присоединялись к теснимым воинам легковооруженные, и вскоре все наемные войска с обеих сторон приняли участие в схватке. Противники сражались то массами, то один на один, и долгое время бой шел равный. Прочие войска в ожидании того, в какую сторону понесется пыль42, не могли предугадать исхода сражения и оставались неподвижны на тех самых местах, какие занимали перед началом битвы. Наконец наемники тирана стали одолевать благодаря численному превосходству и приобретенной упражнением ловкости. Впрочем, так именно и должно было быть. Насколько народное войско в свободном государстве ревностнее на войне, нежели подчиненное тирану войско из граждан, настолько чужеземное войско самодержцев должно превосходить наемников в государствах свободных. Так как народ борется за свободу, а тиран за рабство, то одной стороне наемников борьба сулит несомненные выгоды, а другой верный ущерб. Ибо свободное государство, как скоро уничтожит своих врагов, не нуждается больше в наемниках для охраны свободы, тирания наоборот: чем дальше простираются ее вожделения, тем больше нуждается она в наемниках, ибо чем больше число угнетенных тиранией, тем многочисленнее тайные враги ее, а безопасность самодержца покоится всецело на преданности и силе наемного войска.
14. Вот почему и теперь наемное войско Маханида сражалось с такою ревностью и ожесточением, что стоявшие в тылу ахейских наемников иллирийцы и панцирные воины не могли выдержать натиска врагов, все подались назад и бежали в беспорядке по направлению к Мантинее, от этого города отстоящей на семь стадий. То, в чем иные сомневались, обратилось теперь в бесспорную и очевидную для всех истину, именно: большинство военных событий совершается в зависимости от искусства или неумения вождей. Так, если важно счастливому началу битвы положить такой же конец, то еще важнее не потерять присутствия духа после первых неудач, заметить несообразительность счастливого противника и воспользоваться его ошибками для наступления43. И в самом деле, часто можно наблюдать, как вожди, уже мнившие себя победителями, терпят вскоре полное крушение, и наоборот: казавшиеся вначале побежденными неожиданно силою своей сообразительности совершенно изменяют ход дела и одерживают полную победу. То же самое случилось, несомненно, и теперь с двумя военачальниками. Так, когда все наемное войско ахеян обратилось в бегство и их собственное левое крыло было смято, Маханид не воспользовался этим, чтобы частью обойти неприятеля с фланга44, частью ударить спереди и дать решительную битву. Вместо этого он с бессмысленным ребяческим пылом кинулся вслед за своими наемниками и стал теснить бегущих врагов, как будто страх, который обуял отступающих, сам по себе не мог бы загнать их до ворот. 15. Тем временем вождь ахеян всячески старался удержать наемное войско на месте, взывал поименно к его начальникам, ободрял их; потом, когда увидел, что наемники оттеснены, он не бежал в страхе, не отказался малодушно от битвы, но прикрылся левым крылом45 фаланги и, как только преследующие враги пробежали мимо и очистили поле битвы, приказал передним рядам фалангитов повернуть влево и беглым маршем в боевом строю двинулся вперед. Быстро заняв покинутую местность, Филопемен тем самым и отрезал обратный путь погоне и занял положение, господствующее над неприятельским крылом. Своим фалангитам он велел оставаться спокойно на месте до получения от него приказания идти общими силами на врага. Мегалопольцу Полибию46 военачальник приказал собрать уцелевших и не увлеченных бегством иллирийцев, панцирных воинов и наемников, возможно скорее занять место в тылу крыла фаланги и поджидать возвращения врагов из погони. Между тем лакедемоняне47, воодушевленные успехом легковооруженных, не дожидались приказания и с опущенными сарисами устремились на врага, и так достигли края канавы48. Раздумывать и возвращаться было некогда, ибо приходилось отдаваться в руки неприятеля, да и канава не страшила лакедемонян: спуск в нее шел полого издалека, на дне ее не было ни воды, ни каких-либо кустарников, и потому они без оглядки бросились переправляться через канаву.